уединилась с Джеральдом, чтобы выяснить причины импотенции мужа. Множество
вопросов висело в воздухе, вне и внутри жестоких описаний шрапнельных ран, от
которых застывала кровь.
Это был на редкость решительный дикоглазый молодой человек -- настоящий
Скорпион. Казалось, будь ему дозволено упасть в корчах на ковер, вцепиться
зубами Лолите
457
в лодыжку, запустить бокалом шерри в открытое окно, он так и сделает. Что-то,
имеющее весьма смутное отношение к актерской профессии, снедало его изнутри. То
ли его незавидное положение в кино. То ли тот факт, что его жена слишком скоро
забеременела. То ли масса проблем, связанных с мировой катастрофой. Как бы то ни
было, он по всем статьям оказался в мертвой точке, и чем больше он метался, тем
сильнее запутывался, тем сильнее затуманивался его рассудок... Если бы хоть
кто-нибудь поговорил с ним, если бы хоть кто-нибудь возмутился его дикими,
бессвязными высказываниями... Но нет, никто и рта не раскрыл. Все сидели как
послушное стадо баранов и наблюдали, как он постепенно увязает в непроходимых
дебрях своих кошмаров.
К слову сказать, было довольно трудно уследить, как он сам ориентируется --
среди свистящих над головой пуль. Он упомянул как минимум девять различных стран
-- и все на одном дыхании. Родом он из Варшавы, его бомбили под Роттердамом,
морем он добрался до Дюнкерка, его сбили под Фермопилами, он улетел на Крит, где
его подобрали рыбаки, и наконец сейчас он бороздил дебри Австралии, подъедая
объедки с тарелок каннибалов. То ли он в самом деле участвовал во всех этих
кровавых бедствиях, то ли просто репетировал роль для новой радиопередачи,
понять было нельзя. Он использовал все до единого местоимения -- личные,
возвратные, притяжательные -- все без разбора. То он управлял самолетом, то был
солдатом, потерявшим свою часть, то флибустьером, идущим по следам побежденной
армии. То он жил, питаясь мышами и селедкой, то хлестал шампанское словно Эрик
фон Штрохейм. Но всегда и везде, при любом стечении обстоятельств, он был жалок
и несчастен. Нет таких слов, чтобы выразить всю полноту его ничтожества и
страданий, словами нельзя описать, насколько жалким он хотел предстать в наших
глазах, как хотел, чтобы мы поверили и прониклись его мучениями.
Не выдержав эту лихорадочную агонию, я решил побродить по саду вокруг дома. На
дорожке, ведущей в сад, я встретил уже знакомого Стрельца Умберто, который
только что выскользнул из объятий горбуньи, обезображенной экземой. Мы пошли в
сад, где обнаружили столик для пинг-понга. Юная пара, представившаяся братом и
сестрой, предложила нам сыграть партию, разделившись на пары. Только мы начали,
как на заднем крыльце возник злополучный ковбой; некоторое время он молча и
угрюмо изучал нас, потом скрылся в доме. Тут выскочила невероятно загорелая
дама, из которой ключом била энергия, и
458
жадно уставилась на нас. Она напоминала быка в юбке -- из ноздрей вырывалось
пламя, груди колыхались, как зрелые канталупы*. Первый шарик от ее удара
раскололся пополам, второй улетел за изгородь, третий попал моему другу Умберто
в глаз. После этого она презрительно удалилась, бросив на прощание, что
предпочитает бадминтон.
Через несколько секунд вышел Джеральд и попросил остаться на обед. "Оформитель
интерьеров самолично готовит для нас спагетти", -- сказал Джеральд.
-- Не вздумайте сбежать, -- предупредил он, притворно грозя нам пальцем.
Мы хором отказались от его приглашения. (Неужели он не видит, что мы умираем от
скуки?)
-- Вы, что, не любите спагетти? Они не достаточно хороши для вас, да? --
Джеральд стал похож на избалованного ребенка, у которого отняли любимую игрушку.
-- Может, выпьем немного вина? -- предложил я в надежде, что он поймет намек и
скажет, что уже готовят коктейли.
-- Не волнуйтесь. Вы, Козероги, чертовски практичны. Конечно, у нас найдется
что-нибудь для вас выпить.
-- А что именно? -- поинтересовался Умберто, у которого за весь день изрядно
пересохло в горле.
-- Ш-ш-ш, тише! Играйте в пинг-понг. Где ваши манеры? -- ужаснулся Джеральд.
-- Но я умираю от жажды, -- продолжал настаивать Умберто.
