Климова мужчины сложили из камней и глины небольшую печь, за что Мария
Семеновна была им очень благодарна, построили навес от солнца и дождя,
под которым укрыли самодельный стол, и провели ряд других работ по
благоустройству лагеря. Набор столовых принадлежностей благодаря тому
же Климову резко возрос. Он обеспечил всех не только ложками, но и
деревянными мисками, а главной поварихе подарил мастерски выточенный из
сосны половник. Борис откуда-то привел испуганную козу, и теперь у
колонистов каждое утро было свежее молоко. А в перспективе Борис
грозился завести персонального мамонта и использовать его на работах по
подъему тяжестей, как это практикуют в Индии со слонами.
Шли дни. Лагерь принял совершенно жилой вид. Частокол, возведенный
для защиты от непрошеных гостей, обособил колонию от окружающего
первобытного мира и придал ей уют. Для проезда автобуса и прохода людей
в частоколе решено было сделать ворота, и, хотя место для них оставили,
сами ворота еще готовы не были. Проем оставался, пожалуй, самым
уязвимым местом в обороне лагеря.
Однажды, после очередной поездки, Николай с унылым видом подошел к
инженеру и, вытирая руки, сказал:
-- Олег Павлович, горючее на исходе, от силы осталось на час
непрерывной езды.
Олег Павлович помрачнел:
-- Это плохо. Это очень плохо. Это просто ужасно. Но рано или
поздно это должно было случиться. И мы это знали, только надеялись, что
до этого дело не дойдет. Все! Пора прекращать выезды. А то... Ладно,
вечером обсудим этот вопрос со всеми вместе.
После ужина Олег Павлович попросил никого не расходиться. Когда
все собрались, инженер поведал колонистам о своем утреннем разговоре с
Николаем.
-- Что будем делать, товарищи? -- спросил Олег Павлович, когда
страсти, рожденные неприятной вестью, наконец улеглись.
-- Бороться до победного конца! -- выкрикнул Климов. -- Садиться
на автобус и ехать, пока не провалимся в эту чертову трещину.
-- А если не провалимся? Тогда что? -- спросила Мария Семеновна.
-- Бросать автобус и идти пешком в лагерь? Нет, я не согласна. Автобус
нам нужен как воздух. Это и наше укрытие и, пока еще есть хоть капля
горючего, средство передвижения. Нет, мы не можем идти на такую жертву
ради сомнительного успеха.
-- А я согласен с Семеном Степановичем! -- воскликнул Борис. --
Надо рисковать. Олег Павлович, вы-то как думаете?
Инженер долго молчал, ковыряя веткой тлеющий костер.
-- Вот что я думаю, -- наконец сказал он. -- По-моему, нужно
выбрать золотую середину. Да, сейчас мы бросить автобус не можем. Мария
Семеновна права, в автобусе, действительно, наша сила, это наш дом,
наше укрытие от ветров, непогоды и врагов. Все это верно. Но и сидеть
сложа руки тоже нельзя. Мы должны во что бы то ни стало найти эту
ускользающую от нас трещину. И рано или поздно мы ее найдем, если,
конечно, она еще не исчезла. А то, что она еще не исчезла, это я знаю
точно. Вот что я нашел сегодня перед ужином в двухстах метрах вниз по
течению реки, -- и он вынул из кармана обыкновенную газету.
-- Ну и что, -- пожал плечами Борис. -- Газета как газета.
Наверное, кто-нибудь из наших обронил.
-- Вот и я так сначала подумал, -- продолжал Олег Павлович, -- но
потом случайно взглянул на число и...
-- Какое? -- вскочил Климов, сверкая от нетерпения глазами.
-- Двадцать седьмое мая!
-- А мы провалились семнадцатого, -- сказал Николай, -- значит,
она оттуда?
-- Вот именно!
-- Дайте ее мне! -- взмолился Климов и, не дожидаясь ответа,
буквально выхватил газету из рук инженера. -- Так, "Труд", 27 мая, все
верно...
С горящими от возбуждения глазами Климов впился в драгоценную
находку -- весточку из двадцатого столетия. В течение следующих
нескольких минут он полностью отключился от внешнего мира и с головой
окунулся в знакомый, слишком знакомый мир далекого будущего.
