выполненным и хотел бы перейти к делу.
- Итак, господин генерал...
- Сергей Игнатьевич.
- Да, конечно, извините... Сергей Игнатьевич, вопрос мой и на самом
деле банален. Вот вы, человек, так сказать, совершенно русский, даже,
насколько я знаю, предки ваши были старообрядцами (он кивнул), и человек
военный (он повторил движение), - почему вы вдруг оказались сторонником
претендента, так сказать, не типично русского и, во всяком случае, вроде
бы не православного? Не сказалось ли в этом отношение старообрядчества к
православию как к Церкви враждебной?
Филин усмехнулся.
- Слишком много психологии, - сказал он. - Не могу сказать, конечно,
что наследие предков не имеет к моему выбору никакого отношения; но не
наследие религиозное. Ну да, я человек русский, хотя русские вообще, как
вы и сами знаете, - нация синтетическая. Как, скажем, и евреи. Какая кровь
только не примешивалась к нашей крови за столетия... Я считаю, что в наши
дни русские - это такое же обобщающее понятие, как и американцы; именно
нация, но не этнос. Во всяком случае, для всего мира это так: можете
происходить от кого угодно, но раз вы живете в этой стране, являетесь ее
гражданином, вспоены ее культурой - тоже издавна синтетической, кстати, -
то вы русский. Не в этом дело. Для меня тут важнее другая сторона моего
происхождения: вы ведь наверняка знаете и то, что я из военной фамилии,
уже не менее чем в пятом поколении. И потому естественно, что при оценке
чего угодно - человека, организации, программы, политического действия - я
прежде всего, сознательно или подсознательно, оцениваю все это с одной
точки зрения: отношения к армии, к ее проблемам, к самому этому институту.
Вот чем я руководствовался. Потому что ведь и в наши дни - как и, скажем,
полвека назад, да и век, наверное, тоже - были люди и есть, которые если и
не говорят впрямую, что армию надо упразднить, а оставить что-нибудь вроде
народного ополчения, стрелецкое войско своего рода. Молчать об этом у них
ума хватает, но практически они стараются к этому привести: не убивать
армию, а просто уморить. Ни одно войско в мире никогда не существовало без
дотаций из государственной казны - даже и в те времена, когда ограбление
побежденных считалось совершенно законным делом. А нас уже десятки лет
держат на голодном пайке. Но ведь армия - это люди, занимающиеся даже в
мирное время отнюдь не самым легким трудом. Раз армия у нас добровольная,
значит, надо платить как следует. Везде и всегда лучшие кадры шли туда,
где больше платили, это общеизвестно.
Хотите иметь хорошо армию - давайте хорошие деньги. И хорошее
отношение.
Прадед мой служил сто с лишним лет тому назад, тогда это называлось
Красной Армией. Так он, говорят, в старости с немалой тоской рассказывал о
годах, когда даже рядовым быть в армии считалось почетным, потому что
народ любил армию - как идею, как защиту, как, в конце концов, визитную
карточку страны. В чем нас никто не может упрекнуть - это в отсутствии вот
этого ощущения великой страны. Оно, наверное, у нас в генах издавна -
иначе Россия так никогда великой бы и не стала. А ведь была; у нас давно
уже выработалась противоположная традиция: армия - это плохо, не то что не
почетно, куда там - даже унизительно, да и опасно сверх меры.
Естественно, если начинаются политические или экономические перемены,
кадровая армия первой несет потери. И даже сегодня детей - если не
говорить о кадетах, конечно - воспитывают в таком духе. У старика было три
сына, два умных, а третий - офицер... Срам! Наполеон, кажется, сказал: кто
не хочет кормить свою армию - будет кормить чужую. И в армию идут люди
второго и третьего сорта - по способностям и по моральному уровню... Во
всяком военном должно обязательно быть что-то от рыцаря-монаха, то есть
над всей, так сказать, материальной частью должно возвышаться нечто
другое, должна быть одухотворенность, иначе этот орден деградирует,
офицеры превращаются в жулье, солдаты - в шантрапу. Так вот, если идут к
нам люди низкосортные, приземленные, то от такой армии добра ждать не
приходится ни в мирное время, ни тем более в военное. А войны отменить так
пока и не удалось...
