постели? Молодой пыл?
- А потому, - ответил я, - что до постели еще ох как далеко. Здесь мы
на ночь не останемся.
- Ты серьезно? Почему?
- У меня застарелая привычка: уснув - наутро просыпаться. А здесь
может получиться и наоборот.
Она, конечно, поняла. И нахмурилась.
- Куда же мы?.. К тебе в отель?
- Вряд ли это лучше.
- Куда тогда?
- Не знаю. Придумаем. Важно выйти на улицу - а там, как говорится,
битва сама покажет.
Я боялся, что придется ее уговаривать. Я и себя самого убедил не без
труда: устал, как эскалатор в метро, весь день крутиться, и хотелось
спать. Но Наталья была умницей.
- Что же, - сказала она. - Придется выключить утюг.
- И забрать все мои кассеты, - решил я. - Им вредно долго лежать на
одном месте.
- Господи, - сказала Наташа. - И подумать не могла, что придется вот
так петлять - в своем городе...
- С чего ты взяла, что это - наш город? Их тут в пространстве Москвы,
много, и сейчас мы как раз в чужом.
- Чей же этот, по-твоему?
- В нем слишком много хозяев - неофициальных, но от того не менее
сильных. Но то, что нам приходится скрываться, - верный признак того, что
нас принимают всерьез.
- Ты в этом уверен? - неожиданно спросила она. - Нет, не в том, что
нас принимают всерьез, в другом: что мы - вернее, ты и твои
единомышленники - действительно серьезная сила?
- А ты уверена, что знаешь, на чьей я стороне?
- Не смеши. Это на тебе написано метровыми буквами, светящимися в
темноте.
- Ну хорошо. А ты сомневаешься во мне и моих единомышленниках? Для
этого есть основания?
- По-моему, да.
- Ну, - сказал я неопределенно, - поживем - увидим.
- Ты хочешь сказать, что...
- Если бы я ждал чего-то конкретного, это не было бы неожиданностью.
Случиться может все, что угодно, - в пользу и одних, и других. И
давай закончим этот разговор: время уходит, а дел на сегодня еще
предостаточно.
- Довлеет дневи злоба его, - согласилась она, легко спрыгнув со
стула.
Протянула мне кассеты - Теперь ответственность на тебе.
Я кивнул. Брать на себя ответственность мне было не впервой. Упрятал
кассеты в карман и подхватил свой неизменный суперкейс. Он был тяжёлым
даже на вид.
- Что там у тебя такое?
- Пижама, - сказал я.
- И, разумеется, зубная щетка. И дезодорант..
- Ну а как же без этого? - подтвердил я.
Глава восьмая
Чтобы избежать излишнего риска, я вывел Наталью уже нахоженной тропой
- по крыше и чердакам, воспользовавшись на этот раз другим подъездом. Мои
журналистские правила не рекомендуют повторяться. Руководствуясь ими, я
решил не пользоваться своей машиной, и, выйдя из дверей, мы сразу же
повернули в другую сторону, прошли по пустынным в этот час и не очень
освещенным улицам, вышли на проспект и вскоре поймали такси. Пока мы шли и
ловили машину, я успел продумать, что делать дальше. Воспользовавшись
телефоном такси, я позвонил очередной моей репортерской жертве - генералу
Филину. Он отозвался красивым театральным баритоном:
- Филин. Слушаю.
- Сергей Игнатьевич, простите за поздний звонок. Вас беспокоит
корреспондент немецкого журнала на русском языке...
Он прервал меня:
- Ваша фамилия?
- Вебер.
- Ага. Приходилось слышать. Вы, полагаю, хотите взять у меня
интервью?
- Так точно, - откликнулся я.
Понятия не имею, почему я ответил именно словами: "Так точно", хотя
вполне возможно было сказать просто: "Да, это я" или "Вы не ошиблись".
Чувствовалось что-то такое в этом человеке, что заставляло отвечать
по-солдатски. И его это, кажется не удивило. Он мне показался настоящим
генералом, то есть буквально - всеобщим начальником. И к тому же читал
немецкий журнал, издающийся на русском языке. И то, и другое можно было
сказать далеко не о каждом военачальнике.
