- И верно, - согласился он. - К чему? Архив его, как ты понимаешь, в
гроб с ним не положили. Теперь вот Ольга никак не придумает, что ей с
этими бумагами делать.
Я пожал плечами. Разговаривать на эту тему мне не хотелось.
- Ладно, мне пора. Свои координаты ты мне дал, мои тебе известны. Так
что не забывай.
- О'кей, - согласился он.
- Так здесь сейчас не модно, - предостерег я его. - Россия сейчас к
Западу повернулась тем местом, что пониже спины.
- Что же говорят взамен?
- Иншалла, - ответил я весело.
Хотя мне было не до веселья. По чисто личным причинам, неожиданно
выплывшим на первый план так некстати. Ольга, значит, со мною общаться не
желает. Узнаю ее милый характер, взбрыки и курбеты. А ведь именно для
того, чтобы она не ускользнула от встречи, я попросил москвичей нагрузить
ее поручением, о котором уже упоминал; само по себе пустяковое, оно должно
было показаться ей значительным и романтическим - целиком в ее стиле.
Однако все ухищрения пропали зря. Канули в бескрайнюю пустоту. А я-то
надеялся перехитрить судьбу.
Впрочем - сказано в Книге, суре четырнадцатой, называемой "Ибрахим":
"Господи наш! Ты знаешь, что мы скрываем и что обнаруживаем. Не скроется
от Аллаха ничто на земле и в небесах". Вот и я так думаю.
По пути в гостиницу я чувствовал, что свирепею на глазах. И причиной
тому были, конечно же, Ольгины финты.
Шагая, я не нашел ничего более уместного, как предаться воспоминаниям
из области личной истории, которая чаще всего волнует человека куда
сильнее истории страны, да и всего мира тоже.
В свое время - лет тридцать тому назад - вся наша компания прекрасно
знала, что я к Ольге, как тогда говорили, весьма неровно дышал и ни от
кого не скрывал этого просто потому, что не в силах был бы утаить, даже
будь у меня такое желание или надобность. Их не было; в тогдашнем
счастливом возрасте ни у кого из нас не возникла еще необходимость что-то
скрывать, умалчивать, вести свою игру. Я был влюблен, и был настойчив -
чтобы не сказать упрям, - и в конце концов получилось вроде бы по-моему;
но только вроде бы. Потому что когда нас уже собрались поздравлять, Ольга
и в самом деле вышла замуж - но только не за меня.
Теперь-то я уверен, что поступила она совершенно правильно, уже тогда
поняв меня гораздо глубже, чем был в состоянии я сам; она вышла за моего
постоянного соперника Костика Мухина, и это было еще одной причиной моего
отъезда на Запад - хотя, разумеется, не главной и не единственной, а
именно еще одной. Через год (информация к эмигрантам поступает
исчерпывающая и без задержек, так что я знал обо всех событиях почти
одновременно с их совершением) они разошлись; но за это время Ольга успела
родить дочку. Общественное мнение полагало, что отцом ребенка был законный
Костик. Однако у меня имелись кое-какие основания полагать, что девочка
была плотью от плоти моей. После их развода я ожидал хоть какого-то
сигнала с ее стороны; она же, как я понял слишком поздно, ждала того же от
меня: гонору у каждого из нас было куда больше, чем здравого смысла. Когда
я наконец спохватился, поезд успел уйти далеко: я понял, что у меня,
собственно, осталась только память, а других чувств больше не было.
