всегда, зато в жаркие, душные дни он почему-то мгновенно исчезал, не
успев даже появиться. А кваском я и сам был бы не прочь сейчас
угоститься, тем более, что в горле было сухо, как в самом центре
Сахары, да притом еще в полдень, в июле и в период наибольшей солнечной
активности. Я скрылся на кухне и вскоре принес оттуда небольшой бидон с
пятью пол-литровыми пивными кружками.
-- О! -- обрадовался Стоеросов, потирая руки от удовольствия. --
Вот это по-нашему!
Какое-то время слышалось лишь откровенное бульканье переливающейся
из кружек в глотки жидкости, потом все разом опустили на стол
опустевшие емкости и шумно перевели дух.
-- За успех нашего предприятия! -- провозгласил Стоеросов.
-- Всегда бы так, -- крякнул побагровевший Мокроносов, -- а то
приходится пить всякую гадость...
-- Ну, ублажил, соседушко, -- расплылась в довольной улыбке тетя
Клава. -- Где брал-то, у Кузьминишны? -- Я кивнул. -- Ну и правильно.
Женщина совестливая, воды доливает самую малость.
Наступило всеобщее молчание, которое нарушил Евграф Юрьевич.
-- Результаты эксперимента в данный момент обрабатываются в
Научном центре при Совете Большого Колеса, и окончательных выводов,
по-моему, придется ждать еще не скоро. Но как частное лицо я, пожалуй,
возьму на себя смелость сделать некоторые прогнозы. Начну с того, что
результаты превзошли все ожидания, возлагаемые на эксперимент и на вас
в том числе нашими учеными-социологами -- это, по крайней мере, я уже
могу утверждать, даже не зная окончательных выводов Совета. Вам ведь,
кажется, не сообщали о цели эксперимента?
-- Нет, почему же, сообщали, -- возразил я. -- Изучение реакции
среднего жителя Земли на шестое чувство, или телепатию.
Евграф Юрьевич снисходительно улыбнулся и махнул рукой.
-- Да нет, это только частная, побочная цель. Главная же цель --
это выяснение способности и готовности земного человечества к контакту
с высокоразвитыми внеземными цивилизациями. Верно, эта способность
изучалась на примере типичного представителя земного жителя, то есть
вас, уважаемый коллега, но истинный смысл эксперимента до вас, как я
теперь убедился, доведен не был. Что ж, может это и правильно... Так
вот, большинство наших ученых склонялось к мысли, что ваши вечные
земные дрязги, войны, социальные потрясения и сравнительно низкий
уровень жизни поглощает всю энергию землян и отвращает ваши взоры от
Космоса. Другими словами, ваша готовность к вступлению в контакт с нами
или с кем-либо еще очень невелика, и причина здесь не в отсталости
ваших технических средств и всей науки в целом, -- нет, причина кроется
в неготовности вашего самосознания к мирному -- я повторяю: мирному! --
сотрудничеству с иными мирами. Вы все еще "играете в войну", словно
драчливые мальчишки, вы еще не доросли до разумной, созидательной
деятельности в масштабах Галактики, ваш ум еще молод и незрел, как ум
десятилетнего ребенка. Так наши ученые считали до эксперимента.
Эксперименту надлежало подтвердить эту точку зрения, чтобы на многие
тысячи и десятки тысяч лет отложить попытку войти в контакт с вашим
человечеством. Ваша реакция на способность проникать в мысли
посторонних людей должна была окончательно убедить тех немногих
сторонников контакта с вами в низменности помыслов среднего жителя
Земли, а, значит, и всей массы землян в целом. Но прогнозы ученых, к
полнейшей их неожиданности, оказались неверны -- по крайней мере, мне
кажется, что неверны. Вам суждено было нарушить все их планы.
-- Мне? -- спросил я, не потеряв пока еще способности удивляться.
-- Поверьте, я не хотел.
Шеф поморщился и поднял ладонь кверху, пресекая поток моих еще не
высказанных мыслей.
