не меньше. А ведь если Питер не сделает задание в срок, шеф наверняка ему
ничего не заплатит. В этом он не сомневался. А если заплатит, то что такое
тридцать процентов при такой дороговизне? Так, подачка нищему...
Но Питер не думал отказываться от предложенной ему работы. Юношеский
оптимизм и вера в свои силы, а также желание самоутвердиться, толкнули его
на эту заранее обреченную на провал авантюру.
Вечером, взяв у квартирной хозяйки пишущую машинку, которая у нее
очень кстати оказалась, Питер принялся за работу. Было семь часов, когда
его палец впервые коснулся клавиши сего незамысловатого печатающего
устройства. В двенадцать часов ночи он собирался закончить сегодняшнюю
часть работы, так как именно в двенадцать по телевизору начиналась прямая
трансляция футбольного матча между командами городского университета и
сборной Города. Не следует забывать, что Питеру было только девятнадцать
лет, поэтому нет ничего удивительного в том, что он, как, впрочем, и
большинство его сверстников, страстно увлекался футболом. Причем футбол для
Питера был не только зрелищем, скрашивающим его серую жизнь, но и объектом
приложения его юношеских сил. Он играл в одной местной команде и, хотя
особых способностей не обнаружил, получал, тем не менее, огромное
удовольствие от этого занятия.
Именно этим объясняется его горячее желание не пропустить матч по
телевизору. Добрая хозяйка, потакая страсти Питера, разрешила ему
пользоваться своим телевизором, который стоял в ее гостиной, а иногда даже
звала его сама, когда, по ее мнению, передавали что-нибудь интересное.
Будильник, заведенный на двенадцать часов, стоял на письменном столе
Питера. Сначала с трудом, а потом все более и более осваиваясь с
клавиатурой, он принялся за работу. Успеть бы до двенадцати, твердил он про
себя. Успеть бы... успеть... Машинально печатая страницу за страницей, он
думал о своей жизни. Он думал о дяде Джонатане, милом, добром дяде, ушедшем
в мир иной, о Лилиан, маленькой бедной девочке, которую так и не сумел
найти, о матери, отце, о своем одиночестве... Он думал, думал, думал... Он
думал и бил по клавишам, бил до боли в пальцах, до ряби в глазах, до
тошноты. Голова кружилась, хотелось есть, но еще больше хотелось спать.
Когда же зазвонит этот проклятый будильник?
И вот, наконец, долгожданный звонок. Все!.. Питер встал, расправил
затекшие плечи, и тут... Его взгляд упал на стопку рукописных листов; рядом
лежала другая стопка, с машинописным текстом, такая же толстая и
внушительная, Как же это?.. Неужели он перепечатал всю рукопись за эти
несколько часов? Питер засыпал стоя. Еле передвигая ноги, он добрался до
кровати, буквально рухнул в нее и тут же забылся в тяжелом сне. О
футбольном матче он и не вспомнил.
Утром он встал на редкость бодрым и полным сил. Текст, напечатанный
накануне, действительно был реальностью, а не плодом больного воображения,
как Питер решил было в первые минуты после пробуждения. Дрожащими руками он
перелистал машинописные страницы. Факт оставался фактом. За пять часов он
выполнил работу, которую не рассчитывал сделать и за неделю,
Питер протер глаза. Он никак не мог понять, каким образом это ему
удалось. По здравому размышлению он решил, что за те пять часов он просто
физически не мог сделать такую огромную работу. Однако он ее сделал. И это
приводило его в замешательство. Интересно, как на это среагирует шеф?
Когда Питер принес Крафту перепечатанную рукопись, тот долго
рассматривал ее, вертел в руках, даже нюхал, а потом, не скрывая удивления,
спросил;
- Уже? И вы... вы все это сами сделали, господин Селвин?
- Разумеется, - ответил Питер. - Видите? - Он показал Крафту
покрасневшие и опухшие пальцы.
- Феноменально! - прошептал Крафт. - Вот что, господин Селвин, -
обратился он к Питеру, во второй раз за утро назвав его "господином", чего
прежде не делал никогда, - я заплачу вам не тридцать, а пятьдесят
процентов, и буду платить вам эти деньги ежемесячно, если вы и впредь
будете работать столь же результативно.
