взрослый сын весьма серьезно пострадали. Из клиники он выписан всего лишь
месяц тому назад. Из чего и следует, что к строевой службе негоден. Аминь.
Восьмым номером проходит у нас в инвентарной ведомости протоиерей
Николай Афанасьевич Троицкий. За колючий характер и многие несогласия с
патриархией лишен прихода, но не сана, так что (во всяком случае, судя по
изображению, в эту секунду возникшему на моем маленьком дисплее) носит
по-прежнему рясу, на груди - массивный наперсный крест. Красивая борода и
пронзительный взгляд. Это, пожалуй, самый интересный из отцов-партократов,
потому что единственный, у кого с возникающей партией имеются, обязательно
должны быть разногласия принципиальные, а не какие-нибудь тактические или
терминологические. И все-таки - вот он, здесь, в списке. Ну что же, на
него придется обратить внимание.
Запустить зонд поглубже. Конечно, и до разговора с ним можно
построить определенную схему рассуждений и выводов, приведших его на
Программный съезд. Но лучше не тратить зря времени, а обождать до личной
встречи.
Думаю, он и сам рад будет возможности громко и ясно сформулировать
свои мысл и намерения, потому что в отличие от большинства прочих он не
представляет ни своей профессии, ни даже какого-то круга единомышленников.
В то же время что-то у него за душой имеется. Чтобы попасть в число
руководителей, нужен или крепкий тыл, или тугой кошелек, или... или еще
что-то. Ну что же, может быть, это "что-то" у него как раз и есть?
Интересно. Кстати, проинтраскопировать его и по линии отношений со
службой. У православного духовенства это давняя болезнь - может быть, и
сей не без греха.
Так-с. Ну а дальше? Эге-ге! Просто глазам своим не верю: Седов Игорь
Борисович, он же Ицхак-Липсис. Воистину - ряд волшебных изменений...
Постой, а каким, к черту, образом он попал в этот список, среди
учредителей партии не может быть иностранцев...
Впрочем, недоумевал я не более секунды; стоило хоть немного
задуматься - и все стало ясным. Когда Изя рвал когти отсюда, то направился
он самым естественным путем - на Ближний Восток. И позже восстановил
российское гражданство в полном соответствии с продолжавшим действовать
(как действует он и поныне) законом, который нацисты просто не успели,
видимо, отменить в целом, замотавшись с лишением подданства каждого еврея
в отдельности. Снова оказавшись в Москве, милый Изя обретает все права
российского гражданина и, следовательно, может участвовать в любой
политической акции. В учреждении партии в том числе.
Логики в этом столь же мало, как и в предыдущем случае, с отцом
протоиереем. Однако - это политика уже на том уровне, на котором
формальная логика не применяется, когда приходится прибегать к диалектике.
Нет, не зря возникли у меня мысли... Каков фрукт, однако: ни
словечком не намекнул... О'кей. Теперь кто у нас? Лепилин. Просто и без
затей: Иван Петрович. Кем же изволит быть Иван Петрович? О! Не жук
накакал. Глава совета директоров промышленно-финансовой группы "Финэра".
Наслышаны.
Группа, надо сказать, не только в России известная; считаются с нею
во всех полушариях. Вот оно как. Чего же им-то нужно? Их как раз цели
партии никак не должны устраивать, потому что уже сейчас можно сказать:
деньги, которые придут в Россию, пройдут мимо них. Тому есть миллион и
одна причина. Неужели они рассчитывают переломить судьбу, привязать партию
к себе? Интересно... Это если он представляет группу. Но на этот счет нет
никаких доказательств; одни вопросительные знаки. А может быть - он играет
за свои полвиста? Есть повод для размышлений. Кто тут у нас остался? Ну,
два представителя анклавов - татарского и башкирского.
