Около десяти позвонил сотрудник, дежуривший на АТС, и сообщил, что
за все время наблюдения за телефоном в квартире Боброва был
зарегистрирован всего один звонок. Звонил сам Бобров, вчера, в десять
часов вечера, некоему Курганову и обещал завтра, то есть уже сегодня,
"забежать буквально на одну минуту".
-- Так что ж вы раньше молчали! -- взорвался Щеглов, поражаясь
нерасторопности своих сотрудников, и бросил трубку.
Оперативник, тотчас же выехавший к Курганову, застал хозяина в
полнейшем недоумении, причем недоумение это было вызвано не столько
появлением милиции, сколько вчерашним звонком "неизвестного типа,
который даже не соизволил представиться". Причем на обещание Боброва
"забежать" Курганов не успел даже ответить, так как тот сразу же бросил
трубку.
-- Ясно, -- проворчал Щеглов, когда получил это известие. -- В
кошки-мышки решил поиграть с нами Бобров. На ложный след наводит.
Ладно, мы это ему еще припомним. А за квартирой Курганова понаблюдайте
-- мало ли что...
Состоявшаяся вскоре после этого беседа сначала с Прокофьевым,
соседом Боброва по подъезду, а затем с женой последнего, не принесла
никаких видимых результатов. Несколько штрихов к общей картине
вчерашнего вечера, правда, добавила гражданка Боброва, но они не меняли
существа уже имеющейся в распоряжении следствия информации. По ее
словам, муж вчера был раздражителен, мрачен, часто брался за телефон,
но тут же бросал его, на вопросы не отвечал, копался в каких-то
документах, шарахался от темных окон. Но что больше всего поразило ее,
так это его полнейшее безразличие к футбольному матчу "Динамо" (Москва)
-- ЦСКА, транслировавшемуся вчера по телевизору; подобного раньше не
случалось. Сам страстный болельщик, Щеглов понял, в каком состоянии
находился вчера вечером Бобров, и даже где-то в глубине души
посочувствовал ему.
В начале двенадцатого появился лейтенант Веселовский и принес
известие, окончательно расстроившее следователя Щеглова. Лейтенант
тщательно исследовал все возможные связи Боброва, начиная с родственных
и кончая служебными, и установил, что сегодня в шесть часов утра Бобров
на несколько минут заходил к одному своему приятелю, некоему Бурдюку
Остапу Валериановичу, и забрал у него оставленный сутками раньше
небольшой чемоданчик. На вопрос, что было в чемоданчике и зачем Бобров
его оставлял, Бурдюк пожал плечами и ответил, что не знает и в чужие
дела вмешиваться обыкновения не имеет, а если товарищи из милиции столь
любопытны, то пусть спросят у самого Боброва, что, зачем и почему.
Одним словом, последняя нить, связывавшая следствие с исчезнувшим
преступником, оборвалась. Правда, Щеглов сделал отчаянную попытку
отыскать такси, которым должен был воспользоваться Бобров ночью, чтобы
добраться до Бурдюка, но эта попытка не принесла успеха. Бобров вполне
мог воспользоваться услугами частника, что он наверняка и сделал, и
тогда любые попытки становились совершенно бессмысленными.
Щеглов был реалистом, и как реалист отлично понимал, что Бобров
для него потерян, и потерян безвозвратно. Только неосторожный шаг мог
случайно обнаружить его, но такой серьезный противник, как Бобров,
наверняка не совершит ошибки и не выдаст себя, раз ему уже однажды
посчастливилось уйти от возмездия. Но наблюдения с дома Боброва Щеглов
решил пока не снимать.
Объявился Чудаков. Совершенно уже не надеясь застать его дома,
следователь Щеглов в очередной раз набрал его номер и, к своему
великому удивлению, услышал голос пропавшего экспедитора.
Их краткий разговор уже приводился выше.
В первом часу дня поступила наконец долгожданная весть из
Таллинна. Эстонские коллеги сообщали, что буквально полчаса назад к ним
явился некто гражданин Барабанов и сделал важное сообщение, причем
просил передать его в Москву лично следователю Щеглову. Сообщение
содержало ни много ни мало как московский адрес Алфреда Мартинеса,
судового радиста с "Академика Булкина". На вопрос таллиннских
сотрудников, почему посетитель считает необходимым довести эту
информацию до их сведения, он смущенно ответил, что делает это лишь из
опасения, что его друг, Максим Чудаков, частным образом расследующий
убийство профессора Красницкого, может попасть в беду; Мартинес же, по
мнению Чудакова, и есть убийца профессора. Если этот факт неизвестен
следователю Щеглову, добавил он, то пусть ему его сообщат.
