Стон вырвался из его груди, глаза гневно блеснули. Он с силой
ударил кулаком по столу.
-- И повинны в этом люди! Жадные, алчные, злобные, ничтожные,
преисполненные ненависти друг к другу, мечтающие лишь о мести и сытом,
животном благополучии, это они, они довели планету до гибели! Грядет
конец света, и нет от него спасения! -- Лесник судорожно схватился за
горло. -- Они убили ее, нашу Землю, и теперь гибнут сами. Это
Апокалипсис, новый и последний Апокалипсис...
-- Дедушка! Дедушка!..
Игорю было жутко, таким деда он видел впервые. Но вот взгляд
лесника потускнел, голова бессильно опустилась на руки.
-- Мои слова пугают тебя, Игорь, прости, но я не хочу скрывать от
тебя правды, потому что ты мужчина. Ты должен знать все, чтобы быть
готовым к самому худшему.
Игорь молчал, мысли его путались. Как-то разом исчезли из головы
вдруг все вопросы, изо дня в день томившие мальчика, но так и не
произнесенные вслух, а на их месте, заслоняя мрачною своей громадой
весь свет -- и пролетевшее за бетонными стенами "пятьдесят восьмого"
детство, и далеких отца с матерью (где вы сейчас, милые?), и даже
самого деда Мартына, -- восстал из черных глубин небытия один
единственный, и от единственности своей еще более жуткий, неотвратимый
вопрос: неужели и я тоже? неужели и мне суждено, со всеми вместе? со
всей Землей?.. А ведь так хочется жить...
Нет, не может быть, все еще изменится к лучшему, не может не
измениться. Дедушка слишком сгущает краски.
-- Время вспять не повернуть, -- через силу выдавливал слова дед
Мартын, словно отвечал на тайные мысли внука. -- Земля умирает, это
бесспорно, но прежде чем погибнуть самой, она сметет со своего
израненного лика всю эту мерзость, весь этот гнус, сметет, умоется
собственной кровью, вздохнет в последний раз -- и тихо отойдет.
-- Дедушка, не надо! -- в ужасе закричал Игорь. -- Не говори так!
Не надо!
Дед Мартын грустно улыбнулся.
-- Я напугал тебя, мой мальчик, снова напугал. Прости старого
дурака. -- Голос его стал тихим, чуть слышным.
Воцарилось неловкое молчание. Дед тяжело поднялся и подошел к
окну. Там, за окном, весеннее солнце ярко серебрило снежный покров.
-- Ты должен был узнать правду, Игорь. Теперь ты ее знаешь. Ведь
ты мужчина, так?
Игорь кивнул: да, он мужчина, он смело встретит опасность, лицом к
лицу. И все же...
-- Когда же все это началось? -- От постарался придать своему
голосу твердость и деловитость, но голос предательски дрожал.
Старый лесник обернулся.
-- Когда? О, это началось в тот роковой день, когда человек
поставил себя над природой, провозгласил себя венцом эволюции и царем
Мира. Вот с тех пор и начала гибнуть наша кормилица.
-- Я не о том, дедушка...
-- Знаю, что не о том, -- кивнул дед Мартын. -- Помнишь недавнюю
катастрофу на Новой Земле? А ядерные испытания в Неваде? Они прогремели
одновременно, эти дьявольские взрывы, и Землю насквозь пронзило ядерной
стрелой, поразило в самое сердце. Об этом ведь много писали, только
никто тогда ничего не понял... да и сейчас мало кто понимает. -- Он
подошел к мальчику вплотную и положил жилистые руки, руки былинного
русского богатыря, ему на плечи. -- Знаешь, паренек, не ходи больше на
озеро.
Игорь удивленно вскинул брови.
-- Но почему?
-- Потому, что это опасно. Не ходи, и все тут, -- отрезал дед.
-- Ты боишься, что я встречусь с желтым человеком?
-- И этого тоже. Но еще больше я боюсь иного, неведомого.
Внезапная опасность вдвойне, втройне страшнее ожидаемой, она бьет
наповал, в самый неподходящий момент. Ее сила именно в
непредсказуемости.
-- Откуда же ты знаешь, дедушка, что на озеро ходить опасно?
Дед Мартын задумчиво посмотрел на внука.
-- Знаю, Игорь. Назови это интуицией. Пожил бы ты с мое в тайге,
понял бы, о чем я толкую. Тянет с озера чем-то нехорошим, что-то с ним
неладное творится. Вот и сейчас, чуешь? -- Он потянул носом. -- Ветер
как раз оттуда. Неужели не чуешь?
Игорь с шумом втянул в себя воздух. В нос шибанул терпкий запах
хвои и подтаившего снега. И все, ничего такого, что могло бы внушить
опасения. Он растерянно посмотрел на деда.
-- А я чую, -- сказал тот. -- Гадостью какой-то несет, вроде как
нашатырем...
7.
"И ничем таким не пахнет, -- час спустя думал Игорь, направляясь к
озеру тайком от деда. -- Если уж я и в самом деле мужчина, то должен
сам убедиться, что с озером что-то происходит".
Все же он не рискнул спуститься на лед, а выбрал самый крутой
берег, высившийся не только над озером, но и над всей округой -- с этой
кручи он любил нестись на лыжах вниз, доезжая аж до самой середины
озера. Здесь и решил остановиться, чтобы внимательно осмотреть
Медвежье.
...Тайга стонала. Только теперь, когда похрустывание снега под
лыжами да шум собственного дыхания не нарушали более покой и тишину
таежного леса, он вдруг ясно расслышал, вернее, не расслышал, а скорее
уловил тихое, едва различимое постанывание. Стонало все вокруг -- и
снег, и вековые деревья, и само небо, и даже солнце, стонало тихо,
настолько тихо, что вполне могло сойти за слуховые галлюцинации,
навеянные событиями последних дней и мрачными прогнозами деда Мартына.
Но Игорь не тешил себя иллюзиями (ведь он мужчина и должен смотреть
правде в глаза): сквозь беззаботное щебетанье лесных пичуг и мерное
потрескивание длинноствольных сосен он отчетливо различил посторонний
звук, исполненный боли и нечеловеческого страдания. Звук, словно
взывающий о помощи. Игорю стало не по себе.
Странно. Птицы не решались лететь над озером Медвежьим, а огибали
его стороной, по широкой дуге.
Чье-то присутствие. Сзади. Кто-то протяжно, с подвыванием, зевнул.
Игорь напрягся и резко обернулся.
В трех шагах от него желтым монстром маячил Марс, пропавший дедов
пес, и лукаво подмигивал. С языка его стекала желтая слюна и тут же
жадно впитывалась снегом. Вот и все, обреченно подумал мальчик, боясь
шевельнуть даже пальцем. Сейчас он кинется на меня, и тогда...
Пританцовывающей походкой Марс засеменил к Игорю, тихонько
повизгивая, скаля желтые зубы в каком-то жутком подобии улыбки, и
дружелюбно повиливая пушистым хвостом, но... но передние лапы его вдруг
скользнули по твердому гладкому насту, оставляя на снегу рваные желтые
борозды, и пес кубарем покатился по склону вниз, к озеру. Ледяной
волной прошелся ужас по сердцу мальчика -- и тут же отхлынул. Марс
исчез. Желтый след обрывался у самого льда. Над озером пронесся
судорожный вздох, лед чуть вздыбился, затрещал, хрустнул и снова осел.
В лицо пахнуло зловонным горячим смрадом, что-то едкое и знакомое
уловил он в этом тошнотворном запахе. Что-то, о чем говорил дед Мартын.
Аммиак...
Как он очутился в сторожке, Игорь уже не помнил -- ноги принесли
его сами.
8.
Дед Мартын строго отчитал внука за самовольную отлучку, а потом
долго прижимал его к своей волосатой щеке и молчал.
Остаток дня прошел в тягостной тишине: говорить ни о чем не
хотелось. Игорь так и не сказал деду о Марсе. Воздух был словно
наэлектризован, смутное беспокойство и безотчетная тревога крадучись
забирались в сердца мужчин, вселяя страх, рождая первые признаки
паники. Оба ждали грозы, грозы последней и неотвратимой. Теперь уже и
мальчик знал, что она неизбежна.
Глава четвертая
Даже если ты восторжествуешь на время, тем хуже для тебя:
удар грядет. он настигнет и повергнет тебя в самый разгар
торжества, твоего.
...час этот может быть страшен: огнь, вихрь и буря, гнет
гнева Господнего.
Шри Ауробиндо,
"Час Бога"
1.
Вечером того же дня, сразу после заката, в доме появились гости.
Они ввалились в комнату внезапно, сразу всем скопом, словно намереваясь
застать хозяев врасплох. Ими оказались трое мужчин, двое в грубых,
видавших виды телогрейках и третий в солдатской шинели; у двоих в руках
грозно сверкнули новенькие автоматы. Их давно не бритые физиономии и
настороженные, оценивающие взгляды заставили деда Мартына собраться и
как бы случайно оказаться вблизи от стоявшей в углу двустволки. С
минуту пришельцы молча, по-волчьи, озирались по сторонам, потом один из
них, ярко-рыжий детина, шагнул вперед и прохрипел:
-- Пустишь нас переночевать, а, хозяин? Мы геологи, от своих
отбились. Утром мы уйдем.
Старый лесник ответил не сразу.
-- Что ж, -- произнес он наконец, -- коли на одну ночь,
располагайтесь. Ужинать будете?
-- А как же, -- за всех ответил рыжий.
-- Выпить есть, старик? -- спросил тип в шинели, со шрамом на
подбородке. -- Продрогли мы, погреться не мешало б.
-- Спиртного в доме не держу, -- сухо ответил дед Мартын.
-- Зря, -- с досадой бросил тип в шинели.
За стол уселись с оружием. Дед подал им тушеную оленину с грибами.
Гости жадно набросились на еду, и какое-то время из-за стола доносились
лишь чавканье и голодное сопение. Когда гости слегка насытились, дед
Мартын, не сводивший с них пристального взгляда, поинтересовался:
-- Что ж вы, граждане геологи, прямо с оружием за стол сели?
-- Стволы казенные, мало ли что случится, -- не отрываясь от
тарелки, проскрипел рыжий.
-- А что может случиться в доме старого лесника? -- усмехнулся дед
Мартын. -- Мне ваши стволы не нужны, а чужие здесь не ходят.
Гости не удостоили его ответом.
-- Я и не знал, что геологам автоматы положены, -- с наивным
недоумением произнес Игорь, до сих пор не проронивший ни слова.
-- А ты, малец, много чего не знаешь, -- грубо оборвал его тип со
шрамом.
-- В тайге неспокойно, -- пояснил рыжий, обращаясь к деду Мартыну,
-- говорят, какая-то нечисть по лесам бродит, вот нам и выдали по два
ствола на троих, так, на всякий случай, в целях личной самообороны.
-- Ясно, -- сказал дед, взял двустволку и вышел.
-- Куда это он? -- резко спросил третий гость, до сего момента
хранивший молчание, и схватился за автомат.
-- Сиди! -- рявкнул рыжий, встал и подошел к окну. Снаружи
поскрипывал снег под сапогами деда Мартына.
-- Бродит старый хрен, -- буркнул рыжий, вглядываясь в пыльное
стекло. -- Что-то фонарем высвечивает.
Про Игоря, казалось, все трое и думать забыли.
Родившаяся где-то в подсознании мальчика мысль сразу же при
появлении незнакомцев теперь вдруг обрела совершенно четкий и
определенный смысл. "Да никакие они не геологи, -- в ужасе подумал
Игорь. -- Это самые настоящие бандиты! У них на лицах все написано".
Вернулся дед Мартын.
-- Куда ходил, старик? -- грубо спросил третий "геолог".
-- Я не обязан давать отчет в своих действиях,- сухо, с
достоинством ответил старый лесник, -- тем более людям, попросившимся
на ночлег.
-- Поумерь свой пыл, Иван Иваныч, -- цыкнул на третьего рыжий, а
затем обратился к деду Мартыну, изображая на своем грубом лице некое
подобие примирительной улыбки: -- Не обращай на него внимания, хозяин,
его вчера ночью чуть было "желтолицый" не облобызал, во сне. Ха-ха-ха!
Вот он и дергается, как уж на сковородке. А так он мужик добрый,
покладистый, отличный семьянин и бывший член партии. Верно толкую, Иван
Иваныч?
-- Да пошел ты, -- огрызнулся тот и бросил злобный взгляд на деда
Мартына.
-- Нет, а все же, старик, куда это тебя носило на ночь глядя? --
спросил рыжий, прищурившись. Это было не обычное праздное любопытство,
а жесткое требование.
В отличие от внука, дед Мартын распознал в "геологах" беглых зэков
сразу же, как только те вошли в дом, а дальнейшее их поведение лишь
утвердило его в этой мысли. Но заявлять о своем открытии во
всеуслышанье было бы равносильно отпиливанию сука, на котором сидишь --
тут же последовало бы ответное действие ночных гостей, могущее привести
