свидетелей: к 12.00 -- Валентину Храпову, к 14.00 -- Максима Чудакова.
Потом поехал к Боброву.
При выходе Щеглов столкнулся со старшим лейтенантом Мокроусовым --
одним из его помощников по расследовании дела об убийстве профессора
Красницкого. Именно Мокроусов занимался выяснением личности Боброва.
-- А я к вам, Семен Кондратьевич, -- обратился к Щеглову старший
лейтенант.
-- А, Мокроусов, -- обрадовался Щеглов. -- Вы как раз кстати.
Узнали что-нибудь о Боброве?
-- Да, и довольно любопытное.
-- Вот и отлично. Садитесь со мной в машину, по дороге все и
расскажете. Я как раз к Боброву.
-- Бобров Михаил Павлович, тысяча девятьсот сорок девятого года
рождения, -- начал Мокроусов, когда оба сотрудника угрозыска уселись на
заднем сиденье служебного автомобили, -- русский, женат, имеет сына,
который сейчас служит в армии, ранее не судим. В данный момент работает
грузчиком в мебельном магазине номер... номер у меня где-то записан...
-- Неважно, -- нетерпеливо перебил его Щеглов. -- Дальше.
-- Но в мебельном он работает всего лишь год, да и в Москве он
живет немногим более года. До переезда в столицу он работал в
таллиннском порту -- и тоже грузчиком.
-- В таллиннском порту, вот как? -- насторожился Щеглов. -- Гм...
Интересно.
-- Ничего предосудительного за ним замечено не было -- ни там, ни
здесь.
-- Вам удалось установить, где он был двадцать седьмого июня в два
часа пополудни?
-- Нет, не успел, Семен Кондратьевич. Ведь для этого по крайней
мере нужен опрос свидетелей, а на это необходимо время.
-- Да, это верно, -- согласился Щеглов. -- Хорошо, спасибо и на
этом. А каким образом он в Москве оказался?
Мокроусов пожал плечами и кратко ответил:
-- Обмен. Это все, что мне известно.
-- Ясно.
Машина остановилась на Чкалова, пятьдесят восемь.
-- Идемте со мной, -- пригласил помощника следователь. -- Вы мне
можете понадобиться.
Дверь открыла супруга Боброва, миловидная полная женщина средних
лет, видимо, хлопотавшая по хозяйству.
-- А Михаила нет, -- сказала она, удивленно оглядывая обоих
мужчин. -- Он с полчаса как ушел на работу. Вы по какому, собственно,
делу?
Щеглов предъявил удостоверение и молча вошел в квартиру. Квартира
была богатой, но, как несколько часов спустя выразился по поводу
аналогичной квартиры в Таллинне некто Виталий Барабанов, представляла
собой скорее склад дорогих безделушек, нежели со вкусом обставленное
жилье. Однако не убранство бобровской квартиры заинтересовало Щеглова,
а нечто другое, сразу бросившееся ему в глаза, как только он переступил
порог.
-- Это ружье вашего мужа? -- спросил он, кивая головой на стену,
отлично просматриваемую из коридора.
-- Да, это его ружье, -- ответила Боброва.
-- Разрешите взглянуть на него, -- попросил Щеглов.
-- Разумеется. Я сейчас вам его принесу.
-- Не надо, я сам, -- остановил хозяйку Щеглов и, отстранив ее
рукой, прошел в комнату.
Осторожно сняв ружье со стены, он обнаружил на нем слой пыли по
крайней мере трехмесячной давности. Щеглов криво усмехнулся и понимающе
кивнул. Да, именно на это он и рассчитывал. Позавчера Храпов, зайдя к
Боброву, видел это ружье, но это было не его ружье. Его ружье в этот
самый момент находилось в руках убийцы. И Бобров, похоже, был этим
самым убийцей. Да, неплохо разыграно.
-- Может быть, вы мне все-таки объясните, что произошло? -- с
тревогой спросила хозяйка, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
Щеглов сокрушенно покачал головой.
-- Боюсь, ничего утешительного я вам сообщить не могу. Из ружья,
которое находилось у вашего мужа, было совершено убийство.
-- Этого не может быть, -- твердо возразила женщина. -- Ружье
висит здесь, почитай, уже с полгода. И никто его отсюда не снимал.
-- Совершенно верно, это ружье висит здесь давно, но у вашего мужа
было еще одно. Вам ничего о нем не известно?