Опять Чудаков! Снова сует нос не в свое дело! Ну, он дождется...
Следователь Щеглов сердито покачал головой и внезапно поймал себя на
мысли, что испытывает к этому пронырливому малому невольное чувство
симпатии. Но взгляд, брошенный им на только что полученный из Таллинна
адрес Алфреда Мартинеса, тут же заставил его забыть и о Чудакове, и о
Барабанове, и даже о потухшей сигарете в углу его рта. Улица Чкалова,
дом пятьдесят восемь... Так ведь это адрес Боброва! Цепь замкнулась.
Теперь совершенно ясно, что Алфред Мартинес -- убийца, вернее,
исполнитель преступления, а Бобров -- его инициатор, идейный
вдохновитель. Видимо, профессор Красницкий раскрыл какую-то их аферу, и
они решили убрать случайного свидетеля. Одно непонятно: почему вчера,
будучи у Бобровых, ни Щеглов, ни Мокроусов не заметили в квартире
следов пребывания там еще одного человека -- неуловимого Мартинеса.
Правда, они и не думали его там искать, вполне возможно, что в тот
момент он просто отсутствовал, а хозяйка не сообщила о нем по той
простой причине, что об этом ее никто не спрашивал. И все же... все же
профессиональное чутье и интуиция сыщика должны были подсказать им
правильное направление поисков. Ведь наверняка в квартире Бобровых были
какие-то, на первый взгляд незаметные, детали, указывающие на
присутствие постороннего человека. Но теперь поздно об этом вспоминать.
Теперь надо действовать.
Щеглов срочно вызвал опергруппу и выехал во главе ее на задержание
преступника. На этот раз судьба благоприятствовала ему: он прибыл
вовремя. Шум борьбы и звон бьющейся посуды, доносившиеся из квартиры
Бобровых, вынудили оперативников незамедлительно выломать дверь. На
полу, усыпанном осколками, рыча и изрыгая проклятия, катались два
совершенно одинаковых тела, и только наметанный глаз следователя
Щеглова помог ему распознать в одном из них пропавшего Максима
Чудакова. Значит, вторым был Алфред Мартинес...
Глава одиннадцатая
-- Жив, герой?
Чудаков с трудом открыл глаза и ничего не увидел. Все было
белым-бело, только справа немного ярче, а слева темнее. Да, конечно, он
в больнице. Чудаков это сразу понял. Ведь не на том же он свете!..
Постепенно взгляд его сфокусировался, и он увидел белый потолок, белый
пододеяльник, женщину во всем белом, мелькнувшую мимо, белые шторы, не
дающие ярко-белому солнцу ворваться в белую палату, белый халат на
плечах следователя Щеглова... Щеглов!
Чудаков окончательно пришел в себя. Он с удивлением и тревогой
взирал на улыбающегося следователя и ничего не понимал.
-- Жив, говорю, герой? -- снова услышал он голос Щеглова.
-- А где Мартинес? -- прохрипел Максим и сам не узнал своего
голоса.
-- Ну, раз готов сразу в бой идти -- значит, жив, --
удовлетворенно отметил Щеглов. -- Не волнуйся, парень, твой Мартинес в
надежном месте.
Да, он в больнице. Голова его забинтована -- краем глаза он увидел
повязку, но ни боли, ни желания оставаться здесь он не испытывал. Вот
только предательская слабость... Максим попытался подняться, но руки
задрожали, подогнулись, и он со стоном упал на подушку.
-- Лежи, лежи, герой, -- с неожиданной теплотой произнес Щеглов.
-- Ты потерял много крови, и теперь тебе надо отлежаться.
Щеглов в небрежно накинутом на плечи халате сидел на краю его
кровати и заботливо смотрел на осунувшееся лицо Чудакова.
-- Здравствуйте, гражданин следователь, -- произнес Максим.
-- Почему гражданин? Заладил: гражданин, гражданин... -- нарочито
сердясь, ответил Щеглов. -- Насмотрелся, поди, фильмов. У меня ведь
имя-отчество есть, к твоему сведению... Ну, давай, что ли, знакомиться.
Семен Кондратьевич. -- И следователь Щеглов протянул руку.
