работы. Гробокопатель! С томиком Ницше под мышкой, заучивающий последнюю сцену
"Фауста", когда выдается свободная минутка. Верно подметил стюард, сказав, что
англичанам никогда не обойти нас. Показался причал. Последний глоток пива, чтобы
перебить вкус бараньих яичек, и щедрые чаевые официанту -- дабы доказать, что и
американцы порой платят свои долги. Неожиданно я с беспокойством обнаруживаю,
что рядом никого, кроме грузного англичанина в длинном свободном пальто,
перехваченном поясом, и клетчатой кепке. В любом другом месте клетчатая кепка
смотрелась бы нелепо, но у себя дома он волен делать все, что ему
заблагорассудится, больше того, меня даже восхитил его вид, такой внушительный и
независимый. Может, англичане не так уж и плохи, задумался я.
На палубе темно, моросит. В мой прошлый приезд в Англию мы поднимались по Темзе,
тоже было темно, моросил дождь, все вокруг были одеты в черное, с
пепельно-серыми лицами, а покрытые сажей, закопченные дома казались мрачными и
зловещими. Проходя каждое утро по Хай-Холборн-стрит, я видел самых
респектабельных, жалких оборванных нищих, каких только сотворил Господь. Серых,
бледнолицых ничтожеств в котелках, в визитках и с тем нелепым респектабельным
видом, который только англичане могут напускать на себя, попадая в разные пере-
417
дряги. Я опять втянулся в английский, и, должен сказать, он мне ни капельки не
нравится: он звучит елейно, льстиво, подобострастно, липко. Произношение -- это
та черта, которая делит людей на классы. Мужчина в клетчатой кепке и широком
пальто вылитый осел, напыщенный, чванливый; он и с грузчиками изъясняется на
каком-то птичьем наречии. Я все время слышу слово "сэр". Разрешите, сэр? Куда вы
сказали, сэр? Да, сэр. Нет, сэр. Черт подери, я уже вздрагиваю от этих "да,
сэр", "нет, сэр". Жопа ты, сэр, выругался я про себя.
Иммиграционная служба. Жду, пока до меня дойдет очередь. Как всегда, впереди
сволочи с толстой мошной. Очередь почти не движется. Счастливчики, прошедшие
контроль, ждут, пока осмотрят их багаж. Снуют грузчики, похожие на навьюченных
ишаков. Передо мной осталось только двое. В руках у меня паспорт, билет,
багажные квитанции. И вот я у цели, протягиваю паспорт. Он смотрит на большой
лист бумаги, находит в нем мое имя, что-то отмечает.
-- Как долго вы собираетесь пробыть в Англии, господин Миллер? -- спрашивает он,
держа паспорт наготове.
-- Неделю, может две.
-- Вы ведь направляетесь в Лондон, не так ли?
-- Совершенно верно.
-- В какой гостинице вы хотите остановиться, господин Миллер?
Меня начинают забавлять эти вопросы.
-- Я еще не решил, -- отвечаю я, улыбаясь. -- Может, вы мне что-нибудь
посоветуете?
-- У вас есть друзья в Лондоне, господин Миллер?
-- Нет.
-- Не сочтите за нескромность вопрос, что вы собираетесь делать в Лондоне?
-- Вообще-то я хотел немного отдохнуть. -- Я все еще улыбаюсь.
-- Надеюсь, у вас при себе достаточно денег, чтобы прожить в Англии?
-- Я тоже на это надеюсь, -- беспечно отвечаю я, улыбка не сходит с моего лица.
Меня начинает раздражать его придирчивость, такими вопросами только людей
запугивают.
-- Будьте добры, не будете ли вы столь любезны показать мне ваши деньги,
господин Миллер?
-- Бога ради, пожалуйста. -- Я лезу в карман джинсов и извлекаю то, что уцелело
от ста франков. Вокруг меня раздаются смешки. Я тоже делаю попытку рассмеяться,
но мне это не слишком удается. Мой мучитель издает слабый
418
звук, похожий на кудахтанье, и, буравя меня взглядом, произносит с сарказмом:
-- Вы ведь не собираетесь надолго задерживаться в Лондоне, господин Миллер, не
правда ли?
И при каждой фразе "господин Миллер"! Этот сукин сын, кажется испытывает мое
терпение. Мною начинает овладевать беспокойство.
-- Послушайте, -- дружелюбно говорю я, пытаясь сохранять беззаботный вид. --
Неужели вы думаете, что я собираюсь жить на э т о. Как только остановлюсь в
гостинице, я свяжусь с Парижем, мне пришлют деньги. Я уезжал второпях и...
