Он ответил все с тем же удивленным выражением: "Я не могу уплыть
сейчас. Дело в том... - Он колебался... - дело в том, Билл... я встретил
девушку... женщину... я не могу бросить ее".
Я смотрел на него, разинув рот. Потом сказал: "Ты хочешь на ней
жениться? Но кто она?"
Он беспомощно смотрел на меня. "Не могу сказать тебе, Билл. Ничего не
могу сказать о ней".
Я спросил: "А почему не можешь?"
Он ответил с той же удивленной нерешительностью: "Не знаю, почему. Но
не могу. Это кажется частью... частью того. Но... не могу тебе сказать". И
на любой вопрос, касающийся этой девушки, он отвечал так же.
Доктор Лоуэлл резко сказал:
- Вы мне ничего этого не рассказывали, доктор Беннет. Он больше
ничего не говорил? Что не может ничего сказать об этой женщине? Что не
знает почему, но не может?
Билл ответил:
- Больше ничего.
Элен холодно спросила:
- Что вас так забавляет, мадемуазель? Не вижу в этом ничего смешного.
Я посмотрел на мадемуазель. Маленькие светло-лиловые искорки ожили в
ее глазах, красные губы улыбались - жестокой улыбкой.
6. ПОЦЕЛУЙ ТЕНИ
Я сказал:
- Мадемуазель - подлинный художник.
Над столом повисло напряженное молчание. Его торопливо нарушил де
Керадель.
- Что вы этим хотите сказать, доктор Карнак?
Я улыбнулся.
- Подлинный художник радуется, когда искусство достигает
совершенства. Умение рассказывать - это искусство. Доктор Беннет
рассказывает превосходно. Поэтому ваша дочь, подлинный художник, довольна.
Прекрасный силлогизм. Разве не так, мадемуазель?
Она негромко ответила:
- Это вы сказали. - Но больше она не улыбалась, и в глазах ее
появилось новое выражение. И в глазах де Кераделя тоже. Прежде чем он смог
заговорить, я сказал:
- Всего лишь дань восхищения одного художника другому, Элен.
Продолжай, Билл.
Билл быстро продолжал:
- Я спорил с ним. Дал выпить крепкого. Сослался на некоторые случаи
галлюцинаций: Паганини, великий скрипач, временами видел теневую женщину в
белом, она стояла рядом с ним и играла на скрипке, и он играл с ней
дуэтом. Леонардо да Винчи считал, что разговаривал с Хироном, мудрейшим из
кентавров, тем самым, что воспитывал молодого Асклепия. И десятки подобных
примеров. Я говорил ему, что он вступил в общество гениев и что, вероятно,
это значит, что от него тоже можно ждать чего-нибудь гениального. Через
некоторое время он смеялся. Сказал: "Ну, ладно, Билл, ты меня убедил. Но
мне не нужно убегать. Наоборот, нужно идти навстречу и победить". Я
ответил: "Конечно, если ты считаешь, что справишься. Это всего лишь
одержимость, игра воображения. Попробуй сегодня ночью. Если придется туго,
позвони мне. Я сразу приеду. И побольше выпей". Ушел он от меня в
нормальном состоянии.
Он не звонил мне до второй половины следующего дня, а когда позвонил,
спросил, что с анализами. Я ответил, что все анализы свидетельствуют о
полном здоровье. Он негромко ответил: "Я так и думал". Я спросил, как он
провел ночь. Он рассмеялся и ответил: "Очень интересно, Билл. Очень. Я
последовал твоему совету и напился". Голос его звучал нормально, даже
весело. Я спросил: "А как же твоя тень?" - "Превосходно, - ответил он. - Я
ведь говорил тебе, что это тень женщины? Так оно и есть". Я сказал: "Тебе
лучше. Хорошо ли относится к тебе твоя женская тень?" Он ответил:
"Скандально хорошо, и обещает быть еще скандальнее. Именно это и сделало
ночь такой интересной". Он снова рассмеялся. И неожиданно повесил трубку.
Я подумал: "Ну, раз Дик может смеяться над тем, что еще день назад
приводило его в ужас, значит ему лучше". И сказал себе, что дал ему
хороший совет.