Этих я даже просматривать не стану, поскольку и младенцу будет
понятно: с ними все в порядке. Служба за них наверняка поручилась бы. Это
очень приятно знать, потому хотя бы, что если бы в этой шараге не было
никого от Службы, то это было бы противоестественно и следовало ожидать
какого-то подвоха; но они были. Разумеется, нигде не сказано, что они -
единственные. Напротив, я был совершенно уверен, что еще человека два-три
из перечисленных будут исправно информировать учреждение о ходе событий,
но это уже детали.
Вот так складываются дела. Все главные участники завтрашнего
торжества, как видите, известны. Более или менее ясны и причины,
побудившие каждого из них ввязаться в сложную, но многообещающую игру. Не
установлено пока только одно.
А именно: не установлено, кто из этих людей будет организовывать, а
может быть, и собственноручно совершать убийство человека, которому ходом
событий предназначено стать российским государем. Не Алексея, противника
азороссов, а как раз того, обеспечить избрание которого на престол и
должна эта партия.
Убийство, предотвратить которое должен - так повернулось дело - вовсе
для других целей срочно вызванный в Москву специалист по редактированию
политических... короче говоря, ваш покорный слуга. Да, кто-то решил играть
по-крупному. Хорошо; но ведь это лишь один из возможных вариантов. Но
проверка этой версии - самая трудоемкая. Поэтому и начать придется с нее.
Впрочем - сказано в суре семнадцатой, айяте шестьдесят седьмом: "Нет,
поистине, у тебя власти над Моими рабами, - и довольно в твоем Господе
блюстителя".
Но этим повестка дня еще не исчерпалась. Еще один звонок.
- "Реанимация".
- Доктор Фауст. Как самочувствие пациента?
- Чувствует себя хорошо.
- Имеется предупреждение: приближается магнитная буря. Прошу принять
необходимые меры.
- Когда ожидается?
- Готовность ноль.
- Принято. Как ваши дела, доктор?
- Просьба остается в силе. Жду с утра. Доставьте аспирин. На этом
заканчиваю.
- Доброго вам здоровья.
Доброго мне здоровья. Иншалла.
Глава третья
Старый друг моего деда Вернер Францль в свое время говорил, что
возвращаться туда, где тебя не ждут, свойственно либо людям крайне
самонадеянным, либо весьма тупым; ему же принадлежит и другая мысль, не
менее глубокая: предаваться воспоминаниям могут лишь те, кто более не
способен ни на какое продуктивное действие.
Услышав это в пору моего детства, я сразу же согласился. В то время я
был более чем уверен, что меня ждут везде и всегда, что же касается
воспоминаний, то у меня их еще просто не было.
Сейчас, близясь к возрасту, в каком люди переходят на пенсионный
образ жизни, я не разуверился в справедливости названных истин. И тем не
менее, не будучи ни самонадеянным, ни неспособным на действия, я учинил
вдруг и то, и другое - возвратился туда, где многие мне вряд ли
обрадуются, поскольку они меня не ждали и не звали. И привели меня сюда в
некотором роде воспоминания. Сказано ведь в суре "Свет", айяте двадцать
восьмом: "Не входите в дома, кроме ваших домов, пока не спросите
позволения". Но я все еще считал, что мой дом здесь, хотя и с оговорками.
А что касается мнения других, то я позволил себе роскошь об этом не думать
- до поры до времени. И напрасно: чуть не получил пулю.
Причем не было никакой гарантии, что в следующий раз мне не придется
познакомиться с нею поближе.
Утром я проснулся в хорошем настроении, хотя и чувствовал себя
несколько растерянным. Не часто за все последние годы выдавались такие
дни, когда мне предстояло после долгой разлуки встретиться с женщиной, к
которой я был, как уже говорилось, весьма неравнодушен - чему имелось
вещественное доказательство, если только человека можно назвать вещью.
Думать о предстоящей встрече было приятно, мысли эти как бы если и не
возвращали в молодость, то приближали к ней. Хотя, попытавшись поглубже
забраться в самого себя, я вдруг обнаружил, что никакого внутреннего
трепета при мысли о свидании, вообще об Ольге я почему-то не испытываю.