Хозяйка отрицательно покачала головой.
-- Я в охотничьи дела своего мужа не вмешиваюсь. К сожалению, --
добавила она тихо.
-- Да, к сожалению, -- согласился Щеглов. -- Вспомните, во сколько
ваш муж вернулся домой двадцать седьмого июня. Позавчера.
Женщина на минуту задумалась; видно было, что от волнения она не
может сосредоточиться.
-- Как обычно, -- наконец ответила она, -- в начале восьмого. А вы
что, подозреваете Михаила в этом... убийстве? -- Голос ее задрожал,
когда она произносила последнее слово.
Щеглов развел руками.
-- Факты -- упрямая вещь, -- сказал он, -- и пока что они
свидетельствуют не в пользу вашего супруга. Но мы далеки от мысли
считать его сопричастным к преступлению, пока не будут собраны все
улики, вплоть до самых мельчайших.
-- Улики против Михаила? -- упавшим голосом спросила Боброва.
-- Улики, изобличающие преступника, -- поправил ее Щеглов. -- А
кто им окажется -- это определит следствие. Вернее, определит суд, а
следствие лишь предоставит необходимые материалы. Пока же, повторяю,
против вашего супруга есть одна очень серьезная улика: ружье, из
которого стреляли в человека... Всего вам хорошего. Если вы не
возражаете, ружье мы возьмем с собой.
-- Боброва надо брать, -- убежденно сказал Мокроусов, когда они
вышли на улицу. -- Чует мое сердце -- он был в Снегирях двадцать
седьмого июня.
-- А вот это мы как раз сейчас и выясним, -- ответил Щеглов. --
Если, конечно, застанем его в магазине.
Мебельный магазин, в котором Бобров работал грузчиком, размещался
на соседней улице и еще издали привлек внимание сыщиков многочисленными
кучками людей, жаждущих приобрести мебельный дефицит и терпеливо
топтавшихся у стен неприступного торгового заведения. Магазин еще не
открылся, но жизнь в нем уже кипела вовсю.
В кабинете директора работников уголовного розыска встретил
маленький юркий человечек с хитрым взглядом прищуренных глаз и
подобострастной улыбкой.
-- Директор магазина Мормышкин Степан Ильич. Чем могу служить? --
прощебетал он после того, как Щеглов представился.
Из беседы с директором выяснилось, что весь день двадцать седьмого
июня Бобров находился на работе и ушел домой около семи вечера.
-- А вы не могли бы нам его показать? -- попросил Щеглов.
-- К сожалению, сейчас Бобров отсутствует. Вы ведь понимаете,
товарищи, что, помимо работ непосредственно в магазине, наши грузчики
должны разгружать мебель при доставке ее населению. -- Директор,
казалось, извинялся перед товарищами из МУРа.
-- Вот как? -- Щеглов весь напрягся. -- И как длительны бывают эти
отлучки?
-- Бывают весьма длительны, -- уклончиво ответил директор
Мормышкин.
-- Так, значит, и двадцать седьмого Бобров отлучался? -- с
надеждой спросил следователь.
-- Нет, -- на этот раз уверенно ответил директор. -- Я могу
совершенно точно сказать, что тот день Бобров, как ни странно,
безвыездно провел на работе и в развозке мебели не участвовал.
-- Странно? Почему же?
-- Понимаете ли, -- директор замялся, -- обычно грузчики рвутся в
такие поездки -- подкалымить можно где-нибудь на стороне, да и с
клиента лишний червонец взять никто не помешает. Но в тот день Бобров
сидел в магазине, это могут подтвердить многие из наших работников.
Щеглов в недоумении поскреб затылок. Выходит, у Боброва
стопроцентное алиби. В профессора Красницкого стрелял не он. Но именно
его безупречное алиби окончательно укрепило Щеглова в мысли, что
Бобров, если и не принимал личного участия в преступлении, то, по
крайней мере, активно помогал готовить его. Действительно, не слишком
ли явно пытался Бобров подчеркнуть свое алиби, отказываясь от выгодных
поездок? Ведь для создания алиби совсем не обязательно было сидеть в
магазине у всех на виду, достаточно было заполучить в свидетели шофера
или, в крайнем случае, клиента -- и алиби было бы столь же безупречным,
но куда менее броским. Да, здесь Бобров перегнул палку. Но если не
Бобров, то кто же? Кому он передал храповское ружье?