- Да, - согласился я, усмешкой показывая, что воспринимать мою
реплику надо не всерьез, - с войнами, как с деньгами: не отменили вовремя
- вот теперь и маемся.
Он тоже улыбнулся, показывая, что понял шутку.
- Вот, по-моему, я вам и ответил: примкнул к этим людям потому, что
жду от нового государя правильного отношения к армии.
- Но это вы лично, Сергей Игнатьевич. А армия в целом - как она
относится к возможным переменам?
Он ответил не задумываясь:
- Будет держать разумный нейтралитет. То есть, сама не обнажая
оружия, постарается не допустить кровопролития ни с чьей стороны. Армия
надеется на лучшее будущее.
- И по-вашему, именно этот государь сможет оправдать надежды? А не
другой претендент? Вы в этом так уверены?
- Ну, если бы выбор был, скажем, из десятка, то я, может быть, еще
подумал. Но ведь выбираем одного из двоих.
- По принципу меньшего зла?
- Да нет, отчего же? Я бы сказал - по принципу наибольшего блага. И
тот претендент - человек вроде бы весьма достойный и тоже имеет отношение
к дому Романовых, хотя и не столь прямое, как Искандер.
- Рискну спросить: а вы верите, что его происхождение соответствует
истине? Судя по уже обнародованным азороссами материалам.
Он чуть поджал губы:
- Ну что вам сказать... Лжедимитрии в российской истории - явление
известное. Но ведь, с другой стороны, - он чуть прищурился, - четыре
жизнеописания Иисуса во многом не совпадают, и тем не менее верующий
сомнений не имеет. Как говорится - короля играет свита. А что касается
подлинности... Например, Петр Алексеевич был ли подлинно Романовым?
Возможно, князь Черкасский своего семени подбросил, а иные судят -
патриарх Никон. Тоже, говорят, мастер был не только по реформенным делам.
Так что же, Петр - не Великий после этого? Не государь? Не император? О
потомках его уж и не говорю. Знаете, - он чуть понизил голос, наверняка
несознанно, - я так полагаю: вот была во время фирма "Форд моторс
компани"...
- Так она и сейчас есть!
- Знаю, конечно. Но была она сперва - и долгое время - семейным
предприятием. Так сказать, авто-царствующий дом Фордов. А со временем - со
временем стала нормальным акционерным обществом, и управлял и сейчас
управляет ею директорат, где, может, ни одного человека с фамилией Форд и
нет более. Но фирма осталась, имя осталось - как традиция, как гарантия
устойчивости и всего прочего, чему положено быть.
- Однако это ведь как раз не монархия более, но скорее республика...
- Олигархия - скажем так. Верно. Но там же наверняка контрольный
пакет акций - в одних руках. Фордов ли, или какого-нибудь банка - так что
правитель истинный есть, он просто на троне при пубпике не восседает.
Но это там, у них, такого рода традиции имеют глубокие корни, как у
дуба, сколько ни старайся - не выдернешь. Мы же сегодня - ель, та самая
елочка, что в лесу родилась. Вымахала вроде бы здоровенная - а корни
по-прежнему поверху идут, далеко - но поверху; а те, что в глубину
уходили, обрублены - вы сами знаете, когда. И в отличие от той же Америки
для нас сейчас задача - отрастить этот глубинный корень, его
подкармливать, беречь. Нам как раз нужен трон явный.
- А исламизация вас не смущает?
Филин пожал плечами:
- Знаете - нет. Скажу почему. И из истории, и по своим
впечатлениям...
