настолько, чтобы всякая попытка выйти за рамки приличий оказалась для нее
невыносимо болезненной - политически и, главное, экономически. Но вместо
разумной деятельности по прорастанию Европы в Россию ее стали обносить
флажками, словно волков. Что же оставалось делать России? Строить великую
армию? Но это - производное действие, а не основное: чтобы строить что
угодно, нужно сперва раздобыть денег.
России нужны были деньги и союзники взамен тех, которых она потеряла
еще на первом этапе распада, когда перестал существовать Варшавский пакт.
Она принялась искать в единственном направлении, где имело смысл.
Вам известно, в каком: на Юго-Востоке. И нашла. И то, и другое. Нашла
даже больше, чем искала. Началось с Ирана, а чем завершается - вы сейчас и
сами видите результаты невооруженным глазом.
- Полно, - усомнился советник. - Так ли все хорошо на самом деле?..
Слушать их было скучно: все, что они там обсасывали, было
давным-давно известно любому, кого это интересовало. И тем не менее такие
прописные истины придется пережевывать еще не год и не два. Запад - и
американцы прежде всего - никогда ни черта не понимали в русских делах.
Боюсь, что даже татарское нашествие вольно или невольно представлялось им
чем-то вроде войны с индейцами, потому что в их подкорке других критериев
для сравнения просто не существовало. А трагические "тридцать седьмые"
сравнивались с порой маккартизма; как говорится - господин учитель, я
хотел бы иметь ваши заботы. Вот почему они не в состоянии - да и не хотят
- понять основную и истинную причину смены румбов. Еще Нашествие обручило
нас с Азией; и все последующие столетия мы лишь то и делали, что убегали
от Востока - а он не гнался, он просто не отпускал. Еще в начале века
Россия выглядела утесом на берегу океана - бурного океана, который, ни на
миг не стихая, все подтачивал и подмывал основание кряжа, южное основание,
на котором и покоилось величие России, ее фундаментальность. Океан ислама.
Можно было, конечно, строить какие-то дамбы и волноломы - но такие
полумеры давали разве что моральное удовлетворение, и очень ненадолго.
Опасность колоссального, воистину рокового оползня росла. И не исключено,
Европа ждала, когда он произойдет: тогда то, что осталось бы от России,
можно было бы принять в Европу без всяких опасений - и на самом деле
оказалось бы всего лишь окраиной, никак не более. Убежать от судьбы было
некуда: куда ни устремись, Россию с собой не унесешь...
И оставалось лишь одно: повернуть и идти навстречу. Не для того,
чтобы сокрушить - это исключалось, - но чтобы утихомирить океан, перестав
быть для него неприступным. Тем более что пучина была богата упитанными
золотыми рыбками...
Нет иностранцу такая информация была ни к нему - хотя бы по той
причине, что у Штатов никогда не было внешних границ с исламским миром.
Правда, теперь возникали внутренние - но это уже их проблема.
Те двое все еще болтали. Или то было не одно лишь сотрясение воздуха?
- ...Я изложил вам, советник, все обстоятельства, определившие
развитие событий.
- Знаете, - сказал советник, покачивая головой и при этом как бы
невзначай скользнув взглядом по моей фигуре, - если все заключается лишь в
том, чтобы помешать Соединенным Штатам контролировать мировое движение
нефти, то ваша игра заранее проиграна. Да и вообще... когда планы строятся
на одном человеке, они могут рухнуть в любой миг: человек уязвим, не так
ли? Даже и ваш экзотический претендент...
Говоря это, советник снова стрельнул взглядом по диагонали - то есть
в сторону пальмы, что разделяла нас. Я внутренне ухмыльнулся. Браво,
старик. Спасибо за ненавязчивое предупреждение.