-- Разве вас не интересует, товарищ Мормышкин, причина нашего
интереса? -- спросил Щеглов, пристально разглядывая маленького
директора. -- В подобных случаях люди обычно сгорают от любопытства.
Директор хитро улыбнулся, сощурив свои маленькие глазки.
-- Я, знаете ли, в дела органов не вмешиваюсь. Раз интересуетесь,
значит, так надо. Если же вы сочтете возможным сообщить мне что-нибудь,
то это вы сделаете сами. В таких случаях я предпочитаю придерживаться
пассивной позиции.
-- Разумный подход, -- согласился Щеглов. -- И часто у вас бывают
такие случаи?
-- Да бывают, -- уклончиво ответил директор. -- Только все больше
по линии ОБХСС. Мебель, знаете ли... А вот и Бобров! -- вдруг
воскликнул он, тыча пальцем в окно.
Прямо перед окном остановилось грузовое такси. Из него вывалился
здоровенный детина под два метра ростом и вперевалку направился к
магазину. Щеглов невольно нащупал пистолет в кармане. "Вот так бугай!
-- с непонятным чувством подумал он. -- Такому место как раз в порту".
-- Вы разрешите нам побеседовать с ним? -- попросил директора
Щеглов. -- И если можно, здесь, в вашем кабинете.
-- Конечно, конечно! -- вскочил Мормышкин. -- О чем речь!
Он приоткрыл дверь и крикнул кому-то:
-- Петрович! Скажи Боброву, что я его жду!
Через минуту вошел Бобров. Руки и плечевой пояс его были настолько
развиты, что он вполне мог бы выступать на соревнованиях по культуризму
-- и наверняка вышел бы в лидеры. Но то, что возвышалось у него над
плечами, производило впечатление совершенно потрясающее. Маленькая
голова венчала толстую мускулистую шею, и все вместе это -- то есть шея
с головой -- напоминало некий обрубок с торчащими в разные стороны
ушами и коротким ежиком жестких, как проволока, волос.
-- Вызывал, шеф? -- неожиданным тенором спросил Бобров и
настороженно покосился маленькими глазками на двух незнакомцев.
-- Вызывал, Бобров, вызывал, -- ответил директор магазина. -- Вот
эти два товарища из уголовного розыска желают с тобой побеседовать...
Мне выйти? -- обратился он к Щеглову.
-- Если вас не затруднит.
-- Конечно, конечно! Я же все понимаю...
Директор вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, а Бобров, не
дожидаясь приглашения, развалился в отчаянно заскрипевшем кресле шефа.
-- Вы Бобров Михаил Павлович? -- начал Щеглов.
-- Да, я Бобров Михаил Павлович, -- ответил тот, закуривая. -- О
чем же вы хотели со мной побеседовать, товарищ начальник?
Щеглов решил действовать напролом.
-- Вы подозреваетесь, гражданин Бобров, -- резко произнес он, -- в
убийстве некоего профессора Красницкого...
Щеглову показалось, что Бобров вздрогнул, но уже в следующий
момент мебельный грузчик нагло ухмылялся и пускал дым в потолок.
-- Продолжайте, -- произнес он фамильярным тоном, -- я люблю
слушать про убийства и вообще всякую детективную дребедень. Особенно
про Жеглова с Шараповым.
-- Не паясничайте, Бобров, -- строго сказал следователь Щеглов, --
вам это не поможет. Если вы невиновны...
-- А, так вы еще сомневаетесь! Нет уж, я сознаюсь сразу: да, я
убил и этого вашего профессора, и еще с десяток других, а заодно трех
академиков и четырех депутатов Верховного Совета. Нет, вру, -- пятерых!
Точно, пятерых!.. -- Глаза Боброва постепенно наливались кровью; вдруг
он вскочил и заревел: -- Вы что, думаете, вам все позволено?! Не те
сейчас времена! Честного трудового человека обвинять в убийстве!
Пролетария, можно сказать! И в то время, когда враги перестройки снова
поднимают головы, когда преступность растет не по дням, а по часам,
когда мафия проникла во все сферы нашей жизни, а от рэкета нет покоя ни
днем, ни ночью!.. Не позволю!!
Щеглов молча выслушал этот монолог оскорбленного достоинства и
спокойно спросил:
-- Вам знаком человек по имени Алфред Мартинес?
Бобров застыл на полуслове и вытаращился на Щеглова, забыв закрыть