А ведь должен, казалось бы. Хотя, может быть, чувство - дело
наживное, в особенности если оно когда-то имелось, и речь идет только о
его восстановлении.
Все эти мысли вместо того, чтобы привести меня в рабочее состояние,
заставили излишне взволновать ся. И я не успел еще как следует сообразить,
чтс делаю, как рука моя, как бы действуя совершение самостоятельно,
протянулась, сняла трубку телефоне и стала тыкать пальцем в кнопки. И ведь
знала, какие именно нужны, скотина пятипалая!
Рука набрала, ее тественно, номер Ольги. Мне не ответили. И во второй
раз. В третий тоже. Эти женщины... И одна, и другая. Когда ош нужны, их,
конечно, не бывает на месте.
Оставалось лишь одно: вести себя так, словно ни чего такого, что
может выбить меня из спокойного рабочего состояния, не произошло, не
происходит и вообще никогда не произойдет. Иншалла.
Я позвонил вниз, заказал завтрак, лениво побрился, учинил себе
контрастный душ, медленно оделся по-домашнему, получая немалое наслаждение
от этой нарочитой неторопливости, но не забывая и время от времени
поглядывать на часы - это рефлекс. Потом в дверь деликатно постучали.
Скорее всего то был официант, однако я на всякий случай, прежде чем
пригласить войти, приготовился к возможным неожиданностям.
Оружия у меня не было, но я все равно не чувствовал себя беспомощным:
не зря же я прожил все свои годы, в конце концов. Заняв удобную позицию, я
откликнулся на повторный стук.
Однако это был и на самом деле официант. Зайдя и не увидев никого, он
слегка растерялся. Однако последующие его действия успокоили меня. Он не
стал вытаскивать пистолет и на сервировочной тележке под салфеткой не
угадывалось оружия. Тогда я показался ему. Он сдернул салфетку, глазами
спросил - налить ли кофе, я кивнул. Судя по запаху, кофе был не из худших
сортов и не растворимый, разумеется. Я подписал ему счет с полагающимися
чаевыми; он тем не менее не заторопился к выходу, и я снова насторожился.
- Вообще-то по утрам полезнее чай, - поделился он опытом.
- Чай я пью в пять часов, - последовал мой незамедлительный ответ.
Он кивнул, словно и не ожидал ничего другого.
- Могу сразу принять заказ, - предложил он.
- Надо шесть раз подумать. "Чай" и "заказ" были паролем; "пять" и
"шесть" - отзывом.
- Не желаете ли выбрать?
Он протянул мне карточку меню, объемом смахивавшую на годовой отчет
серьезного банка; да и по проставленным суммам тоже. Я раскрыл.
Пролистал.
В карту напитков был вложен клочок бумаги, не предусмотренный
ресторанными правилами. Там было указано место и время. Я кинул взгляд на
часы.
- Я передумал, - сказал я. - Пообедаю в городе. Он изящно поклонился
и исчез, уволакивая за собой столик.
Прежде всего - элементарный расчет времени. Поскольку все мои
предварительные планы после сообщенного мне вчера изменения программы
полетели псу под хвост, приходилось все просчитывать заново. Выходить
нужно сейчас же. Конечно, соответствующим образом приспособив свой облик к
обстоятельствам. Сначала зайти по адресу, указанному мне вчера щедрым
заказчиком серии статей. Взять там обещанное. При этом сохранить
достаточно времени для того, чтобы без малейшего опоздания прибыть на
место встречи с Ольгой, а именно - на первый перрон Казанского вокзала.
Оттуда я в свое время провожал ее в Екатеринбург, и вдруг, когда ей
нечем оказалось записать телефон дачи, на которой я собирался погостить
недели две, - широким жестом отдал ей мою любимую ручку -
двухсотпятидесятидолларовый "Паркер", единственную тогда сколько-нибудь