Последние слова Крафта услышал рассыльный, в этот момент входивший в
кабинет, и у него от изумления отвисла челюсть. Как же! Неслыханная
щедрость...
- А за работу спасибо, - закончил Крафт. - Идите, господин Селвин,
я вызову вас, когда понадобитесь.
"Господин" окончательно добил рассыльного, и он выскочил из кабинета,
забыв, зачем приходил.
С этого дня нотариус засыпал Питера работой. То надо было что-то
перепечатать, то переписать, то переброшюровать, то составить какой-то
документ - все это ложилось теперь на плечи бедного Питера. Крафт уже
усвоил, что, как бы велико не было задание, Питер Селвин выполнит его за
один вечер. Крафт не понимал, в чем заключается фантастическая
работоспособность его помощника, но и не понимая этого, он был очень
доволен создавшимся положением.
Питер не питал иллюзий относительно внезапной щедрости шефа. Поэтому
он не очень удивился, хотя и был, конечно, огорчен, когда в день выдачи
жалования получил не больше, а меньше обычного. Обратившись к Крафту за
разъяснениями, Питер получил следующий ответ:
- Вот как? Простите, господин Селвин, вышло недоразумение. В
следующем месяце вы получите все сполна. Обещаю вам это. Идите,
работайте!..
Теперь все вечера Питер корпел над этими дурацкими заданиями, за
которые не получал ни гроша, и часто вместо ужина ему приходилось
проглатывать очередное обещание этого мошенника Крафта.
Необычная способность Питера заканчивать все дела к заранее
намеченному им сроку, каким бы малым этот срок не был, заставила Питера
внимательней приглядеться к себе. Если, например, ему нужно было сделать
работу за час и закончить ее к восьми вечера, то он, как бы медленно ее ни
делал, ровно в восемь ставил последнюю точку. Но самое удивительное было в
том, что этот час для него тянулся бесконечно долго, гораздо дольше, чем
это положено обычному, незапланированному часу. Ему казалось, что за это
время проходило пять, шесть, семь, а то и все двенадцать часов. Но,
взглянув на будильник, Питер убеждался в обратном: проходил только час. Не
могли же часы так феноменально отставать, причем каждый раз по-разному!
Обычно после подобных бдений он сразу же засыпал, утомленный до предела, а
если сон не шел к нему, то Питер чувствовал волчий аппетит и набрасывался
на еду так, словно голодал по меньшей мере неделю. Даже квартирная хозяйка
заметила, что ее постоялец стал непомерно много есть.
Постепенно Питер стал приходить к мысли, пока довольно смутной и
неясной, что время для него в эти часы течет по другому закону, с другой
скоростью.
И вот однажды Питер решил поставить эксперимент: он купил в соседней
лавке метроном, отрегулировал его по часам так, чтобы они работали
синхронно, поставил рядом с будильником и стал наблюдать за маятником.
Метроном мерно отсчитывал секунды. Затаив дыхание, Питер мысленно приказал
ему в пять раз сократить частоту ударов. И метроном послушался его! Маятник
теперь медленно, слишком медленно раскачивался из стороны в сторону. Но
ведь в метрономе могло что-нибудь сломаться! Питер прислушался к
будильнику. Часы тоже, словно сговорившись с метрономом, замедлили свой
ход. Сердце юноши бешено заколотилось. Он не мог понять, как ему это
удалось, но ему теперь стало совершенно ясно, что он получил власть над
временем. Это событие привело его в такой восторг, что он от радости
выскочил из своей комнаты в коридор и... По коридору, медленно и плавно,
словно паря в воздухе, плыла его квартирная хозяйка, госпожа Додж, с
подносом в руках. Вот она поставила одну ногу, потом вторую... Все это
напоминало какие-то фантастические замедленные съемки. Питер вбежал в свою
комнату и прислушался. Звуки, доносившиеся с улицы через раскрытое окно,
теперь тоже изменились. Они стали протяжными, плавными, неестественными.