-- Зайдите в дом, я дам вам стакан холодной воды. Вам станет гораздо лучше. Вы
слишком взволнованы. Кроме того, вам следует беречь свою печень. Вино для вас
яд.
-- Тогда предложите мне что-нибудь взамен вина, -- потребовал Умберто, твердо
вознамеревшись выдавить из хозяина хоть каплю алкоголя.
-- Опомнитесь, Стрелец! Извольте вести себя, как джентльмен. Здесь вам не
ночлежка какого-нибудь Бэрримора. Идите проветритесь и продолжайте вашу игру. Я
пришлю вам очаровательную девушку, она сыграет с вами пару партий. -- С этими
словами он развернулся и просочился в дверь.
-- Как вам это нравится? -- взорвался Умберто, отшвыривая ракетку в сторону и
натягивая пиджак. -- В таком случае я сам найду себе что-нибудь выпить. -- Он
осмотрелся по сторонам, надеясь, что кто-нибудь составит ему компанию. Брат
восхитительной Лео согласился сопровождать его.
_________
* Сорт дыни.
459
-- Только не долго! -- произнесла жена Умберто. Умберто внезапно вспомнил, что
забыл что-то важное. Он подошел к жене и спросил, где ее сумочка.
-- Мне нужно немного мелочи. -- Порывшись, он выудил оттуда пару чеков.
-- Значит, мы не увидим его несколько часов, -- заметила его жена.
Не успели они отойти, как появилась обещанная "очаровашка" лет шестнадцати,
застенчивая, неуклюжая, усыпанная юношескими прыщами, с морковно-рыжими
волосами. Джеральд высунул голову и ободряюще кивнул. Но оказалось, что у всех
одновременно пропало желание продолжать игру. Девочка чуть не плакала. Но в этот
момент вновь появился бык в юбке; рванувшись к столу, она схватила ракетку.
-- Я сыграю с тобой, -- сказала она прыщавой красотке, и над головой последней
со свистом пронесся шарик.
-- Круто... -- пробормотал бык в юбке, в нетерпении хлопая себя ракеткой по
бедрам, пока юная разиня ползала на карачках среди розовых кустов в поисках
шарика.
Мы сели на крыльцо, наблюдая за этой парой. Сестра Лео с золотыми искорками в
глазах с увлечением делилась впечатлениями от австралийских дюн. Она призналась,
что приехала в Калифорнию, чтобы быть поближе к брату, чья воинская часть
базируется неподалеку. Она устроилась на работу в магазин, в кондитерский отдел,
где продает сладости.
-- Только бы Родни не напился, -- пробормотала она. -- Ему много не надо.
Умберто не станет спаивать его, как вы думаете?
Мы уверили ее, что ее брат в хороших руках.
-- А то влипнет в какую-нибудь историю. Пьяный, он готов приставать к кому
угодно. А вокруг столько всякой заразы, вы понимаете, о чем я говорю. Это одна
из причин, по которой я стараюсь не оставлять его одного. Ладно, если бы он
нашел себе приличную девушку из хорошей семьи, а то все эти женщины... Конечно,
все мальчишки иногда цепляют какую-нибудь гадость... Родни не очень любил сидеть
дома. Но мы с ним всегда отлично ладили... -- Тут она посмотрела на меня и
воскликнула:
-- Вы улыбаетесь... Я глупости говорю, глупости?
-- Что вы, напротив. Меня очень тронула ваша история.
-- Тронула? Что вы хотите сказать? Думаете, Родни неженка?
-- Я ничего не думаю о Родни.
460
-- Вы думаете, что что-то не в порядке со мной.
-- Я вообще не думаю, что что-то не в порядке...
-- Вы, наверное, решили, что я влюблена в него, да? -- Это предположение
развеселило ее. -- Что ж, если хотите знать правду, я действительно влюблена в
него. Не будь он моим братом, я вышла бы за него замуж. А вы?
-- Не знаю, -- отозвался я. -- Мне никогда не доводилось быть сестрой.
На заднем крыльце показалась женщина. Она выбросила мусор в помойное ведро.
Странно, она была не похожа на кухарку -- у ее был слишком одухотворенный
вид.
-- Не простудитесь, -- предупредила она. -- Здесь очень коварные ночи. Обед
скоро будет готов. -- Она одарила нас материнской улыбкой, постояла минутку,
придерживая руками опущенную матку, и скрылась в доме.
-- Кто это? -- удивился я.
-- Моя мама, -- ответила мисс Лео. -- Правда, милая?
