я сам. Рядом извивалось тело Руфи, изогнулось конвульсивной дугой,
застыло.
Конусы сбрасывали свои короны на дно. Гора растворялась. Под
светящимися обломками неподвижно лежали распростертый крест и большой
неподвижный шар, ставший гробницей женщины-богини.
Кратер заполнился бледным свечением. Все быстрее и быстрее стремилось
оно вниз, в пропасть. И из всех меньших ям, от меньших конусов стремилось
то же бледное свечение.
Город начал падать, чудовище рушилось.
Как воды, прорвавшиеся сквозь дамбу, сияние устремилось в долину. Над
долиной нависла тишина. Молнии прекратились. Металлические орды застыли,
сияющий поток ударялся в них, уровень его быстро поднимался.
В глубине тонущего города светилось множество призрачных отражений.
Они поднимались, прорывались на поверхность, проникали в каждую щель,
в каждый разрыв, шары алые и сапфировые, рубиновые и радужные, веселые
солнца из родового покоя и рядом с ними замерзшие бледно золотые солнца с
застывшими лучами.
Многие тысячи их поднимались вверх и застывали на поверхности, пока
вся пропасть не превратилась в озеро, покрытое желтой пеной солнечного
пламени.
Эти загадочные шары поднимались группами, отрядами, полками. Они
плавали по всей долине; разделялись и застывали неподвижно, как загадочные
многочисленные души огня над умирающей оболочкой, в которой они жили.
Под ними, выступая из светящегося озера, торчали неподвижно какие-то
громоздкие черные фигуры.
То, что было Городом, корпусом металлического чудовища, теперь
превратилось в огромный бесформенный холм, и с него струились тысячи этих
шаров, этих неведомых сущностей, которые когда-то были заключены в
конусах.
Как будто чудовище истекало кровью, и кровь эта все выше поднимала
уровень сверкающего озера.
Все ниже и ниже опускался гигантский корпус; было в этом беспомощном
падении что-то бесконечно жалкое, что-то невероятно, космически трагичное.
Неожиданно шары дрогнули под потоком сверкающих атомов, спустившихся
с неба: словно дождь прошел по светящемуся озеру. Частицы падали так
густо, что шары превратились в тусклые ореолы.
Пропасть ослепительно, невыносимо сверкнула. Со всех неподвижных
фигур устремились потоки огня, раскрылись горящие диски, звезды, кресты.
Город превратился в холм горящих драгоценностей, разливавшийся потоком
расплавленного золота.
Пропасть сверкнула.
В воздухе повисло напряжение, чувствовалось сосредоточение огромной
энергии. Все гуще становились потоки падающих частиц, все выше вздымался
желтый прибой.
Вентнор закричал. Я не разбирал слов, но понял его. Дрейк тоже. Он
взвалил на широкие плечи Руфь, словно ребенка. И мы побежали назад, сквозь
завесу.
- Назад! - кричал Вентнор. - Как можно дальше!
Мы продолжали бежать; добрались до ворот в скалах, пробежали в них,
поднялись по сияющей дороге, ведущей к синему дому. Вот дом уже едва в
миле от нас; мы бежали, задыхаясь, бежали, спасая жизнь.
Из пропасти донесся звук - я не могу описать его!
Невероятно одинокий, ужасный вопль отчаяния пронесся мимо нас, как
стон звезды, болезненный и страшный.
Затих. И нас охватило чувство невыносимого одиночества, стремление к
гибели, которое мы испытали в долине синих маков, когда впервые встретили
Норалу. Но сейчас чувство было сильнее, сопротивляться ему невозможно. Мы
упали; нас рвало на части стремление к быстрой смерти.
Теряя сознание, я смутно увидел, как ослепительно засверкало небо;
умирающим слухом уловил громовой оглушительный рев. Нас окатила воздушная
волна, плотнее воды, отбросила вперед на сотню ярдов. Уронила нас; за ней
накатилась вторая волна, иссушающая, обжигающая.
Она пронеслась над нами. И хоть обжигала, но в ней таилась и какая-то
бодрящая, насыщенная энергией сила; она прогнала смертоносное отчаяние и
подкрепила гаснущий огонь жизни.
Я с трудом встал, оглянулся. Завеса исчезла. Ворота в скалах были
полны плутоническим огнем, как будто там открывался проход к самому сердцу
вулкана.
