пооче-
441
редно представлять своим гостям: Весы -- Близнецы, Стрелец -- Водолей, Лев --
Козерог и так далее. Мы чувствовали почти то же самое, что и Алиса, когда она
попала в Страну Чудес, а Джеральд при ближайшем рассмотрении был как две капли
воды похож на Даму Червей.
Когда все перезнакомились, я пристроился в уголке у окна и огляделся. Интересно,
кто пристанет первым. Долго ждать не пришлось.
-- Вы увлекаетесь астрологией? -- поинтересовалась бледная личность с запавшими
глазами и впалыми щеками, безуспешно пытаясь подняться с дивана, где была зажата
между двумя дамами с одутловатыми расплывшимися лицами, одетыми так, словно они
долго рылись в бабушкиных сундуках.
-- Весьма относительно, -- ответил я, пожимая его вялую руку.
-- Мы все просто без ума от Джеральда. Он настоящий волшебник! Не представляю,
что бы мы без него делали. Я промолчал, повисла неловкая пауза. Он продолжал:
-- Вы живете в Голливуде, мистер... Простите, запамятовал ваше имя. Меня зовут
Хелблингер, Джулиус Хелблингер.
Я еще раз пожал ему руку.
-- Рад познакомиться, мистер Хелблингер. Нет, я живу не здесь. Я пришел в гости.
-- Вы адвокат, да?
-- Нет, я писатель.
-- Писатель! Ах, как интересно! В самом деле? Если не секрет, о чем вы пишете?
Тут как нельзя более кстати подоспел Джеральд -- он подслушивал разговор и
торопливо порхнул к нам, весь трепеща от возбуждения.
-- Ни в коем случае не читайте его книги, -- начал он, протягивая безвольно
болтавшуюся кисть, с которой, будто переломанные, свисали пальцы. -- У него
извращенный склад ума, не правда ли, Двадцать Шестое Декабря?
Одна из каракатиц пыталась подняться с дивана, опираясь на тонкую трость с
золотым набалдашником. Увидев, что она плюхнулась, словно снулая рыба, на
мягкое, я поспешил ей на помощь. Случайно мой взгляд упал на ее ноги, похожие на
две щепки. Судя по всему, она никогда не ходила дальше, чем от машины до
подъезда. На одутловатом белом лице выделялись маленькие птичьи глазки. Проблеск
сознания в них отсутствовал, разве что иногда вспыхивал алчный огонек обжорства.
Она могла быть сестрой-близнецом Кэрри Нейшн кисти Гранта Вуда, создавшего ее в
момент сатанинского просветления. Я без труда
442
представлял ее на лужайке возле собственного дома в Пасадене, поливающую цветы
из дырявой лейки. Наверное она проводит день, посещая парикмахера, потом
астролога, от астролога направляется к хироманту, потом идет в чайную, где после
второй чашки чая начинает ощущать легкое брожение в кишечнике, и поздравляет
себя с тем, что ей больше не нужно принимать ежедневно слабительное. Высшее
счастье для нее, -- это, без сомнения, хороший стул. Я несильно сдернул ее с
дивана, поставил на ноги, слыша, как стучит ее грязное сердце, подражая ржавому
хрипу неисправного движка.
-- Вы так любезны, -- поблагодарила она, тщетно пытаясь изобразить на высеченном
из чугуна лице очаровательную улыбку. -- Увы, мой дорогой, мои бедные ножки
совсем меня не слушаются. Джеральд говорит, что у меня Марс противостоит
Сатурну. Приходится нести свой крест. А вы кто. Овен? Хотя нет, дайте
подумать... вы Близнец, угадала?
-- Совершенно верно, я Близнец, а также моя мать и сестра. Забавно, не правда
ли?
-- Действительно, -- из ее груди рвался хриплый свист, она безуспешно пыталась
справиться с головокружением. Кровь хлюпала в ее жилах, словно слизь
просачивалась через промокашку.
-- Джеральд говорит, что я принимаю все слишком близко к сердцу... А что мне
остается, когда правительство сжирает весь доход. Я ни секунды не сомневаюсь,
что мы выиграем войну, но, голубчик, с чем мы останемся, когда она закончится?
Я, знаете ли, не становлюсь моложе. У меня осталась только одна машина, и
неизвестно еще, не придется ли расстаться и с ней. А каково ваше мнение об этой
войне, молодой человек? Эта нескончаемая бойня просто ужасна. Одному богу
известно, уцелеем ли мы. Не удивлюсь, если эти япошки вторгнутся в Калифорнию и
уведут побережье прямо у нас из-под носа. Что скажете? Вы так терпеливо
слушаете... Простите мою болтливость. Старость, дорогой мой! Что вы сказали?