-- В самом деле, -- меня удивило, что ее мать прислуживает Джеральду, выполняя
грязную работу.
-- Она квакерша. Кстати, можете звать меня просто Кэрол. Это мое имя. Мама не
верит в астрологию, но она любит Джеральда. Она считает его беспомощным.
-- А вы тоже квакерша?
-- Нет, я неверующая. Я простая провинциалка. Весьма недалекая.
-- Вы мне не кажетесь недалекой.
-- Ну может быть, не так уж чтобы совсем... Но все равно...
-- С чего вы взяли?
-- Я прислушиваюсь к разговорам других. Я знаю, какое впечатление производят мои
слова, когда я открываю рот. Видите ли, у меня простые, банальные мысли.
Большинство людей так сложны для меня. Я слушаю их, но не понимаю, о чем они
говорят.
-- Это звучит в высшей степени разумно, -- признал я. -- Скажите, вы часто
видите сны? Вопрос ошарашил ее.
-- Почему вы спросили? Откуда вы знаете?
-- Все люди видят сны, разве вам это неизвестно?
-- Да, я слышала об этом... но вы ведь не это имели в виду. Большинство забывает
свои сны, не так ли? Я кивнул.
-- А я нет, -- неожиданно просияла Кэрол. -- Я помню все до мельчайших
подробностей. Мне снятся чудесные сны. Может быть, именно поэтому я больше никак
не развиваю свой ум. Я вижу сны дни напролет, так же, как и
461
ночью. Это проще, мне кажется. Я предпочитаю видеть сны, нежели размышлять...
понимаете, о чем я? Я притворился озадаченным.
-- Конечно, вы понимаете, -- продолжала она. -- Можно долго-долго думать о
чем-нибудь и ни до чего не додуматься. Но когда вы спите, у вас есть все -- все,
что душе угодно, все происходит так, как вам хочется. Наверное, это отупляет, но
мне все равно. Я бы не стала ничего менять, даже если бы и могла...
-- Послушайте, Кэрол, -- перебил я ее, -- а вы не могли бы мне рассказать свои
сны. Вы можете вспомнить, например, тот, что вы видели вчера? Или позавчера?
Кэрол милостиво улыбнулась.
-- Конечно, могу. Я расскажу вам тот, который мне снится постоянно... Хотя слова
только портят. Я не могу описать великолепные краски, которые я вижу, или
музыку, которую слышу. Даже если бы я была писателем, вряд ли я смогла бы
передать их. Во всяком случае, в книжках я не смогла найти ничего похожего на
мои сны. Конечно, писателей не очень интересуют сны. Они описывают жизнь или то,
о чем люди думают. Наверное, они просто не видят сны, как я. Мне снится то, что
никогда не произойдет... не может произойти, мне так кажется... хотя я не
понимаю, почему бы и нет. Во сне все происходит так, как нам бы хотелось, чтобы
это происходило. Я живу в своем воображении, поэтому со мной ничего не
происходит. Я ничего по-настоящему не хочу -- просто жить... жить вечно.
Возможно, это звучит глупо, но это именно так. Я не понимаю, почему мы должны
умирать. Люди умирают, потому что сами этого хотят, так я думаю. Я где-то
читала, что жизнь -- это лишь сон. Эта мысль крепко засела в моей голове. И чем
больше я наблюдаю жизнь, тем более справедливым кажется мне это утверждение. Мы
все живем выдуманной нами жизнью... в выдуманном нами мире.
Она умолкла и серьезно посмотрела на. меня.
-- Вам не кажутся бессмыслицей мои слова? Я бы не хотела продолжать разговор,
пока не почувствую, что вы меня-понимаете.
Я заверил ее, что слушаю очень внимательно, и что все, что она говорит, мне
глубоко симпатично. От этих слов она расцвела и несказанно похорошела. Радужная,
с поволокой, оболочка глаз вспыхнула золотистыми искорками. Она не сказала
ничего, что могло показаться глупым, подумал я, ожидая продолжения.
-- Я не рассказала вам об этом, о моих снах, но может быть, вы уже и сами
догадались... Я часто заранее знаю,
462
что со мной произойдет. Например, прошлой ночью мне снилось, что я собираюсь на
праздник, праздник в лунном свете, там я должна встретить человека, который
расскажет мне странные вещи обо мне самой. Над его головой сияние. Он приехал из
чужой страны, но он не иностранец. У него мягкий, успокаивающий голос;
протяжная, неспешная речь -- совсем, как у вас.
-- Что вы ожидаете услышать о себе, Кэрол? -- я опять перебил ее. -- Какие