Но тут мне пришлось отвлечься от роли непрошеного слушателя. Потому
что, в очередной раз окинув взглядом доступное ему пространство - а
устроился я удачно, и виден был почти весь зал, - я обнаружил, что
известный мне американец, к разговору с которым я внутренне готовился,
утратил, похоже, надежду отыскать меня и нашел себе другого собеседника, а
именно - Липсиса. Естественно, слышать их я не мог; попытался читать по
губам - но когда говорят по-английски, меня нередко ожидает фиаско.
Неподалеку от них все тот же суетливый официант с подносом застыл, как бы
выбирая новый маршрут. Он их наверняка слышал.
Ну что же, спасибо, произнес я мысленно. Часть информации, ради
которой я и пришел сюда, передана и мною получена. Их операция утверждена
и начата. Значит, я действительно приехал вовремя. Будет много сенсаций.
Есть над чем подумать. Теперь хорошо было бы удалиться в благостную
тишину гостиничного номера. Но главные дела на этом приеме у меня еще не
сделаны. Терпеливо жду, как и рекомендовал мой иранский друг. Его я,
кстати, тоже больше не вижу "между здесь", как говорилось в старом
анекдоте. Уверен, что он сейчас докладывает шейху...
Но эта мысль оказалась ошибочной. Потому что не успела она
завершиться точкой, как сам шейх Абу Мансур появился в зале.
Он неторопливо, как и диктовал его статус, спустился по лестнице со
второго этажа. Не один, разумеется; ему невместно находиться в
одиночестве. Но кроме лиц, которым положено не отрываться от него более
чем на метр-другой, в окружении шейха находился человек, которому там
вроде бы совершенно не полагалось пребывать: экс-каперанг Игорь Седов, он
же - частное лицо Изя Липсис, двоеподданный гражданин. Добился-таки
аудиенции. Любопытно: с каким результатом?
Какие-то предположения можно было сделать, уже внимательно поглядев
на их лица. Шейх Абу Мансур был серьезен, губы его выражали некоторое
неудовольствие с едва уловимой примесью презрения; и хотя Изя, державшийся
на полшага сзади, продолжал усердно шевелить губами, шейх ни на миллиметр
не поворачивал головы в его сторону, и нельзя было сказать - слышит ли он
его вообще. Что касается Изи, то мина его была скорее лимонно-кислой, чем
какой-либо другой. Иными словами, результат был если не налицо, то, во
всяком случае, на лицах.
Так-то оно так; но и шейх, и Липсис были людьми весьма опытными. Так
что усердно показываемое ими отчуждение на самом деле могло
свидетельствовать как раз о противоположном. Вот если бы они ласково
улыбались друг другу - это говорило бы о провале переговоров. А такая вот
мрачность на глазах у десятков заинтересованных дипломатов, журналистов,
разведчиков и прочих наводит скорее на противоположные выводы. Очень
интересно...
Еще не успев ступить на пол, шейх Абу Мансур медленно повел взглядом
влево; то есть в моем направлении. Увидел меня. Я немедленно тронулся
навстречу ему. Он слегка кивнул. И, сойдя с лестницы, повернул направо - в
сторону личных апартаментов посла, куда никого не приглашали, поскольку
территория эта для участников приема не предназначалась.
Однако к шейху запрет, разумеется, не относился; он беспрепятственно
скрылся за двустворчатой дверью.
Я осторожно встал, чтобы не побеспокоить говорунов. Изя оказался на
пути; я отрицательно качнул головой, чтобы он не вздумал заговорить со
мной. Но он даже не удостоил меня взгляда - мы разминулись с ним, как
автомобиль с фонарным столбом, ко всеобщему удовольствию. Он лишь едва
заметно мигнул левым подфарником, и все. Я подошел к запретной двери, и
она распахнулась передо мною, как если бы я носил титул по меньшей мере
эмира, повелителя правоверных. На исчезающе малый миг я даже почувствовал
себя таким. Но тут же отогнал наваждение.