Я не произнес ни слова. Я только улыбался ей, может быть, немного грустно.
-- Вы иностранец? -- вдруг спохватилась она, на ее лице отразилась паника.
-- Американец всего-навсего.
-- Откуда вы? Средний Запад?
-- Нет, Нью-Йорк. Я там родился.
-- Вы уехали оттуда, да? Я не осуждаю вас, там невозможно жить... все эти
иностранцы. Я уехала отсюда
443
тридцать лет назад. И никогда не вернулась бы... Oh, леди Эстенброк... Как я
рада снова видеть вас. Вы давно приехали?. Я не знала, что вы в Калифорнии.
Я стоял, как дурак, с тростью в руках. Старая сука, казалось, забыла обо мне,
хотя я был совсем рядом, готовый в любую минуту подхватить ее трясущуюся бренную
оболочку, если она споткнется или грохнется наземь. Наконец, заметив, что леди
Эстенброк бросает на меня явно недоуменные взгляды, она слегка шевельнула
проржавевшими суставами и легким движением, почти незаметным, дала мне понять,
что я не забыт.
-- Леди Эстенброк, позвольте представить вам мистера... Прошу прощения, не
скажете ли вы еще раз, как вас зовут?
-- А я и не говорил вам, -- бесцветно ответил я. И выдержав приличествующую
паузу, добавил:
-- Химмельвейс... Август Химмельвейс.
Леди Эстенброк скривилась, заслышав это жуткое тевтонское имя. Она протянула мне
два ледяных пальца, которые я радостно стиснул в непристойно крепком и бодром
пожатии. Но не моя экспансивность обеспокоила леди Эстенброк, а та дерзость, с
которой мои глаза изучали три вишенки, свисавшие с ее немыслимой шляпки. Только
безумная из высшего английского общества могла напялить на себя такое. Она была
похожа на даму с портрета подвыпившего Гейнсборо, последние мазки на котором
сделал Марк Шагал. Для пущего присутствия имперского духа не хватало лишь
букетика спаржи, воткнутого между обвисших пустых грудей. Ее грудь! Мои глаза
машинально блуждали по тому месту, где должна быть грудь. Я подозревал, что в
последний момент она подложила туда немного эксельсиора (амер. -- мягкая
упаковочная стружка), возможно, тогда, когда выжимала последнюю каплю духов из
пульверизатора. Готов ручаться, она ни разу в жизни никогда не видела своих
гениталий. Омерзительное, должно быть, зрелище. Всегда было омерзительным...
Если бы не приходилось иногда писать, то про них вообще можно было бы забыть...
-- Леди Эстенброк -- автор книг о Уинни Уимпл, -- поторопилась сообщить
пасаденовская рептилия. Я понимал, что меня просто хотели ввести в курс дела,
так сказать, au courant, но мне было абсолютно начхать, что из себя представляет
эта дама, будь она известной писательницей или чемпионом по крокету. Я
равнодушно и спокойно ответил:
-- Прошу прощения, но я первый раз в жизни слышу о Уинни Уимпл.
444
Это прозвучало как гром среди ясного неба.
-- Позвольте, мистер...
-- Химмельвейс, -- пробубнил я.
-- Позвольте, мистер Химмельвейс, не хотите же вы сказать, что никогда не
слышали о Уинни Уимпл. Этого не может быть, все читали про Уинни Уимпл. Где же
вы были все это время? Вы что, с луны свалились? Дорогуша, это неслыханно!
Леди Эстенброк снисходительно произнесла:
-- Мистер Химмельвейс вероятно читает Томаса Манна, Кроче, Унамуно. Ничего
обидного в этом нет. Я ведь сама пишу лишь для того, чтобы не умереть от скуки.
И вряд ли когда-нибудь удосужусь прочитать свою писанину. Это же примитив.
-- Что вы, дорогая леди Эстенброк, как вы можете говорить такие вещи! Ваши книги
восхитительны! Я перечитываю каждую из них по нескольку раз! Каждую! Какая
прихотливость! Столько очарования! Не представляю, что бы мы делали без вашей
Уинни Уимпл, я серьезно. Барон Хафнейджел! Я должна поздороваться с ним! Прошу
прощения, леди Эстенброк!
Она заковыляла в другой конец комнаты, истошно вереща:
-- Барон Хафнейджел! Барон Хафнейджел! Леди Эстенброк с осторожностью, словно у
нее была хрустальная задница, опустилась на софу. Я предложил ей чаю с
пирожными, но она не слышала меня. Стеклянными глазами она уставилась на стоящую
на столике фотографию страстной, полураздетой блондинки. Я слегка отодвинулся и
тут же уперся в округлые прелести увядающей актрисы. Я хотел было извиниться, но
услышал сухой надтреснутый смешок, напоминавший хруст слюды.