Но я чувствовал смутное беспокойство. Оно росло. Чуть позже я
позвонил ему, но Симпсон ответил, что он отправился играть в гольф. Это
казалось вполне нормальным. Да, все это лишь мимолетный случай, все
нормализуется. Да, я дал хороший совет. Какие... - Билл неожиданно прервал
свой рассказ. - Какие мы иногда глупцы, доктора!
Я украдкой взглянул на мадемуазель. Ее большие глаза были широко
открыты, смотрели нежно, но в глубине их таилась насмешка.
Билл сказал:
- На следующий день я получил еще несколько результатов, все хорошие.
Позвонил Дику и сообщил ему. Забыл сказать, что я велел ему обратиться к
Бьюканану. Бьюканан, - Билл повернулся к де Кераделю, - это лучший окулист
в Нью-Йорке. Он не нашел никаких нарушений, и это устраняло многие
возможные причины галлюцинаций, если это галлюцинации. Я рассказал это
Дику. Он весело ответил: "Медицина - наука исключения, не так ли, Билл? Но
если после исключения всего вы добираетесь до чего-то, о чем ничего не
знаете, что вы тогда делаете, Билл?"
Странное замечание. Я спросил: "Что ты этим хочешь сказать?" Он
ответил: "Я всего лишь жадный искатель знаний". Я подозрительно спросил:
"Ты много пил накануне?" - "Не очень". - "А как тень?" - "Все интереснее".
Я сказал: "Дик, я хочу, чтобы ты немедленно приехал. Я тебя осмотрю". Он
пообещал, но не приехал. Меня задержал тяжелый случай в больнице. Я
освободился около полуночи и позвонил ему. Ответил Симпсон. Он сказал, что
Билл лег рано и приказал его не тревожить. Я спросил Симпсона, как
выглядит Билл. Нормально, даже очень весел. Но я не мог избавиться от
необъяснимого беспокойства. Попросил Симпсона передать мистеру Ральстону,
что если он до пяти часов на следующий день не приедет ко мне, я сам
отправлюсь к нему.
Он приехал ровно в пять. Я сразу почувствовал, как тревога
усиливается. Лицо его осунулось, глаза казались странно яркими. Не
лихорадочными, скорее будто он принимал какой-то наркотик. Во взгляде
оживленное выражение и в то же время легкий ужас. Я не выдал того шока,
который получил от его внешности. Сказал, что получил последние результаты
и они все отрицательные. Он сказал: "Итак, я здоров? Ничего со мной
неладного?" Я ответил: "Так свидетельствуют анализы. Но все же я хочу,
чтобы ты для обследования на несколько дней лег в больницу". Он рассмеялся
и ответил: "Нет. Я совершенно здоров, Билл".
Он сидел молча и смотрел на меня, в его слишком ярком взгляде
смешивались оживление и ужас, и вообще он как будто намного превзошел меня
в каком-то знании и в то же время ужасно этого знания боится. Он сказал:
"Мою тень зовут Бриттис. Она мне сказала об этом прошлой ночью".
Я подпрыгнул. "Какого дьявола? О чем это ты говоришь?"
Он терпеливо ответил: "Моя тень. Ее зовут Бриттис. Так она сказала
мне прошлой ночью, лежа рядом со мной в постели. Женская тень.
Обнаженная".
Я смотрел на него, а он рассмеялся. "Что ты знаешь о суккубах, Билл?
Я полагаю, ничего. Хорошо бы Алан вернулся, он-то знает. У Бальзака есть
отличный рассказ, я помню, но Бриттис говорит, что это не о ней. Сегодня
утром я пошел в библиотеку и стал искать. Рылся в "Malleus Maleficarum"...
Я спросил: "А это что такое?"
"Молот ведьм". Старая книга инквизиции, в которой говорится, кто
такие инкубы и суккубы, что они могут сделать, как выявлять ведьм, как
поступать с ними и тому подобное. Очень интересно. Там говорится, что
демон может превратиться в тень, в таком виде прикрепиться к живому
человеку и стать материальным, настолько материальным, чтобы зачать, как
весьма красочно это называет Библия".
Демоны женского пола - это суккубы. Когда одна из них возжаждет
мужчину, она соблазняет его так или иначе, пока не добьется своего. Он
дает ей свою искру жизни и, вполне естественно, сам умирает. Но Бриттис
говорит, что у меня не будет такого конца и что она не демон. Она...