-- Максим. Максим Чудаков, -- ответил на рукопожатие больной. --
Очень рад познакомиться. Давно я здесь?
-- Вторые сутки. Он ведь тебя головой об угол серванта шарахнул,
артерию перебил. А так ты в целости и сохранности, скоро на ноги
встанешь.
Только сейчас Максим заметил, что грозный следователь обращается к
нему на "ты", и ему стало как-то теплее на душе. Он улыбнулся.
-- Спасибо, что пришли, гражданин... Семен Кондратьевич.
Расскажите, пожалуйста, чем закончилось дело -- если, конечно, можно.
-- В глазах Чудакова вспыхнул жгучий интерес.
-- Я бы рад, но... -- шепотом произнес Щеглов и многозначительно
покосился на дверь. Оттуда уже слышался шум приближающихся шагов. Вот
дверь отворилась, и в палату вошел врач -- строгая женщина средних лет
в белоснежно-белом халате.
-- Я вижу, больной полным ходом идет на поправку, -- произнесла
она мягким голосом. -- К сожалению, -- обратилась она к Щеглову, -- на
этом посещение придется прервать. Больной еще очень слаб.
-- Да, да, конечно, -- засуетился Щеглов и встал. -- Я зайду
завтра, -- кивнул он Чудакову. -- Тогда и расскажу обо всем.
Поправляйся, герой. Всего хорошего, доктор.
Следователь ушел, оставив врача наедине с пациентом. И потянулись
долгие часы томительного ожидания.
Щеглов пришел только через два дня. К этому времени Максим уже
свободно передвигался по палате и чувствовал себя намного лучше.
-- А вот и я! -- поприветствовал его с порога следователь. --
Извини, что не пришел вчера, -- дела. Зато теперь есть что рассказать.
Щеглов был в приподнятом настроении и весь так и сгорал от желания
поделиться с кем-нибудь своими новостями -- наверняка, хорошими.
-- Врачиха разрешила, -- продолжал он, сжимая своей жилистой
пятерней худую ладонь Чудакова, -- говорит, теперь можно, даже нужно. А
то, говорит, тоскует наш больной, все в окно смотрит, ждет чего-то. Ну,
я-то знаю, чего больной ждет. -- Щеглов хитро подмигнул. -- Только
прежде я хотел бы услышать твой рассказ. Все-таки мое положение
обязывает знать все первым. Идет?
-- Идет, -- согласился Максим и поведал следователю свою историю,
начав ее со случайно подслушанного телефонного разговора в кабинете
Щеглова и кончая авантюрой с Мартинесом.
Щеглов слушал молча, то и дело качая головой и разводя руками, а
порой даже закатывал глаза, не имея возможности передать свои чувства
словами.
-- Нет, это просто уму непостижимо! -- воскликнул он, когда
рассказ был окончен. -- Да не подоспей мы вовремя, тебя б, дурака,
давно в живых не было! На что ты рассчитывал, горе-герой?
Чудаков смущенно пожал плечами.
-- На то, наверное, -- ответил он тихо, -- что мы с Мартинесом
одной весовой категории. По крайней мере, я на это надеялся.
-- Ну и как, твои надежды оправдались? -- усмехнулся Щеглов
сердито.
-- Не совсем, -- потупив взор, ответил Чудаков.
-- Не совсем! -- воскликнул следователь, быстро зашагав по палате.
-- Да это "не совсем" чуть не стоило тебе жизни! Ты хоть это понимаешь?
Чудаков кивнул.
-- Ничего ты не понимаешь!.. Да уж ладно, -- Щеглов безнадежно
махнул рукой, -- не буду тебе мораль читать, а то, чего доброго,
обидишься. Горбатого, как говорится, могила исправит. Лучше выслушай
мой рассказ.
Первая часть рассказа уже известна читателю, поэтому нет смысла
повторять ее здесь; начинался и заканчивался он точно так же, как и
рассказ Чудакова: с телефонного звонка и схваткой с Мартинесом. Но вот
вторая половина наверняка вызовет интерес не только у главного героя
этой повести.
-- С Мартинесом мы церемониться не стали, -- говорил Щеглов, -- и
сразу выложили ему все, что знали и о чем догадывались. Приперли, так
сказать, к стене. Допросили его прямо у Боброва, воспользовавшись его
психическим состоянием. Конечно, ни в какое сравнение с Бобровым этот