Он нетерпеливо перебивает меня. Не затруднит ли меня назвать свой банк в Париже.
-- У меня нет счета в банке, -- вынужден признать я. Мой ответ производит очень
плохое впечатление на слушателя. Чувствую, как вокруг сгущается враждебность.
Стоящие в очереди люди поставили на пол свои чемоданы, словно в ожидании долгой
осады. Паспорт, который он держал в руках, как миниатюрную святыню, он же
кончиками пальцев кладет на стойку, будто это серьезная улика.
-- Откуда вы намереваетесь получить деньги? -- вкрадчиво, как никогда,
спрашивают меня.
-- От моего друга, мы живем вместе в Париже.
-- А у него есть банковский счет?
-- Нет, но у него есть работа. Он работает в "Чикаго Трибьюн".
-- И вы полагаете, что он вышлет вам деньги на отпуск?
-- Не полагаю, а знаю, -- резко отвечаю я. -- Какой смысл мне вам врать? Я же
сказал, что уезжал в спешке. Мы условились, что мне пришлют деньги, как только я
приеду в Лондон. Кроме того, это мои деньги, а не его.
-- Вы предпочли доверить-деньги ему вместо того, чтобы держать их в банке, я
правильно понял, господин Миллер?
Я начал потихоньку закипать.
-- Видите ли, там не такая уж большая сумма, и вообще я не очень хорошо понимаю,
о чем мы спорим. Если вы мне не верите, готов подождать прямо здесь. Пошлете
телеграмму и выясните все сами.
-- Одну минутку, господин Миллер. Вы упомянули, что проживаете вместе... в
гостинице или в квартире?
-- В квартире.
-- На чье имя она снята?
419
-- На его. Дело в том, что мы снимаем ее вместе, но на имя друга, так как он
француз, и так было проще уладить все формальности.
-- Вы храните у него ваши деньги?
-- Нет, не всегда. Понимаете, я покидал Париж при необычных обстоятельствах.
Я...
-- Минуточку, господин Миллер, -- мне делают знак выйти из очереди. Одновременно
он подзывает одного из своих помощников и отдает ему мой паспорт. Последний
забирает его и скрывается за ширмой неподалеку. Я стою, наблюдая за тем, как
проходят контроль остальные.
-- Вы пока можете пройти багажный досмотр, -- его голос выводит меня из транса.
Я подхожу к навесу и открываю чемодан. Поезд ждет. Он похож на упряжку лаек,
готовых в любой момент сорваться с места. Паровоз пыхтит и выпускает клубы пара.
Наконец я возвращаюсь обратно и оказываюсь напротив своего собеседника.
Оставшиеся пассажиры торопливо теснят друг друга, спеша поскорее закончить с
досмотром.
Из-за ширмы появляется длинный, тощий таможенник с моим паспортом в руке. Его
вид говорит о том, что он заранее уверен в моей неблагонадежности.
-- Господин Миллер, вы американский гражданин?
-- Как видите. -- Да, от этого пощады не дождешься. Чувство юмора у него
отсутствует начисто.
-- Сколько времени вы живете во Франции?
-- Года два, может три. Там же написано... А в чем собственно дело? При чем тут
это?
-- Вы ведь собирались провести в Англии несколько месяцев, не так ли?
-- Да нет. Я собирался провести неделю или дней десять, и все. Но теперь...
-- И вы приобрели визу сроком на год, собираясь провести здесь всего неделю?
-- Я и обратный билет купил, если вас интересует.
-- Обратный билет можно выбросить, -- отвечает он, злобно скривившись.
-- Если человек -- идиот, то конечно можно. Я до этого еще не дошел. Послушайте,
в конце концов, мне уже надоел весь этот бред. Я переночую в Нью-Хэвене и завтра
же сяду на пароход. Я передумал проводить отпуск в Англии.
-- Не стоит так торопиться, господин Миллер. Надо во всем разобраться.
В эту секунду раздался паровозный свисток. Пассажиры уже заняли свои места, и
поезд начал трогаться. Я подумал о чемодане, который отправил багажом в Лондон.
В нем почти все мои рукописи и пишущая машинка. Хоро-
420
шенькое дело, подумал я. И все из-за каких-то жалких грошей, брошенных на
стойку.
Теперь к нам присоединился толстяк-коротышка с непроницаемо-вежливой
физиономией. Судя по его виду, он собирался весело провести время.
Прислушиваясь к стуку колес отходящего состава, я приготовился к самому худшему.