- Когда?
- Когда вам будет удобно. Хотелось бы не позже завтрашнего дня.
Его молчание длилось не более полусекунды.
- Завтра - сложно. А сегодня?
Такого я просто не ожидал.
- Это было бы прекрасно!
- Адрес знаете? Не дожидаясь ответа, он назвал адрес. - Сколько вам
нужно времени, чтобы добраться до меня?
Я мгновенно прикинул:
- Минут двадцать пять...
- Жду вас через тридцать минут.
- Нас пропустят?
На мой последний вопрос он не стал отвечать - просто положил трубку.
Я дал шоферу новый адрес.
- К Филину, что ли? Не первый раз туда людей вожу, - сказал он. -
Серьезный мужчина. Ему можно верить.
- В чем? - спросил я.
- Да во всем. Если бы он куда-нибудь выдвигался, я бы проголосовал за
него не задумываясь. Только он политикой не занимается. Или тоже начал? -
Вот узнаем, - сказал я неопределенно.
- А где потом можно будет прочитать?
Я невольно усмехнулся:
- Вы что, серьезно?
- Будьте уверены.
- Право, не знаю, что сказать. Журнал - дело не простое... Могу
только пообещать: если опять придется с вами ехать - честно расскажу.
Этот водила мне чем-то нравился. Вообще у меня нет привычки раздавать
подобные обещания. Он же, запустив руку в карман, вытащил оттуда карточку:
- Понадобится машина - позвоните. Обслужу мигом.
- Спасибо, - сказал я. - Вполне может случиться. Ведь и на самом деле
могло. Машина тем временем неслась по четырехполосной - в одном
направлении - эстакаде Северо-Восток - Юго-Запад. Эстакада была
скоростной, и озаренные ртутным светом спицы великого московского колеса
быстро поворачивались под нами. Трасса - на высоте тридцатых этажей, а
значит - над крышами, потому что проходила она не над местами высотной
застройки - стрелой летела, оставляя внизу Ярославское шоссе и Мещанскую.
Справа медленно отступала назад Останкинская башня, а за нею - темный
зеленый массив, объединяющий Выставку, Останкинский парк и Ботанический
сад, уже много лет как слившиеся в одну нераздельную территорию.
Магистраль отделила от себя приток, плавно ускользнувший влево - на
Сокольники, Измайлово и дальше - к Среднему и Внешнему Кольцам. Дворец
Ремесел, занимавший вот уже лет пятнадцать добрую половину территории
Выставки, заменивший разброс ее павильонов и павильончиков, на мгновения
угрожающе воздвигся над нами, но тут же исчез за спинами - а впереди уже
ярко-желтым световым шаром обозначилась четырехъярусная развязка эстакад
Северо-Запад - Центр. Мы стремились все дальше, поравнялись со Стрелецкой
башней - самым крупным в Москве торговым Центром в середине Стрелецких
переулков. Водитель стал перестраиваться вправо. Над Самотекой развязка
увела нас вправо, к Можайскому радиусу. Над нами подсвеченное московскими
огнями небо на мгновение перечеркнула линия монорельса Кунцево - Перово,
почти сразу за нею отвернул съезд к магистрали Юго-Запад - Центр. На
нижний уровень улиц мы спустились возле Волхонки. При всех нынешних
многоярусных эстакадах, ездить в столице все равно оставалось тесно, и
иной раз казалось, что в пору расталкивать машины плечами - но наш шеф
ухитрился проскользнуть без сучка без задоринки, хотя раза два мне
показалось, что он каким-то непостижимым образом ухитрялся протискиваться
не между машинами, а просто проезжать сквозь них - тем не менее не
причиняя ни им, ни нам ни малейшего вреда. Я душевно позавидовал его
умению, понимая, что мне всего остатка жизни не хватит, чтобы научиться
так водить, да и одного умения тут мало - талант нужен. Мы тем временем
уже оказались в переулке, пустое спокойствие которого после только что
кипящей вокруг магистрали выглядело просто нереальным. Мне еще казалось,
что мы едем, а машина уже стояла перед подъездом жилой
тридцатишестиэтажки, на месте разрешенной остановки, как о том
свидетельствовал знак. Я искренне поблагодарил, вылез, помог высадиться
немного, по-моему, ошалевшей Наташе, подошел к водительскому окошку и
расплатился. И не мог не поблагодарить за искусство.