Есть народы, дающие хороших солдат. Немцы, например, японцы. Русские,
конечно. Это все - в ретроспекции. Все мы за свое пристрастие к войнам
были наказаны, и больно. Немцы и японцы - на поле боя, мы, как говорится,
- у себя дома. Мол, слишком гордились - оттого и разорились.
На деле же произошел психологический, я считаю, слом у всех подобных:
то, что почиталось достоинством, стало именоваться недостатком. А почему?
Да потому скорее всего что служить истово - а в армии тем более - можно
только при четком, как дважды два или, если угодно, как "Отче наш",
понимании - кому или чему служишь. Не слову. Не знаю, как назвать.
Образу? Идее? Слово "идея" у нас давно стало едва ли не
ругательным...
Так вот: я представляю себе, что мне надо поднять солдат в атаку,
гибельную, но тактически необходимую атаку, из которой вряд ли кто-нибудь
из них выйдет живым, и уж во всяком случае ни один не останется
невредимым. Какими словами я подниму их? За великую Россию? Но мы с каждым
годом все меньше верим в ее величие, слова эти стали уже только словами.
За православие? Не верю! Не пойдут! Мы разучились верить... Но если бы
командовать пришлось солдатами, исповедующими ислам, - я не сомневался бы
ни мгновения: во имя Аллаха они пошли бы не дрогнув.
Солдат, если хотите должен быть идеалистом - именно потому, что жизнь
дает ему не так уж много возможностей для этого... Не знаю, как по-вашему,
но для меня это - весьма убедительная причина. Да, ислам - достаточно
строгая религия; но в армии строгость - необходимое условие существования,
и очень хорошо, когда служить приходят люди, заранее приученные к высокому
уровню требований...
Он остановился, отпил кофе. Усмехнулся:
- Ну, боюсь, что слишком далеко ушел в профессиональные соображения.
Все это можно было бы сказать в немногих словах. Что нужно мне -
человеку и военному? Одно: великая Россия. Что нужно великой России?
Одно из первых, если не самое первое: великая армия. Что нужно армии?
Люди и деньги. Остальное приложится. И если приходит человек,
который, я уверен, может дать стране и то, и другое, - я за него.
Вот, пожалуй, так можно сформулировать. В мире ислама всегда уважали
воина. Это меня устраивает.
Я кивнул:
- Ответ, я бы сказал, исчерпывающий.
- Во всяком случае, я считаю, достаточный, - сказал Филин. - Хотя,
конечно, причин для какого-то поступка бывает, как правило, больше одной.
Просто сам человек не всегда понимает это.
- Но вы-то понимаете, раз говорите так?
- Я всегда старался понять объективные мотивы своих решений.
Командир, если он настоящий командир, всегда должен отдавать себе отчет в
них - что-бы по возможности исключать личное. Вот, например я понимаю, что
в моем приходе в лагерь Александра, сыграло роль то, что он как-никак
служил в армии, причем - в нашей армии, в той самой, в которой всю жизнь и
я служу. А тот, другой претендент, солдатской каши не хлебал - и, значит,
мне его понять труднее, и ему меня - точно так же... В своих убеждениях я
должен быть твердым. Потому что я не просто гражданин Филин, а командир.
За мною - тысячи людей, мне подчиненных.
Произнося последние слова, он перевел взгляд на молча сидевшую
Наталью и улыбнулся:
- Вот мы с вами как-то так... по-семейному сидим, за чайком-кофейком,
без суеты, и вы меня ни уколоть, ни подцепить не стараетесь - а ведь для
большинства журналистов такой вот разговор - только повод себя самого
показать. А у вас как-то не так - непрофессионально, я бы сказал,
получается.
Он вдруг выстрелил в меня взглядом - неожиданно, навскидку:
- Теперь у меня к вам вопрос. Оружием владеете?
У меня на мгновение мелькнула идиотская мысль: сейчас он предложит
мне поединок, победившему достанется Наталья. На пистолетах или, может
быть, на саблях, которых тут не было; или на мясорубках, может быть... Фу,
маразм.
- Стрелять приходилось, - ответил я осторожно.