-- Семен Степанович, прошу вас, не отвлекайтесь, дело слишком
серьезное, -- попытался вернуть к действительности Климова Олег
Павлович. -- Необходимо наметить дальнейший план действий. Я предлагаю
следующее. Каждый день, с одиннадцати до двенадцати, мы будем
производить наши традиционные вылазки, но только в пешем порядке.
Конечно, эффективность этих вылазок будет уже не та, но нам выбирать не
приходится. Параллельно мы будем вести работы по укреплению лагеря. А
когда мы сможем постоять за себя сами, не прибегая к помощи сего
транспортного средства, тогда совершим на нем свою последнюю поездку и
используем этот последний шанс до конца. Авось повезет!
Предложение Олега Павловича было принято не столь дружно, как
следовало того ожидать. Климов и Борис стояли на своем, то есть на
немедленном выезде. За один час, утверждали они, автобус пройдет
столько, сколько пешком человек протопает за неделю, а если учесть, что
среди колонистов есть женщины, то и того больше. Соответственно шансы
нащупать трещину во много раз возрастают, и есть, по их мнению, прямой
смысл рисковать.
Остальная часть колонии придерживалась мнения Олега Павловича. В
конце концов большинство, конечно, восторжествовало, но Климов с
Борисом своего мнения так и не переменили.
-- Да поймите вы, -- горячился Олег Павлович, -- что среди нас
женщины. Мы не можем рисковать ими. Лучше выждать. Я же не отказываюсь
от вашего плана окончательно, я лишь предлагаю отсрочить его до лучших
времен.
-- Да и вы поймите, -- парировал Климов, -- что мы здесь живем,
как на вулкане, и лишний день, даже лишний час, проведенный в этом
мире, может стоить всем нам жизни. Как раз именно потому, что среди нас
женщины и мы не имеем права рисковать, я считаю ваш план абсурдным.
Олег Павлович только развел руками. Спор был прекращен теми, кто
выдвигался в качестве главного аргумента, то есть женщинами. Они
полностью поддержали инженера, и оппозиционерам пришлось сдаться.
И снова потянулись дни...
На исходе третьей недели дом был почти готов, но проем в заборе
оставался открытым, так как возникла трудность с петлями, обойти
которую пока что не представлялось возможным. Климов ломал голову над
этой проблемой днями и ночами, но ответа не находил.
Однажды вечером Николай, проводив колонистов ко сну, расположился
с псом Первым у костра и приготовился коротать отведенные ему часы
дежурства в одиночестве. Климов, собиравшийся было составить Николаю
компанию, сослался на нездоровье и пошел спать.
Николай потеребил собаку за ухом и, вздохнув, обратился к ней со
следующим монологом:
-- Ну что, псина, хорошо тебе тут живется? На воле, на природе,
среди лесов и рек, как далекие твои предки. Небось у прежнего своего
хозяина дни и ночи коротала в темном коридоре, где-нибудь в пыльном
углу на рваном половике. Так ведь? Вижу, что так.
Пес Первый преданно смотрел в глаза человеку и молотил хвостом по
сухой земле.
-- А здесь тебе каждый день кусок мяса обеспечен, хочешь --
зайчатина, хочешь -- медвежатина, а хочешь -- оленина. Вот это жизнь!
Верно?
Но пес больше не слушал своего хозяина. Он вскочил, настороженно
вскинул уши и, глядя в сторону леса, зарычал.
-- Что там? Зверь, наверное, какой...
В этот момент в лесу раздался дикий вопль, и в проеме между двумя
половинами частокола, в том самом месте, где должны быть ворота,
Николай увидел дикаря, отчаянно машущего руками, а метрах в десяти
позади него несся здоровенный детина с дубинкой.
Николай вскочил на ноги. "Арбалет!" -- вспомнил он про забытое им
оружие и бросился к автобусу. Навстречу ему уже бежал Борис...
Тиун со своими собратьями по племени шел на юг. Готовилась большая
охота на пришельцев, спустившихся с неба на странном звере. Боги
повелели воинам племени завладеть этим зверем, а пришельцев убить.
Пришельцы устроили свое стойбище на земле племени Древесных Людей, но
вождь решил, что зверь должен попасть в племя Людей Огня, то есть его,
Тиуна, племя, поэтому считаться с законом, запрещавшим вступать на
земли соседних племен, вождь счел не обязательным. Законы устанавливает
сильнейший, а Люди Огня были сильнее всех.