"Дик, - прервал я его, - что это за вздор?"
Он раздраженно ответил: "Клянусь небом, я хотел бы, чтобы это было
галлюцинацией. Но если я здоров, как ты утверждаешь, этого не может быть.
- Он колебался. - Даже если веришь, что это реально, что ты можешь
сделать? Ты не знаешь, что знает тот, кто послал к тебе тень. Вот почему я
хотел бы, чтобы Алан был здесь. Он знал бы, что делать.. - Он снова
помолчал, потом медленно добавил: - Но... я не уверен... что принял бы его
совет... теперь..."
Я спросил: "Что ты имеешь в виду?"
Он ответил: "Начну с того времени, когда мы решили, что мне лучше
пойти домой и бороться. Я пошел в театр. Сознательно задержался. Когда
вошел в дом, у двери меня не ждал никто. Пошел в библиотеку и по-прежнему
ничего не видел. Смешал себе коктейль, сел и стал читать. Включил все огни
в комнате. Было два часа ночи.
Пробило полчаса. Я оторвался от книги. Ощутил странный аромат,
незнакомый, вызывающий необычные представления: я подумал о лилии,
раскрывающейся по ночам под лунными лучами в тайном пруду среди древних
руин, окруженных пустыней. Поднял голову и осмотрелся в поисках его
источника.
И увидел тень.
Больше не было похоже на то, что кто-то стоит за занавесом и
отбрасывает тень. Она видна была совершенно отчетливо, в десяти футах от
меня. Четко очерченная, в комнате. Видна была в профиль. Стояла
неподвижно. С девичьим лицом, тонким, изящным. Я видел ее волосы,
уложенные на голове, и две пряди более темной тени, спускающиеся между
круглыми, наклоненными грудями. Тень высокой девушки, стройной, с узкими
бедрами, стройными ногами. Она двинулась. Начала танцевать. Она не была ни
черной, ни серой, как мне показалось сначала. Слегка розоватой,
жемчужно-розового оттенка. Прекрасная, соблазнительная, живая женщина не
может быть такой. Она танцевала, потом задрожала - и исчезла. Я услышал
шепот: "Я здесь". Она была за мной... танцевала... сквозь нее я смутно
видел комнату.
"Танцевала, - продолжал он, - ткала. Ткала мой саван... - Он
рассмеялся. - Но богато украшенный саван, Билл."
Он сказал, что ощутил желание, какого никогда не испытывал к женщине.
А с ним и страх, ужас, тоже никогда не испытанный. Как будто приоткрылась
дверь, через которую ему нужно пройти в немыслимый ад. Желание победило.
Он побежал к танцующей розовой тени. И тень, и ее аромат исчезли, как
будто задули свечу. Он снова принялся читать, ожидая. Ничего не
происходило. Часы пробили три, потом пол четвертого. Он пошел к себе.
Разделся и лег в постель.
Он сказал: "Медленно, как ритм, возник аромат. Он пульсировал, все
быстрее и быстрее. Я сел. Розовая тень сидела в ногах моей кровати. Я
потянулся к ней. Но не смог двинуться. Мне показалось, что я слышу шепот:
"Еще нет... еще нет... еще нет..."
- Прогрессирующая галлюцинация, - сказал де Керадель. - От зрения к
слуху. От слуха к запаху. Потом вовлекаются мозговые центры цвета. Все это
очевидно. Да?
Билл не обратил внимания, продолжал:
- Он внезапно уснул. Проснулся утром очень возбужденным и почему-то с
решением избегать меня. У него было только одно желание: чтобы день
побыстрее кончился и он смог встретиться с тенью. Я саркастически спросил:
"А как же другая девушка?"
Он ответил, явно удивленный: "Какая другая девушка, Билл?"
Я сказал: "Другая девушка, в которую ты так влюблен. Имя которой ты
не мог мне назвать".
Он ответил удивленно: "Не помню никакой другой девушки".
Я бросил быстрый взгляд на мадемуазель. Она скромно смотрела в свою
тарелку. Но мне показалось, что в ее взгляде по-прежнему пляшут
светло-фиолетовые искорки. Доктор Лоуэлл спросил:
- Сначала он не мог назвать ее имя из-за какого-то принуждения? Потом
сказал, что ничего о ней не помнит?
Билл ответил:
