- Так он объяснил мне, сэр.
Я заметил, как побледнел Лоуэлл, как мадемуазель обменялась быстрым
взглядом с отцом.
Де Керадель сказал:
- Предыдущая галлюцинация уничтожена более сильной.
Билл сказал:
- Может быть. Во всяком случае день он провел в настроении смеси
ожидания и ужаса. "Как будто, - объяснил он, - начала необыкновенно
радостного события и в то же время открытия двери в камеру осужденного".
Но решимость не видеть меня еще больше укрепилась, хотя он беспокоился
из-за того, нашел ли я причину его видений. Поговорив со мной, он ушел из
дома, не для игры в гольф, как объяснил Симпсону, но просто туда, где я не
смог бы его найти.
Домой он вернулся к обеду. Ему показалось, что за обедом он заметил
несколько мимолетных движений, легкое перепархивание тени. Все время он
чувствовал, что за ним следят. У него появилось паническое желание убежать
из дома - "пока еще есть время", как выразился он. Но более сильным
оказалось желание остаться, что-то продолжало нашептывать ему о
необыкновенных наслаждениях, неведомых радостях. Он сказал: "Как будто у
меня две души. Одна корчится от отвращения и протестует против рабства. А
другой все равно, если только она получит обещанные радости".
Он пошел в библиотеку...
И тень появилась, как и накануне. Она подошла ближе, но не настолько,
чтобы он мог ее коснуться. Тень запела, и у него пропало желание касаться
ее; не осталось никаких желаний, кроме желания сидеть бесконечно и
слушать. Он сказал: "Это была тень песни, а пела тень женщины. Как будто
звуки доносились из-за невидимого занавеса... из какого-то чуждого
пространства. Звуки сладкие, как аромат. Одно целое с ароматом, сладкие,
как мед... но в каждой ноте скрывалось зло". Он сказал: "Если у этой песни
и были слова, я их не слышал. Слышал только мелодию... обещающую..."
Я спросил: "Что обещающую?"
Он ответил: "Не знаю... радости, не испытанные никем из живущих
людей... они будут моими... если..."
"Что если?"
"Не знаю... Но я должен что-то сделать, чтобы заслужить их... но
тогда я не знал, что должен сделать..."
Пение смолкло, тень и ее аромат исчезли. Он немного подождал, потом
пошел в спальню. Тень не появлялась, хотя ему казалось, что она следит за
ним. Он быстро уснул спокойным сном без сновидений. Проснулся с
оцепеневшим сознанием, в какой-то необычной летаргии. Продолжал мысленно
слышать мелодию песни тени. Сказал: "Она как будто плела сеть между
реальностью и нереальностью. У меня была только одна сознательная мысль:
острое нетерпение узнать результаты анализов. Когда ты сообщил их мне, то,
что боялось тени, заплакало, а то, что ждало ее, возрадовалось".
Наступила ночь - третья ночь. За обедом он не чувствовал наблюдения
за собой. Не было этого чувства и в библиотеке. Он ощутил одновременно
разочарование и облегчение. Пошел в спальню. Там ничего. Примерно час
спустя он уснул. Ночь была теплой, поэтому он укрылся только простыней.
Он мне сказал: "Не думаю, чтобы я спал. Нет, я уверен, что не спал. И
вдруг почувствовал, что меня окружает аромат... и услышал совсем рядом
шепот. Сел... Тень лежала рядом со мной.
Она была резко очерчена, бледно-розовая на фоне простыни. Склонялась
ко мне, одна рука под подушкой, на другую опирается приподнятая голова. Я
видел острые ногти этой руки, мне даже показалось, что я вижу блеск глаз
тени. Я собрал все свое мужество и положил на нее руку. И ощутил только
простыню.
Тень придвинулась ближе... шепча... шепча... и я понял, что она
шепчет... и тогда она сказала мне свое имя... и многое другое... и что я
должен сделать, чтобы заслужить обещанные мне наслаждения. Но я ничего не
должен делать, пока она не сделает того-то и того-то, и я должен это
сделать в тот момент, как она меня поцелует... когда я почувствую ее
губы...
Я резко спросил: "Что ты должен сделать?"
Он ответил: "Убить себя".