Питер упал в кресло и задумался. Значит, время по его, Питера, мысленному
приказу замедлило свой ход в пять раз. Но неужели такое возможно? Уж не с
ума ли он сошел? И тут Питер со всей ясностью понял, что не время вообще
стало течь медленнее, а его, Питера, собственное, или внутреннее, время
ускорило свой ход. Он стал в пять раз быстрее жить! А почему в пять? А если
в десять?.. И маятник еще в два раза сбавил частоту ударов. А в сто, тысячу
раз?!.. Маятник почти совсем остановился. А если... Питер чуть не
задохнулся от волнения. Стоп, время!.. И тут же наступила мертвая тишина.
Маятник замер. Выглянув в коридор, он увидел неподвижную фигуру госпожи
Додж. Питер выскочил на улицу.
Автомобили и пешеходы, дети и собаки, деревья и сам воздух - все
замерло в странной, пугающей неподвижности. Город застыл. Да один ли Город!
Вся Земля, вся Вселенная! Весь мир!.. Вот это да!.. Возбужденный юноша
шагал по улицам, заглядывал в глаза прохожим, хватал их за носы, дергал за
уши... Но вскоре веселье сменилось каким-то смутным беспокойством. Эта
неподвижная масса людей, только что поглощенная заботами и мчащаяся
неведомо куда, всколыхнула в душе Питера какие-то неприятные воспоминания.
Где-то он уже видел нечто подобное... Но где?.. И тут он вспомнил. Шесть
лет назад, мертвая деревня, отец и мать, умершие странной смертью... И
груда мертвых тел, улыбающихся, хохочущих беззвучным смехом, глядящих вдаль
невидящими стеклянными глазами... Нет, хватит этого ужаса!.. Питер вернулся
домой. У него пропало всякое желание экспериментировать дальше. Все,
довольно! Время, вперед!.. Маятник снова застучал, а с улицы в комнату
ворвался обычный вечерний шум, неожиданно громкий и резкий. В дверь
постучалась госпожа Додж и внесла поднос с ужином.
- Господин Селвин, можно к вам? - она подозрительно посмотрела на
него поверх очков. - Вы сейчас не выходили из комнаты?
- Не... нет, - неуверенно ответил Питер, пытливо заглядывая в глаза
доброй старушки. - А что?
- Да нет, ничего. Просто показалось.
Она поставила поднос на стол и, кряхтя, бормоча что-то под нос и качая
головой, вышла.
Прошел месяц. Выпал снег, покрыв землю пушистым белым одеялом, ударили
первые морозы. Зима вступила в свои права.
В конторе Крафта все оставалось по-прежнему. Все также Питер Селвин,
так и не получивший прибавки к жалованию, выполнял помимо основной работы
еще и дополнительные задания, которые получал лично от шефа. Питер не очень
огорчался, когда в очередной раз открывал тощий конвертик с жалованием и не
находил там ожидаемой суммы; он уже не надеялся, что шеф выполнит свое
обещание. Он теперь всецело был поглощен новым свойством своего организма.
Теперь он, наконец, понял, каким образом ему удавалось в короткий срок
выполнять задания Крафта: сам того не сознавая, он растягивал время так,
что его ему хватало как раз на выполнение очередной работы, причем время
меняло скорость своего движения каждый раз по-разному. Эта скорость
зависела от объема работы и того срока, который намечал себе Питер, исходя
из каких-то своих соображений. В первый раз, например, этот срок
ограничивался началом футбольного матча.
Потом, когда этот процесс вышел из области подсознания и Питер стал
подходить к нему вполне осознанно, юноша просто отдавал мысленный приказ
времени сократить свой ход в пять, десять или двадцать раз. Но он никогда
больше не останавливал его совсем. Полная остановка времени вселяла в него
ужас и ассоциировалась в его сознании с мертвой деревней, со смертью. Да в
этом и не было необходимости. Питеру и так теперь на все хватало времени,
ведь он был его полным хозяином!
К великому изумлению сотрудников нотариальной конторы "Крафт и К‡"
после Рождества шеф в два раза повысил жалование Питеру Селвину, сделав его
своим главным помощником, и, что самое главное, освободил его от ночных
работ, предоставив ему возможность заниматься теми же делами днем, на
рабочем месте. Видимо, Крафт понял, что может потерять столь ценного
сотрудника, если и впредь будет безнаказанно эксплуатировать бедного юношу.