Наверное, и с Ольгой происходило то же. Поэтому единственное, что я тогда
сделал, - сообщил Ольге о моем желании участвовать в судьбе ребенка. Я
дважды передавал это через знакомых и не получал ответа. Ольга почему-то
часто меняла жилье, и все по нисходящей, и из престижной родительской
квартиры на Кутузовском в конечном итоге финишировала, по слухам, где-то
совсем Почти на окраине. Я слишком поздно сообразил, что у нее просто не
хватало денег на жизнь - прошли времена, когда жилье в России ничего не
стоило даже по сравнению с тогдашними заработками. Окраина, однако,
оказалась с телефоном. На третий раз, узнав ее номер и перед самым выездом
в Москву успев уже договориться со здешним людом, я собрался с духом и
позвонил сам. Весьма холодным тоном мне было сказано, что к Наталье (так
звали девочку) я никакого отношения не имею, так что просят не
беспокоиться. Я не поверил, но доказать ничего не мог, к тому же у меня
закрутились разные дела и совершенно не осталось свободного времени, чтобы
заниматься уточнением своей биографии. Таким вот образом все и закончилось
как будто. А встреча на вокзале должна была состояться вроде бы уже не по
моей инициативе. Я знал, что если ей предложат оказать услугу известной
службе, в которой весь свой век пахал ее отец, то она вряд ли откажется:
старик на нее крепенько нажал бы, он был патриотом своего дела. Оказалось,
что он нажать уже не мог; она согласилась - возможно, из уважения к его
памяти. Но на вокзал не пришла.
Однако сейчас, оказавшись здесь и зная ее координаты, я все же
всерьез намеревался - это было у меня накрепко ввязано в планы -
поговорить с Ольгой начистоту и докопаться до истины, как бы она там ни
выкручивалась. Никак не могу отнести себя к чадолюбивым родителям, скорее
наоборот - и если бы ребенок был парнем, я и не стал бы особенно
волноваться: мужик должен пробиваться в жизни сам, я всегда так считал и
сейчас тоже; он не имеет права быть у кого-то в долгу. Но с женщинами дело
другое, не люблю деловых и энергичных дам - они, по моему убеждению,
предают идею женственности, что может привести к вымиранию человека как
биологического вида. Мир женщины, особенно молодой, наполнен опасностями
куда больше, чем мир мужчины - ее сверстника, и потому женщина нуждается в
помощи, и нечего тут коловращать задницей, изображая независимость. Именно
это я и намеревался сказать Ольге и употребить для Натальиного блага
некоторую сумму из тех денег, с которыми мне предстояло здесь и сейчас
свести тесное знакомство.
Такие вот были у меня планы. Однако не зря сказано в суре шестьдесят
седьмой, "Власть": "Знание у Аллаха". И поговорить с Ольгой мне пока что
не удалось.
Но это вовсе не означало, что даже в случае, если Ольга по какой-то
своей прихоти заблокируется наглухо, мне нельзя будет встретиться с
Натальей и предложить ей напрямую то, что собирался передать через
посредника. Быть может, так даже лучше. Найти ее вряд ли потребует
большого труда: все-таки определенный порядок существует и в Москве, хотя
в основе этого великого города изначально лежит хаос.
Так или иначе - еще не пришла пора вешать ружье на стену. Еще не
заржавело столь мощное оружие современности, как телефон.
На этот раз мне ответили, притом так быстро, что можно было подумать
- моего звонка ждали. Ждала Ольга, поскольку именно ее голос (со скидкой
на качество телефонной линии и аппарата) прозвучал в трубке.
Услышав ее вечное протяжное, с придыханием, "Алло-у?", я ощутил, как
заколотилось сердце. Но у меня было заранее решено, что разговаривать буду
предельно спокойно и доброжелательно. Насколько это вообще для меня
возможно. Поздоровался вежливо, даже немного нежно. И тут же слегка
упрекнул:
- Ты что, больше не ходишь на свидания? Я ждал, ждал...
Кажется, она ожидала каких-то других слов. Во всяком случае, слегка
запнулась, прежде чем ответить:
- Разве тебя не предупредили?
- Вот новости. Кто и о чем должен был предупредить?
- Ну... те, кто просил меня прийти на вокзал.
- М-м... А что?
- Да, собственно, ничего. Просто они позвонили и сказали, что
надобность в моем участии отпала.
Я получил новый повод для размышлений. Но сейчас было не до них.
- Понятно, - сказал я, чтобы не прерывать разговора. - Тебе
позвонили, и потому ты не пришла.
Ольга как-то нерешительно кашлянула.
- Нет. Я все-таки пришла. И хотела даже подойти к тебе.
Я рассердился.
- Какого же черта... Прости. Почему же ты не подошла?