Доктор Лоуэлл, дрожа, отодвинул свое кресло.
- Боже! И он убил себя! Доктор Беннет, не понимаю, почему вы не
проконсультировались со мной по этому случаю. Зная, что я рассказал вам
о...
Билл прервал его:
- Именно поэтому, сэр. У меня были причины пытаться справиться с этим
одному. Я готов изложить вам эти причины.
Я сказал ему: "Это всего лишь галлюцинация, Дик. Фантом воображения.
Тем не менее он достиг степени, которая мне не нравится. Ты должен
пообедать со мной и остаться на ночь. Если не согласишься, откровенно
говоря, я применю насилие".
Он со странным выражением посмотрел на меня. Потом негромко сказал:
"Но если это галлюцинация, что это даст? Мое воображение ведь со мной? И
Бриттис появится здесь, как и у меня дома".
Я ответил: "К дьяволу все это. Ты остаешься здесь".
Он ответил: "Хорошо. Я готов попробовать".
Мы пообедали. Я не позволил ему говорить о тени. Добавил в его стакан
сильное снотворное. В сущности накачал его наркотиком. Немного погодя у
него начали слипаться глаза. Я уложил его в постель. А про себя сказал:
"Приятель, если ты проснешься раньше, чем через десять часов, я не врач, а
ветеринар".
Мне пришлось уйти. Вернулся я сразу после полуночи. Прислушался у
двери Дика, не решаясь войти, чтобы не побеспокоить его. Решил не входить.
На следующее утро в девять часов я заглянул к нему. Комната была пуста. Я
спросил слуг, когда ушел мистер Ральстон. Никто не знал. Когда я позвонил
ему, его тело было уже обнаружено.
Я ничего не мог сделать, и мне нужно было время, чтобы подумать.
Чтобы мне не мешала полиция. Чтобы провести собственное исследование в
соответствии с тем, что говорил мне Ральстон и что я не считал связанным с
этим случаем.
Билл повернулся к де Кераделю.
- Ведь вас профессионально интересуют только симптомы?
Доктор де Керадель ответил:
- Да. Но в вашем рассказе ничто не противоречит моему диагнозу о
галлюцинациях. Может, если вы сообщите подробности, о которых сами хотели
подумать...
Я прервал его.
- Минутку. Билл, ты ведь сказал: Бриттис, кто бы она ни была, тень
или иллюзия, утверждала, что она не демон, не суккуб. Ты начал передавать
его слова: "Она сказала, что она..." - и смолк. Но кем она себя считала?
Казалось, Билл колеблется, затем он медленно ответил:
- Она сказала, что была девушкой, бретонкой, пока не стала... тенью
из Иса.
Мадемуазель откинула назад голову и безудержно рассмеялась. Она
положила свою руку на мою.
- Тень злой Дахут Белой! Алан де Карнак, одна из моих теней!
Лицо де Кераделя оставалось невозмутимым.
- Вот как? Теперь я понимаю. Так. Ну, доктор Беннет, если принять
вашу теорию о колдовстве, то с какой целью это было сделано?
Билл ответил:
- Вероятно, деньги. Надеюсь со временем узнать точно.
Де Керадель откинулся назад, благосклонно поглядывая на Лоуэлла. Он
сказал:
- Не обязательно деньги. Цитируя доктора Карнака, возможно, это
искусство ради искусства. Проявление истинного художника. Гордость.
Некогда я знавал... ну, несомненно, суеверные люди назвали бы ее
ведьмой... так вот она гордилась своим мастерством. Это заинтересовало бы
вас, доктор Лоуэлл. Дело происходило в Праге...
Лоуэлл вздрогнул. Де Керадель вежливо продолжал:
- Подлинный художник, она практиковалась в своем мастерстве, или
использовала свой разум, или, если предпочитаете, доктор Беннет, исполняла
колдовские обряды исключительно ради удовольствия, которое получала как
художник. Между прочим, она умела заключать что-то от убитых ею в
маленьких кукол, точное подобие убитых, и оживляла этих кукол; и затем они
выполняли ее приказания... - Он заботливо наклонился к доктору Лоуэллу: -
Вам плохо, доктор Лоуэлл?
Лоуэлл был бледнее бумаги. Глаза его, устремленные на де Кераделя,
были полны ужасом. Он пришел в себя и твердым голосом сказал:
- У меня случаются прострельные боли. Ничего страшного. Продолжайте.
Де Керадель сказал:
- Подлинный художник... да, ведьма, доктор Беннет. Но я назвал бы ее
не ведьмой, а владелицей древних тайн, утраченной мудрости. Из Праги она
отправилась в этот город. Приехав, я попытался отыскать ее. Узнал, где она
жила. Но увы! Она и жившая с ней племянница сгорели, со всеми своими
куклами и вместе с домом. Загадочный пожар. Откровенно говоря, я
почувствовал облегчение. Я немного побаивался этой кукольницы. Не таю зла
против тех, кто организовал ее уничтожение, если оно было организовано. В
сущности... это может показаться бессердечным, но вы, мой дорогой доктор
Лоуэлл, поймете, я уверен... в сущности, я даже благодарен им... если они
существуют.
Он взглянул на часы и сказал дочери:
- Дорогая, нам пора идти. Мы уже опоздали. Время прошло так приятно,
так быстро... - Он помолчал и сказал подчеркнуто, медленно: - Если бы я
обладал той властью, которой обладала она, а она обладала этой власть, я,
доктор де Керадель, не боялся бы ее... Если бы я обладал этой властью, ни
один из тех, кто мешал мне, становился на моем пути, не прожил бы долго...
- Он пристально посмотрел на Лоуэлла, затем на Билла, Элен, наконец на
меня... - Я уверен, что даже моя благодарность не спасла бы их, не спасли
бы и те, кто их любит.
Наступило молчание. Его нарушил Билл:
- Откровенно сказано, де Керадель.
Мадемуазель с улыбкой встала. Элен провела ее в холл. Никто не
подумал бы, что они ненавидят друг друга. Пока де Керадель вежливо
прощался с Лоуэллом, мадемуазель подошла ко мне. Она прошептала:
- Жду вас завтра, Алан де Карнак. В восемь. У нас есть что сказать
друг другу. Не подведите меня.
И что-то сунула мне в руку.
Де Керадель сказал:
- Скоро будет готов мой главный эксперимент. Хотел бы, чтобы вы были
свидетелем, доктор Лоуэлл. И вы, доктор Карнак. Вам будет особенно
интересно. А до того времени - adieu.
Он поцеловал руку Элен, поклонился Биллу. Я подумал со странным
предчувствием, почему он не пригласил и их.
У дверей мадемуазель повернулась, слегка коснулась щеки Элен. Сказал:
- Вот сюда вас поцелует тень...
Смех ее прозвучал, как шелест маленьких волн. Она и ее отец сели в
ожидавший автомобиль.
7. ЛЮБОВНИК КУКОЛЬНИЦЫ
Бриггс закрыл дверь и ушел. Мы вчетвером молча стояли в холле. Вдруг
Элен топнула ногой и яростно заявила:
- Будь она проклята! Пыталась заставить меня чувствовать себя
рабыней. Как будто я одна из твоих любовниц, Алан, И королева с насмешкой
это заметила.
Я улыбнулся, потому что это почти точно совпало с моими мыслями. Она
гневно сказала:
- Я видела, как она с тобой шепталась. Вероятно, приглашала к себе в
любое время. - И стала извиваться, будто надевала спасательный жилет.
Я раскрыл руку и посмотрел, что сунула туда мадемуазель. Чрезвычайно
тонкий серебряный браслет, лента в полдюйма, почти такая же гибкая, как
тяжелый шелк. В браслете полированный, грубо овальной формы черный камень.
На его гладкой верхней грани заполненный каким-то красноватым материалом
символ власти древнего бога океана, у которого было множество имен задолго
до того, как греки прозвали его Посейдоном: трезубец, которым он управляет
своими глубинами.
Один из загадочных талисманов смуглого маленького
азильско-тарденуазского человека, который семнадцать тысяч лет назад смел
с лица земли высокого, светловолосого, голубоглазого, с большим мозгом
кроманьонца; а этот кроманьонец и сам появился в Западной Европе
неизвестно откуда. Вдоль серебряной ленты было вырезано изображение
крылатой змеи, в своих челюстях она держала черный камень.