- Вот и вызывайте когда надо, - сказал шофер. - За вызов я беру не
много.
Я кивнул.
- А может, подождать? - спросил он.
- Не стоит, - сказал я. - Постараюсь пробыть там подольше.
Он понимающе кивнул и ударил по газам. Двери подъезда, даже с виду
массивные, внушительные, могли с первого взгляда показаться дубовыми, -
однако внутри угадывался металл; они раскинулись перед нами, стоило нам
приблизиться, и мы вошли.
- Я задаю всем одни и те же вопросы, - сказал я - наверное, на
большее у меня просто не хватает воображения. Заранее прошу извинить, если
они покажутся вам банальными.
Это было сказано после того, как мы оказались в квартире, в обширной
прихожей, где были встречены генералом и здоровенным псом, не выказавшим
по отношению к нам ни вражды, ни особого дружелюбия; он воспринял нас
снисходительно - и только. Генерал же был сдержанно-любезен, при виде
Натальи ничуть, казалось, не удивился и даже поцеловал ей руку с ухватками
опытного армейского кавалера. Ей это, похоже, понравилось - во всяком
случае, она в ответ искренне улыбнулась. По-моему, я уже научился
отличать, когда она улыбается от души, а когда по службе.
- Ну, банальностью вы военных не удивите, - ответил на мое
предупреждение Филин. - Вся военная служба основана на банальностях - если
этим словом обозначать непрестанное повторение давно известных истин или
действий.
Пока он произносил эти слова - неторопливо, четко выговаривая каждый
звук, - я исподволь оглядывался. Кабинет был вроде бы как кабинет, на
стенах не висели шашки и кинжалы, пистолеты и какие-нибудь мушкетоны, не
было и батальных полотен, равно как и групповых фотографий с
друзьями-однополчанами в разные годы, в разных местах. Хотя, насколько я
знал, генерал за годы службы успел побывать во многих точках России - да и
не только России. Мебель не была антикварной, напротив - современной и не
слишком дорогой; такую встретишь в средней руки офисе. Чего было много -
это книг, занимавших целиком две стены. И не только на военные темы.
Оглядываясь, я одновременно думал о предстоящем разговоре. Как и в
предыдущих интервью, я должен был сделать попытку выяснить ответ на два
вопроса. Однако по поводу первого из них я сразу решил, что интересоваться
этим не буду: просто невозможно было представить, что генерал Филин имел к
моей проблеме хоть какое-то отношение. Значит, ограничимся политикой; тем
более что отнимать у хозяина дома слишком много времени было бы, учитывая
далеко не ранний час, просто невежливо.
Вообще репортерам на вежливость, как правило, наплевать, не та
работа, чтобы соблюдать политес; но по отношению к генералу почему-то
хотелось выполнить все условности.
- Чай, кофе? - тем временем поинтересовался хозяин. - Время суток
позволяет и чего-нибудь покрепче, если желаете. А может быть, хотите
поужинать? Разносолов не обещаю, семейство мое на даче, но что-нибудь
незамысловатое можем сообразить.
- Мы, наверное, как раз помешали вам ужинать, - сказала Наташа
светским тоном.
- Нимало. Я живу по армейскому распорядку, время ужина давно прошло.
Так что - будете кушать?
Мы поблагодарили и отказались; сошлись на кофе. Филин кивнул. Похоже,
у него на столе была кнопка сигнала; во всяком случае, тут же в кабинет
вошел старший лейтенант - в отличие от генерала он был в форме, - выслушал
просьбу (приказанием это, судя по интонации, нельзя было назвать) и
удалился.
- Итак? - сказал Филин, показывая, что ритуал встречи считает