Вентнор схватил меня за плечо и повернул. Он показал на сапфировый
дом, побежал к нему. Далеко впереди я видел Дрейка, он прижимал к груди
Руфь. Жара стала обжигающей, невыносимой; легкие мои горели.
В небе над каньоном повисла цепь молний. Неожиданный порыв сильного
ветра подхватил нас, потащил к пропасти.
Я упал, вцепился в камень. Прогремел гром, но не гром металлического
чудовища или его орд; нет, грохот нашего земного неба.
И ветер холодный; он охлаждал горящую кожу; омывал больные легкие.
Небо снова раскололи молнии. И вслед за ними сплошным потоком хлынул
дождь.
Из пропасти послышалось шипение, словно в ней гневалась вавилонская
Тиамат, мать хаоса, змея, живущая в пустоте; змея Мидгарда древних
норвежцев, держащая в своих кольцах мир.
Сбиваемые с ног ветром, затопляемые дождем, цепляясь друг за друга,
как утопающие, мы с Вентнором пробивались к волшебному шару. Свет быстро
гас. Но я видел, как Дрейк со своей ношей вошел в дом. Свет стал янтарным,
совсем погас; нас охватила тьма. В свете молний мы добрались до двери,
прошли в нее.
В электрическом свете мы увидели Дрейка, склонившегося к Руфи.
И как будто его хрустальная панель приводилась в движение невидимыми
руками, вход закрылся. Буря смолкла.
Мы упали рядом с Руфью на груду шелков, пораженные, ошеломленные,
дрожащие от жалости... и благодарности.
Мы знали - знали с полной уверенностью, лежа под этим куполом в
черных и серебристых тенях, в свете вспышек молний, - что металлическое
чудовище умерло.
Само убило себя!
30. ВЫЖЖЕНЫ!
Руфь вздохнула и пошевелилась. В блеске молний, сверкавших почти
непрерывно, я увидел, что ее оцепенелость, все признаки каталепсии
исчезли. Тело ее расслабилось, кожа слегка покраснела; она спала
нормальным глубоким сном, и ее не тревожили непрерывные раскаты грома, от
которых содрогались стены голубого дома. Вентнор прошел через завесу в
центральный зал, вернулся с одним из плащей Норалы, накрыл им девушку.
Мной овладела невыносимая сонливость, невероятная усталость. Нервы,
мозг, мышцы расслабились, оцепенели. Я не сопротивлялся этому оцепенению и
уснул.
Открыв глаза, я увидел, что комната со стенами из лунного камня полна
серебристым хрустальным светом. Я слышал журчание текущей воды и смутно
осознал, что это бассейн с фонтаном.
Несколько минут я лежал, ни о чем не думая, наслаждаясь отсутствием
напряжения и чувством безопасности. Потом вернулись воспоминания.
Я тихо сел; Руфь все еще спала, она спокойно дышала под плащом; одну
белую руку она положила на плечо Дрейка, как будто во сне подползла к
нему.
У ног ее лежал Вентнор; как и они, он крепко спал. Я встал и на
цыпочках прошел к закрытой двери.
Поискав, нашел замок - чашеобразный выступ, Нажал.
Хрустальная панель скользнула в сторону; ее приводил в движение
какой-то скрытый механизм с противовесом. Должно быть, колебания от ударов
грома высвободили этот механизм, когда он закрыл дверь за нами. Но
вспомнив это сверхъестественное, целенаправленное действие, я усомнился в
том, что это результат вибраций от шторма.
Я осмотрелся. Невозможно было определить, сколько часов назад встало
солнце.
Небо низкое и пепельно-серое; идет мелкий дождь. Я вышел наружу.
Сад Норалы разгромлен, деревья вывернуты с корнем, масса цветов и
зелени сорвана.
Ворота, ведущие к пропасти, закрыты дождем. Я долго смотрел на
каньон, смотрел с тоской; старался представить себе, что сейчас делается в
пропасти; хотел разгадать загадки ночи.
Во всей долине ни звука, ни движения.
Я вернулся в голубой дом и остановился на пороге, глядя в широко
раскрытые удивленные глаза Руфи. Она сидела на шелковой постели, кутаясь в
плащ Норалы, как внезапно разбуженный ребенок. Увидев меня, она протянула
руку. Дрейк, мгновенно проснувшийся, вскочил на ноги и схватился за
пистолет.