Тиуну было восемнадцать лет. Он отличался крепким, стройным телом,
гордой осанкой и голубыми глазами, в которых светился природный ум, не
свойственный его соплеменникам. Он был не похож на других мужчин своего
племени, и за это его не любили и боялись. Его далекие предки также
спустились с неба на большом звере, но это было очень давно, еще тогда,
когда его родное племя не знало огня и было слабым и зависимым от
сильных некогда Древесных Людей. Может быть, поэтому черты его лица
были более тонкими и правильными, нежели у остальных его соплеменников.
Большой зверь его далеких предков давно уже умер, а его останки
принесены в жертву богам. И вот теперь новый большой зверь принес новых
пришельцев, которых нужно убить, а зверя поймать. Так велят боги. Так
велит вождь. С тяжелым сердцем шел Тиун на охоту. Смутное беспокойство
терзало его душу. Он не хотел никого убивать, но и не мог ослушаться
богов. За неповиновение богам грозила смерть.
Группа воинов, насчитывающая около двух десятков человек, бесшумно
вошла в лес. Решено было напасть на пришельцев со стороны деревьев; это
давало возможность подойти к врагам незаметно и застать их врасплох.
Несколько раз Тиун ловил на себе настороженные взгляды Древесных Людей,
с опаской наблюдавших с деревьев за Людьми Огня. Но Тиун знал, что те
не решатся напасть на столь сильный отряд грозного противника. Молча
провожая их взглядами, Древесные Люди передавали одним им известным
способом вести о продвижении группы воинов из соседнего племени.
Тиун вспомнил, как три дня назад он убил Древесного Человека,
внезапно бросившегося на него со старой сосны. Тогда он чудом увернулся
от просвистевшего у самого виска камня, зато теперь у него есть
огромный блестящий зуб, висевший у пояса. Откуда мог взяться этот зуб у
Древесного Человека? Зуб был длинный, прямой и острый, с деревянной
рукояткой и очень удобно помещавшийся в руке. Обладание столь грозным
оружием заставило Людей Огня с чувством уважения и даже почтения
относиться к молодому воину, и именно благодаря ему Тиун сейчас
участвует в опасном и ответственном походе. Молодые воины редко
удостаивались такой чести. Ведь любой поход -- это добыча, а добыча --
это богатство, власть. Но Тиун был не рад этому. Он не хотел убивать
пришельцев, он вообще не любил убивать. Кровь далеких предков,
спустившихся с неба, восставала против насилия, против войны.
Он должен спасти их.
Ведь его предки -- тоже пришельцы.
Напасть решили ночью, под покровом темноты. Перед самым закатом
солнца Люди Огня вышли на исходный рубеж метрах в ста к югу от лагеря
пришельцев. Здесь они затаились в ожидании темноты.
Тиун лежал на мягкой подстилке из мха, скрытый густым орешником, и
наблюдал сквозь молодую листву весеннего леса за мелькавшими вдали
тенями пришельцев. Рядом, держа в руке увесистую дубинку, сопел
свирепого вида детина по прозвищу Таран и с нетерпением ждал сигнала к
нападению. Тиун брезгливо поморщился.
Лагерь пришельцев был обнесен высоким частоколом, и лишь небольшой
проход в середине его давал возможность проникнуть внутрь.
Тиун вспомнил недавнего пленника и его внезапное исчезновение.
Странное впечатление, которое произвел пленник на Тиуна, до сих пор не
изгладилось. Он смутно чувствовал, что пленник имеет какое-то отношение
к пришельцам, и в глубине души был рад, что тому удалось бежать...
Темнело. Костер, горевший в лагере пришельцев, был ясно виден
сквозь ворота в частоколе. У костра отчетливо вырисовывалась фигура
сидящего человека. Вскоре шум в лагере затих, и лишь сухие березовые
поленья лениво потрескивали в огне. Как же им помочь?
Наступившая в лагере пришельцев тишина изменила планы Людей Огня:
напасть решили не ночью, а теперь же, при свете вечерних сумерек. Люди
Огня бесшумно двинулись к лагерю, провожаемые взглядами десятков глаз