- Потому что... Там был человек, которого мне очень не хотелось
видеть - и еще меньше хотелось, чтобы он увидел меня. Вот я и прошла мимо.
- Что за... Прошла - и я тебя не заметил?
После паузы последовало:
- Я не старалась, чтобы ты меня заметил - по той же причине.
Я решил, что об этом достаточно.
- Ну хорошо. Липсис передал мне, что ты не хочешь меня видеть.
Почему?
- Неправда. Я этого не говорила. Сказала только, что не хочу, чтобы
он разговаривал с тобой обо мне. Может быть, он не совсем правильно
понял...
- А почему это о тебе и поговорить нельзя? Неужели же мы...
- Не желаю, - ответила она резко. - Но встретиться с тобой я хочу. Не
потому, что те меня просили, и не потому, что... Но мне нужно с тобой
поговорить. По делу.
- Я слушаю.
- Не телефонное. Но в общем... Понимаешь, от папы осталось... Ты
знаешь, что папа умер?
- Узнал только сегодня. Прими мои соболезнования... Я очень уважал
его.
- Так вот, от него осталась масса бумаг. Возможно, они представляют
интерес... Мне одной трудно разобраться. И вот я хотела бы, чтобы ты помог
- если найдешь время, конечно...
- Да уж постараюсь. Скажи: а этими бумагами никто не интересовался?
- Ну как же. Очень интересовались. Хотели забрать.
- И?..
- Не нашли. Видишь ли, они...
- Только не говори сейчас - где. Давай встретимся на нейтральной
почве, и ты скажешь мне, как я могу на них выйти.
- Без меня не найдешь. Назначай свидание. На сей раз обещаю прийти.
- Очень хорошо. Ты помнишь, где я тебе когда-то подарил паркеровскую
ручку? Тонкую, черную...
Ольга ответила не сразу.
- Еще как. - Она тихо засмеялась. - Это было очень трогательно. Мне
дарили вещи куда дороже, но все то было специально куплено для подарка, а
ты просто вынул из кармана свою - помню, как ты ее любил...
Ну вот. Сейчас мы оба растечемся соплями.
- Значит, помнишь. Так вот. - Я прикинул.
- Сегодня я при всем желании не смогу. Завтра. То самое место.
- Ты хочешь, чтобы я пришла в...
- Стоп! Никаких названий. Именно там. Время... - я чуть подумал, - от
двенадцати дня до половины первого. Устраивает?
- Вообще-то мне надо бы возразить - хотя бы из принципа. Но я
согласна.
- И ради Бога: с собой - ничего. Ни листочка. Приходи налегке.
- Тоже согласна. Видишь, какой я стала сговорчивой.
- Это меня только радует. Но все же: почему мы не могли помыть тебе
косточки?
- Почему я запретила Игорю? То есть Изе, вечно я забываю... Да потому
что... Хотя нет. Скажу завтра. А может быть, и говорить не понадобится...
Я с радостью поговорил бы с нею еще. Но, случайно или скорее
инстинктивно глянув на "Ролекс", понял, что если не хочу опоздать на
прием, то разговор надо заканчивать.
- Прости, мое время вышло. А поговорить надо еще об очень многом.
Но придется и это тоже отложить на завтра. Еще раз - прости.
- Ладно уж, прощаю.
- Не опаздывай завтра.
- Ничего, подождешь. Тебе всегда было полезно ждать.
- Будь по-твоему. Подожду.
Но это был на сегодня не последний звонок. Предстояло не откладывая
сделать еще один - на сей раз исключительно по деловым соображениям.
Мне очень не нравился такой способ связи, но на иное не оставалось
времени. Я набрал номер. Мне ответили после четвертого гудка:
- "Реан".
- Назовитесь полностью, - потребовал я. - Плохо вас слышу.
- Реанимационный центр "Здоровье". Рефферент главного врача.
Слово так и произнесли: то ли с запинкой, то ли с удвоенным "ф".
- Это доктор Ффауст.
- Я тоже выговорил, сильно нажимая на тот же звук.
- Узнали вас по голосу, - ответили мне.
- Хотел бы знать: есть ли для меня новости?