Раз уж меня поимели, придется вытерпеть все до конца. Я потребовал, чтобы мне
вернули паспорт. Хотите учинить допрос с пристрастием -- валяйте. Делать все
равно нечего, до прибытия парохода успеем повеселиться.
К моему изумлению, длинный тощий чиновник отказался отдать обратно мой документ.
Это привело меня в неописуемую ярость. Я сказал, что немедленно обращусь к
американскому консулу.
-- Послушайте, вы можете подозревать меня в чем угодно, но это мой паспорт, и я
хочу получить его назад.
-- Зачем так волноваться, господин Миллер? Вы получите паспорт перед отъездом.
Но сначала я хотел бы задать вам несколько вопросов... Как я понял, вы женаты.
Ваша жена живет с вами -- и вашим другом? Или она в Америке?
-- По-моему, вас это не касается. Но раз уж вы сами завели этот разговор, то я
вам кое-что расскажу. Я уехал с такой мизерной суммой из-за того, что все
отпускные деньги отдал жене. Мы разводимся, на днях она уезжает в Америку. Я
отдал ей деньги, поскольку у нее нет ни гроша.
-- Могу я узнать, сколько вы ей дали?
-- Вы мне задали уже столько вопросов, которых не имеете права задавать, так что
почему бы мне не ответить вам и на этот. Если вам так интересно, я дал ей
шестьдесят фунтов. Это легко проверить. В моем бумажнике наверняка завалялась
квитанция. -- Я потянулся за бумажником посмотреть, нет ли там квитанции
обменного пункта.
-- Но ведь это очень глупо -- отдать все жене и прибыть в Англию без единого
пенни, или почти без единого пенни за душой?
Я кисло улыбнулся.
-- Дорогой мой, я тщетно пытаюсь вам объяснить, что я приехал в Англию не за
милостыней. Если вы меня наконец отпустите, то в Лондоне я получу деньги, и все
будет о'кей. Мы понапрасну теряем время на разговоры, но попытайтесь меня
понять. Я -- писатель. Я работаю по вдохновению. У меня нет счета в банке, и я
не планирую ничего на год вперед. Когда мне чего-то хочется, я беру и делаю. Вы
почему-то считаете, что я приехал в Англию, чтобы... по правде говоря, не знаю,
что вам втемяшилось.
421
Мне просто захотелось увидеть Англию, услышать английскую речь, можете вы в это
поверить? -- и, отчасти, отделаться от жены. Улавливаете смысл?
-- Кажется, улавливаю. Вы намерены сбежать от жены и предоставить государству
заботиться о ней. А вы уверены, что она не последует за вами в Англию? И как вы
собираетесь содержать ее в Англии -- если у вас нет денег?
Разговаривать с ним было все равно, что биться лбом о каменную стену. Не
начинать же все с начала?
-- Послушайте, меня совершенно не волнует ее дальнейшая судьба. Если она
захочет, чтобы о ней заботилось государство, право же, это ее личное дело.
-- Вы упомянули, что работаете в "Чикаго Трибьюн"?
-- Я не говорил ничего подобного. Я сказал, что мой друг, тот, который должен
прислать мне деньги, что он работает в "Чикаго Трибьюн".
-- Значит, вы никогда не работали в этой газете?
-- Работал, но больше не работаю. На днях меня уволили.
Он резко перебил меня.
-- Так значит вы выполняли работу в газете в Париже?
-- Ну да, я так и сказал. А в чем дело? Почему вы спрашиваете?
-- Господин Миллер, я прошу вас показать мне ваше удостоверение личности. Раз вы
живете в Париже, у вас должна быть carte d'identite...
Я выудил из кармана carte. Вдвоем они принялись изучать ее.
-- Но это вид на жительство неработающего человека -- а вы утверждаете, что
работали для "Чикаго Трибьюн" корректором. Как вы это объясните, господин
Миллер?
-- Извините, но, боюсь, что никак. Мне кажется бессмысленным доказывать вам, что
я американский гражданин, что "Чикаго Трибьюн" -- это американская газета, и
что...
-- Простите, но почему вас уволили?
-- Как раз об этом я и хочу сказать. Дело в том, что французские чиновники, -- я
хочу сказать, те, кто ведает этой волокитой, относятся к таким вещам примерно
так же, как и вы. Я бы до сих пор спокойно сидел в "Чикаго Трибьюн", если бы не
зарекомендовал себя плохим корректором. Потому меня и уволили.
-- Кажется, вы даже гордитесь этим.
422
-- Горжусь. Я считаю, что это свидетельствует о наличии интеллекта.