- Дик! - позвала Руфь дрожащим милым голосом.
Он посмотрел ей в глаза, в которых - я с замирающим сердцем понял это
- был дух только Руфи; ясные глаза Руфи светились радостью и любовью.
- Дик! - прошептала она и протянула к нему мягкие руки. Плащ ее упал.
Он шагнул к ней. Их губы встретились.
Их, обнявшихся, и увидел проснувшийся Вентнор; его взгляд выражал
облегчение и радость.
Руфь вырвалась из объятий Дрейка, оттолкнула его, несколько мгновений
стояла, прикрыв глаза.
- Руфь! - негромко позвал Вентнор.
- Ох! - воскликнула она. - О, Мартин, я забыла. - Она подбежала к
нему, прижалась, спрятала лицо у него на груди. Он нежно погладил ее
каштановые локоны.
- Мартин. - Она взглянула ему в лицо. - Мартин, все ушло. Я... снова
я. Целиком я! Что произошло? Где Норала?
Я смотрел на нее. Неужели она не знает? Конечно, лежа в исчезнувшей
завесе, она не могла видеть развернувшейся колоссальной трагедии; но ведь
Вентнор говорил, что она одержима этой странной женщиной; разве не могла
Руфь видеть ее глазами, думать ее мозгом?
И разве ее тело не проявляло тех же признаков мучений, что и тело
Норалы? Она забыла? Я хотел заговорить, но меня остановил быстрый
предупреждающий взгляд Вентнора.
- Она... в пропасти, - ответил он мягко. - Но разве ты ничего не
помнишь, сестричка?
- Это в моем сознании стерто, - ответила она. - Я помню город
Черкиса... и то, как тебя пытали, Мартин... и меня тоже...
Лицо ее побледнело; Вентнор беспокойно свел брови. Я знал, чего он
ждет; но лицо Руфи оставалось человеческим; на нем ни следа той чуждой
души, что еще несколько часов назад так пугала нас.
- Да, - кивнула она. - Это я помню. И помню, как Норала отплатила им.
Помню, я радовалась, свирепо радовалась... а потом устала, так устала. А
потом... потом пришла в себя здесь, - в замешательстве кончила она.
Вентнор сменил тему. Он сделал это сознательно, почти банально, но я
понимал, зачем ему это. Он отвел сестру от себя на расстояние вытянутой
руки.
- Руфь! - полуукоряюще, полунасмешливо воскликнул он. - Не кажется ли
тебе, что твое утреннее неглиже слишком скромно даже для этого
заброшенного угла земли?
Раскрыв изумленно губы, она смотрела на него. Потом опустила глаза,
увидела свои голые ноги, колени с ямочками. Прижала руки к груди,
покраснела.
- Ох! - выдохнула она. - Ох! - И спряталась от Дрейка и меня за
широкой фигурой брата.
Я подошел к груде шелков, взял плащ и бросил ей. Вентнор указала на
седельные мешки.
- Там у тебя есть смена одежды, Руфь, - сказал он. - Мы осмотрим дом.
Позови нас, когда будешь готова. Поедим и пойдем посмотрим, что случилось
- там.
Она кивнула. Мы прошли через занавес и вышли из зала в бывшую комнату
Норалы. Здесь мы остановились. Дрейк с замешательством смотрел на Мартина.
Тот протянул ему руку.
- Знаю, Дрейк, - сказал он. - Руфь рассказала мне, когда нас захватил
Черкис. Я очень рад. Ей пора заводить собственный дом, а не бегать со мной
по заброшенным местам. Мне ее будет не хватать - очень, конечно. Но я рад,
парень, рад!
В молчании они смотрели друг на друга. Потом Вентнор выпустил руку
Дика.
- И все об этом, - сказал он. - Перед нами проблема - как мы вернемся
домой?
- Это... существо... мертво. - Я говорил с убежденностью, которая
поразила меня самого. Эта убежденность не была основана на осязаемой,
ощутимой очевидности.
- Я тоже так думаю, - ответил он. - Нет... я это знаю. Но даже если
мы переберемся через его тело, как мы выберемся из пропасти? Тот путь,