-- Минуточку, Николай Николаевич, я еще не кончил. Так вот,
сначала эксперимент никоим образом не выходил за рамки, ему
предсказанные, но с некоторого момента он свернул круто в сторону,
нарушая тем самым все прогнозы ученых мужей. Но давайте по порядку. На
следующий день после вашего прибытия на Землю вы, как того и следовало
ожидать, поспешили дать волю своей новой способности. Сначала дома,
потом на работе, а к концу дня -- и в метро, вы взахлеб зачитывались
чужими мыслями. Так продолжалось несколько дней. Вреда вы этим никому
не приносили, но и пользы, надо сказать, тоже -- вы щекотали себе
нервы, упивались властью над людьми, -- словом, использовали дар
телепатии в чисто эгоистических целях. Собственно, на такой эффект и
рассчитывали наши специалисты-социологи, вы вели себя именно так, как и
должны были вести себя в данных условиях. Пожалуй, сюда же можно
отнести и вашу авантюру с шахматами: если бы я вовремя не вмешался,
неизвестно еще, чем бы она кончилась. Но вот судьба заносит вас на
Авиамоторную -- и с этого момента начинается цепь событий, нами
совершенно не ожидаемых. Поверьте, во всей этой неприглядной истории с
майором Прониным нет ни самой малейшей доли нашего участия, наоборот,
мы всячески пытались предостеречь вас от впутывания в уголовное дело --
помните стаю верблюдов? все того же фантома в морковном свитере,
который через каждые сто метров "погибал" под колесами вашего
"москвича"? С органами лучше не связываться, мы это уже давно поняли, и
именно поэтому боялись, что вас придется вытаскивать из какой-нибудь
скверной истории, в которую вы наверняка влезете, а активное
вмешательство всегда для нас нежелательно. Но вместо того, чтобы
спасать вас, вы сами спасли -- и кого же? -- нашего ценнейшего
сотрудника! Ну, если не спасли, то, по крайней мере, очень помогли. И
что самое главное, вы сделали это сами, в открытую вступили в схватку с
негодяем, взвалили на свои плечи часть его работы -- и победили его!
Причем, старались вы не для конкретного человека -- Мокроносов был вам
глубоко антипатичен, -- а во имя идеи, во имя справедливости, во имя
торжества добра, наконец. Это смелый, отчаянный шаг, ни в какое
сравнение не идущий с тем сумасбродным поступком, за который вы вполне
заслуженно заработали фингал под глазом. Вы столь безрассудно бросились
выяснять отношения с тремя молодчиками, что нам спешно пришлось
высылать нашего бравого сержанта вам на помощь. Не знаю, чем бы это для
вас кончилось, если бы он не прибыл вовремя. Ну да Бог с ним, с
фингалом, разговор сейчас о другом. Вернемся к истории с убийством.
Ваше поведение в ней настолько поразило наших ученых, смешало все их
карты, поставило в тупик, что первая мысль, которая пришла в их головы,
была: а не ошиблись ли мы с выбором кандидатуры? Но потом наиболее
трезвые и оптимистически настроенные головы предложили иной вариант
ответа: ошибка не в кандидатуре, ошибка во всем земном человечестве.
Проверили ваши данные, характеристики, показатели и пришли к выводу,
что да, все верно, вы -- средний житель Земли, типаж, каких тысячи,
миллионы. Конечно, легче ошибиться в одном человеке, чем во всем
человечестве, но здесь, по-моему, ошибка именно второго рода. Я еще раз
повторяю, дорогой Николай Николаевич, это всего лишь мое собственное
мнение, в основе которого лежит мое длительное знакомство с вами,
непосредственное участие в эксперименте, а также быстрый и
своевременный анализ промежуточных результатов проводимого опыта. Лично
мне кажется, что ваше поведение должно в корне изменить представление
наших правителей о степени готовности земного человечества к
межпланетным контактам с высокоразвитыми внеземными цивилизациями. И я
очень надеюсь, что когда-нибудь мы с вами встретимся открыто, на
равных, но уже как представители равных миров, как друзья, как
сотрудники. Да-да, Николай Николаевич, как сотрудники, ибо космический
контакт -- это всегда сотрудничество, сотрудничество мирное, во благо
обеих сторон. Теперь вы поняли, что на вас лежит, вернее -- лежала,
ответственность за судьбы всего человечества? Вот так-то, Николай
Николаевич, уважаемый мой коллега.
Он снова взглянул на часы, покачал головой и подошел к прибору,
который все также продолжал стоять на столе. И пока он возился с ним,
что-то там крутил, настраивал и переключал, а Мокроносов всячески
помогал ему, я сидел, до глубины души пораженный и чувствовал себя так,
словно вот-вот должен проснуться, но сон никак не кончается, все
тянется, тянется, тянется -- до бесконечности, и я знаю, что это сон,
что все это неправда, что вот сейчас я проснусь и вздохну с
облегчением, -- но проснуться не в состоянии.
Стоеросов по-свойски разгуливал по комнате и свистел что-то из
"Машины времени", а тетя Клава с усердием листала иллюстрированный
журнал "UFO" (вот что значит работать в "Союзпечати"!). Но вот она
что-то обнаружила, аккуратно разгладила страницу рукой, подняла на меня
хитрые глаза и ласково так поманила пальчиком.
-- Иди сюда, соседушко, -- пропела она ангельским голоском, --
покажу кое-что... Узнаешь? -- спросила она, когда я приблизился.
Фотография была во всю страницу, но качество оставляло желать
лучшего. На фоне сумеречного, предвечернего неба вырисовывались
нечеткие контуры НЛО. Неясная тревога заставила меня напрячь зрение и
приглядеться повнимательнее. Что-то очень смутное, знакомое, недавнее
виделось мне в этом летающем объекте. Ну так и есть! Это же арнольдова
колымага! Надо же, уже в американский журнал угодила!
-- Узнал, узнал, голубчик, -- удовлетворенно хмыкнула тетя Клава.
-- Вот что, соседушко, бери его себе на память, весь журнал бери. Да
бери, не стесняйся, мне он все равно ни к чему.
-- Большое спасибо, тетя Клава, -- искренне поблагодарил я ее,
бережно принимая журнал из ее рук.
-- Так, -- произнес наконец Евграф Юрьевич, заканчивая возню у
стола, -- все готово, Николай Николаевич. Сейчас мы подключим к вашей
голове сеть электродов, вы уснете, а когда проснетесь, все, касающееся
вашего посещения Большого Колеса, эксперимента и всевозможных контактов
с нами, включая и сегодняшний разговор, исчезнет из вашей памяти
навсегда. Попутно мы лишим вас шестого чувства -- телепатии. Это совсем
не больно. Вам когда-нибудь делали энцефалограмму? Ну так вот это почти
то же самое. Готовы?
Вопрос был адресован Мокроносову. Тот в последний раз чем-то
щелкнул в приборе, смахнул рукавом пыль с блестящей верхней панели и
поднял на шефа глаза.
-- Готов.
-- Вы, Николай Николаевич?
Я кивнул.
-- Тогда прошу к столу.
Сержант Стоеросов предупредительно пододвинул к столу мое кресло,
меня бережно усадили в него, Евграф Юрьевич одарил меня столь редкой на
его устах улыбкой, желая, видимо, подбодрить и успокоить, потом
холодные металлические электроды облепили мою голову, провода обвили ее
электрической паутиной, что-то зажужжало, загудело, замигало... Почти
тотчас же я стал проваливаться в небытие, теряя чувство реальности,
освобождаясь от телесных оков, уносясь в бесконечность... Но прежде чем
забыться, я услышал голоса -- раздраженный Евграфа Юрьевича и
испуганно-виноватый Мокроносова.
-- Где восьмой электрод?
-- Клянусь, был здесь!
-- Вы что, не видите, что его здесь нет?
-- Ума не приложу, куда он мог задеваться...
-- Вы за это ответите... Растяпа! Кто отвечает за комплектность
прибора?
-- Я...
-- Вам известна схема? На какую функцию головного мозга направлено
действие восьмого электрода?
Ответ Мокроносова я уже не слышал...
Глава последняя
Очнулся я от вспышки. В глаза брызнул яркий свет и стал жечь их
сквозь смеженные веки. Электрод... кажется, восьмой. Да-да, что-то в
этом роде... Нет, не помню. Что они там со мной делают? Что-то с
памятью... Я открыл глаза и тут же снова зажмурил их.
Утреннее солнце, только что выглянувшее из-за тучи, настойчиво
било в лицо. Я окончательно проснулся и сел.
Было семь часов. Небо пылало сквозь незашторенное окно и слепило
меня своей чистотой, безоблачностью (последняя туча стремительно
растворилась) и бездонной голубизной. Комната была пуста -- ни ночных