-- Это всего лишь я... Не стоит извинений, -- прожурчала она. -- Эскимосы,
знаете ли, трутся носами... -- Очередной короткий взрыв смеха, словно вызванный
падением с лестницы Галли Курчи. Дальше последовало неизбежное:
-- Я -- Двенадцатое Ноября, а вы?
-- Двадцать Шестое Декабря, -- ответил я. -- Самый настоящий козел с парой
рогов.
-- Как мило! А я не знаю, кто я, то ли змея, то ли сороконожка. Во мне есть
что-то дьявольское и страшно сексуальное.
Она похотливо прищурила фарфоровые глазки.
-- Вам не кажется, -- она теснее прижалась ко мне, -- что надо найти что-нибудь
выпить, а? Я все ждала, что вон тот гусь, -- жест в сторону Джеральда, --
соизволит
445
поухаживать за мной, но, похоже, не дождусь. А что здесь творится? Намечается
скандал, или что? Кстати, меня зовут Пегги. А вас?
Я назвался своим именем.
-- Официально меня здесь знают как Химмельвейса. -- В моем сознании возник образ
подмигивающей лошади.
-- Официально, -- эхом откликнулась она. -- Не понимаю. Официально что?
-- Бредятина, полный бред. -- Я постучал себя по голове.
-- Понятно. Я попала на сборище мудаков. Я сразу так и подумала. Послушайте, а
из-за чего сыр-бор? Зачем он их собрал? Хочет вытрясти из них монету? Пусть
начнет с меня, я устрою ему небольшой сюрприз.
-- Вряд ли он станет приставать к вам. Во всяком случае таким образом. -- Снова
образ подмигивающей лошади.
-- Ах, даже так! Все ясно! -- Она холодным взглядом окинула собравшихся. --
Выбор невелик. Слепцы' -- Она смерила презрительным взглядом, явно желая
поддразнить, столпившихся вокруг ведьм.
-- А вы чем занимаетесь? -- неожиданно поинтересовалась она.
-- Чем занимаюсь? Пишу...
-- А дальше? В самом деле? А что вы пишете? История? Биология?..
-- Непристойные книжки. -- Я постарался изобразить на лице смущение.
-- В каком смысле непристойные? Непристойные-непристойные или просто
неприличные?
-- Мне кажется просто неприличные.
-- Вроде истории леди Чаттерби или Чаттерсли, как там ее звали? Надеюсь, не
такое дерьмо? Я засмеялся.
-- Нет, нет, совсем другое... Просто порнокнижки. Вы же знаете все эти вещи:
душки-крошки-страсти-мордасти...
-- Тише! Не забывайте, где находитесь! -- она оглянулась украдкой.
-- А почему бы нам не найти уголок, где можно спокойно посидеть и поговорить. А
что еще вы знаете? Начало прозвучало многообещающе. Как вы сказали, вы -- козел,
да? Ну, в смысле Стрелец?
-- Козерог.
-- Козерог. Отлично, пошли! Я забыла, когда вы родились? Я хочу запомнить... Все
Козероги такие, как вы? Боже правый, я-то думала, что я невероятно сексуальна,
446
но, похоже, мне предстоит многому научиться. Пошли туда, где нас никто не
услышит. Итак, все сначала. Что вы пишете? Неприкрытые что?
-- Душки-крошки-чмок-трах...
Она взглянула на меня, словно собираясь благословить. Потом протянула мне руку.
-- Дайте вашу пять, дружище! Мы говорим на одном языке. А теперь попробуйте это
немного приукрасить, с того места, где вы остановились. Хорошо было сказано,
чистая монета. Расскажите-ка мне о каких-нибудь любовных штучках. Давайте!
Смелее! У меня уже намокли штанишки! Придумайте что-нибудь! Немного фантазии!
Мать вашу, встретить такого человека! И где! Здесь! Надо выпить! Только не
приносите эту прокисшую ослиную мочу! Лучше бурбон, если, конечно, найдете.
Подождите, не убегайте. Скажите что-нибудь перед уходом. Начните с крошек, --
как в прошлый раз. Только прибавьте что-нибудь этакое. Мы с вами еще прогремим
сегодня. Только не говорите таких слов, хорошо? Это слишком грубо. Подойдите, я
хочу шепнуть вам кое-что на ухо.
Наклоняясь к ней, я заметил Джеральда, направляющегося прямо к нам.
-- Прогоните его, -- прошептала моя спутница, -- он похож на кусок триппера.
-- О чем это вы шепчетесь? -- игриво осведомился Джеральд, сияя, как близнецы