Я не часто чувствую стесненность, разговаривая Людьми Власти; но на
сей раз поначалу немного смутился. Очень уж внушительным выглядел шейх -
как и большинство из них, когда не затягиваются во фраки или смокинги. Их
играет не только свита, но и облачение, каждая складка которого источает
Восток, по сравнению с которым мы часто оказываемся столь же наивными,
сколь простодушен Запад по сравнению с Русью. Однако я быстро пришел в
себя: в моей жизни то была далеко не первая такая встреча и как вести
себя, выказывая уважение, но не теря-достоинства, я был научен уже давно.
Мы обменялись приветствиями, и он сразу заговорил о деле; сказалось,
наверное, западное воспитание, полученное им в молодости и позволявшее
порою пренебрегать протоколом. Говорил он на прекрасном английском;
видимо, ему было доложено, что по-арабски я говорю весьма коряво - да и то
на сирийском, а не на аравийском диалекте.
- Я рад видеть вас в этом городе, - проговорил он.
- Я вас - еще более, сейид. Если позволите мне быть откровенным -
скажу, что не ожидал видеть вас здесь сразу же после ид ал-курбана,
великого праздника.
Между его усами и бородой на миг блеснули зубы:
- Каждый день хорош для дел веры.
- Следовательно, я смею надеяться: ваше прибытие означает, что вопрос
о поддержке со стороны друзей решен окончательно - и в нашу пользу?
Медленным движением он огладил коротко подстриженную бороду.
- Не совсем так, му'аллим (не знаю, почему он решил именовать меня
именно таким образом, но спрашивать не стал). Прежде чем решиться на
безоговорочную поддержку, мы хотим понять: чем на самом деле станет для
России монархия - и чем может стать для нее сближение с Истинной верой?
Долговечным бывает лишь то, что закономерно, или, как говорят у рас,
органично. А люди, которые никогда не вводили меня в заблуждение,
посоветовали мне разговаривать не с официальными экспертами, но именно с
вами. Видимо (тут он позволил себе чуть улыбнуться), журналисты всегда
лучше информированы. В зависимости от того, что вы скажете - искренне и
чистосердечно, - и будет зависеть наше окончательное решение. Если мы
сочтем ваши доводы неубедительными - уйдем в густую тень и будем наблюдать
со стороны за исполнением предначертаний Аллаха, не более того.
Чего-то в этом роде я и ожидал. И наклонил голову:
- Я готов к такой беседе, государь. Но боюсь, что мне придется быть
несколько многословным. Впрочем, этим Восток не удивишь.
- Говорите, - сказал он кратко. - Все, что вы скажете, - лишь для
узкого круга.
- Итак, сейид, - начал я...
Когда я закончил (через полчаса примерно), шейх после краткой паузы
уточнил:
- Иными словами, процесс этот, по-вашему, является естественным?
- Точно так же, как то, что вода течет под уклон, сейид.
Он провел ладонью по бороде.
- Я подумаю над тем, что вы рассказали. Вы, конечно, не думаете, что
открыли нам что-то новое...
- Разумеется, нет, государь.
- Но всегда полезно узнать, как все выглядит с противоположной
стороны. Поэтому я вам благодарен.
- Противоположная сторона - это ведь не мы, - осмелился поправить я.
- Мнение Запада мы узнаем через других людей, - тут же осадил он
меня.
И как бы для того, чтобы смягчить резкость, добавил:
- У этого есть своя польза. Например, мне стало известно, что вы
сейчас подвергаетесь достаточно серьезной опасности. Как сказал в своей
касыде великий Рудаки... - Он опустил веки и прочитал медленно,
выразительно:
Он умер. Караван Шахида
покинул этот бренный свет.
Смотри, и наши караваны
увлек он за собою вслед.
Глаза, не размышляя, скажут:
"Одним на свете меньше стало",
Но разум горестно воскликнет:
"Увы, сколь многих больше нет!"
- Вы поняли? Не только тот, о ком вы заботитесь, но и вы сами. И вот
мы решили в какой-то мере обезопасить ваше пребывание здесь. Так,
