Божием из обрывков восточных поверий.
Язычники полагали, что боги иногда рождаются на земле и посещают
смертных, во Иисус проповедовал в обществе, где подобные мифы никто не
принимал всерьез, где знали, что Божество несоизмеримо с человеком. За эту
истину ветхозаветная Церковь заплатила слишком дорогой ценой и слишком долго
боролась с язычеством, чтобы измыслить Пророка, утверждавшего: "Я в Отце и
Отец во Мне". Пытались объяснить все ссылкой на св. Павла, который якобы
создал догмат Воплощения. Но "апостол народов" был иудей до мозга костей и
сам по себе никогда не пришел бы к идее богочеловечества.
Парадокс явления Иисуса в том, что Он -- невероятен, и в то же время Он
-- историческая реальность. Тщетно бьется над Его загадкой плоский
"евклидов" рассудок. Когда прославленного знатока античности Теодора
Моммзена спросили, почему он не упомянул в своих трудах о Христе, он
ответил: "Я не могу понять Его и поэтому предпочитаю молчать". Философ
Спиноза, хотя и не был христианином, признавал, что божественная Мудрость
"более всего проявилась через Иисуса Христа" [3]. Наполеон, много думавший в
своем заточении о путях истории, к концу жизни говорил: "Христос хочет любви
человека -- это значит, Он хочет того, что с величайшим трудом можно
получить от мира, чего напрасно требует мудрец от нескольких друзей, отец --
от своих детей, супруга -- от своего мужа, брат -- от брата, словом, Христос
хочет сердца; этого Он хочет для Себя и достигает этого совершенно
беспредельно... Лишь одному ему удалось возвысить человеческое сердце к
невидимому до пожертвования временным, и при помощи этого средства Он связал
небо и землю" [4]. "Язычник" Гете сравнивал Иисуса с Солнцем. "Если меня
спросят, -- говорил он, -- соответствует ли моей натуре благоговейное
преклонение перед Ним? Я отвечу: конечно! Я склоняюсь перед Ним, как перед
божественным откровением высшего принципа нравственности" [5]. Индуист
Махатма Ганди писал, что для него Иисус "мученик, воплощение жертвенности,
божественный учитель" [6].
Таковы суждения историка, философа, политика, поэта и мудреца,
размышлявших о личности Христа. Но если Он не миф и не только реформатор, то
кто же Он? Не следует ли в поисках ответа прислушаться к тем, кто ходил с
Ним по городам и весям Галилеи, кто был всего ближе к Нему, с кем Он делился
самым сокровенным? А они на вопрос: "За кого вы почитаете Меня?" отвечают
словами Симона-Петра: "Ты -- Христос, Сын Бога Живого"...
Чтобы лучше понять самую суть этого исповедания, мы должны еще раз
вернуться к далекому прошлому.
МЕССИЯ: ЦАРЬ И СПАСИТЕЛЬ
Моисеева религия зародилась вместе с идеей спасения. Первая
заповедь Декалога напоминает, что Ягве освободил Свой народ, томившийся в
неволе. Широкие массы чаще всего понимали спасение вполне конкретно, как
избавление от врагов и стихийных бедствий. Пророки же одухотворили эту
надежду, вложив в нее эсхатологическое содержание.
Согласно Библии, мир уже давно пребывает в состоянии упадка и нуждается
в исцелении. Жизнь человеческая коротка, как сон, она проходит в бесплодной
борьбе. Люди погружены в суету. "Рождаясь в грехе", они неизбежно влекутся к
гибели. Как мало похоже это царство мрака и страданий на осуществление воли
Божией!..
К подобным же выводам пришли и многие древние философы Запада и
Востока. По их мнению, смертный -- игрушка слепых страстей и обстоятельств;
неумолимый рок господствует над всем, обрекая Вселенную биться в замкнутом
кругу.
Осознание несовершенства мира привело к развитию "учений о спасении".
Их можно свести к трем типам. Для одних (Платон) выход заключался в
лучшей организации общества, для других (Будда) -- в мистическом созерцании
и бегстве от жизни. Оба решения объединяла, однако, общая предпосылка: ни
человек, ни Божество не в силах внести радикальных изменений в устройство
мира. Можно лишь достигнуть частичного облегчения страданий или надеяться на
упразднение самого бытия. Третий тип сотериологии возник в Израиле и в
Иране. Только там существовала уверенность, что зло одолимо, что в грядущем
наступит преображение, которое есть высшая цель жизни человека. При этом
персы считали, что Добро и Зло суть два равных полюса бытия, как бы два
Бога-соперника, библейские же пророки отказались принять эту заманчивую
теорию. Ягве явил им Себя как единый и единственный. Он "не сотворил
смерти". Его воля -- привести все мироздание к гармонической полноте.
Но откуда тогда несовершенство, идущее вразрез с божественным замыслом?
Оно, по учению Ветхого Завета, -- результат отпадения. Власть Божия непохожа
на власть диктатора. Бог оставляет за тварью свободу в избрании пути.
Мир призван сам, в своем опыте, познать, что подлинная жизнь лишь с Тем, Кто
дарует ее; отход от Него влечет к провалу в бездну небытия. Только
добровольно следуя призыву Творца, создание будет достойно Создателя.
Авторы Библии, пользуясь языком священной поэзии Востока, изображали
дух разрушения, противящийся Божией Премудрости, в виде Змея, или Дракона,
неукротимого и мятежного, как морские волны. А впоследствии Писание дало
этому черному демоническому потоку, возникшему в творении, имя Сатаны, то
есть Противника. Через него "вошла в мир смерть" [7].
Природа, какой ее мы видим сейчас, не является всецело соответствующей
высшему предначертанию. Поэтому в ней буйствуют пожирание, борьба, смерть и
распад. Именно среди такого двуликого, искаженного мира и оказался
первозданный человек, которого Библия олицетворяет в образе Адама.
Он стал отображением Бога в природе, "подобием" Самого Сущего.
Древний псалмопевец, потрясенный величием ночного неба, не мог скрыть
своего изумления: что есть человек, что Ты помнишь его? Почему поставлен он
столь высоко? [8] В Книге Бытия говорится о царственной роли Адама, о его
"владычестве" над тварями. По словам Библии, он пребывал в "саду Эдема", то
есть был огражден близостью Божией от природного зла. Однако, наделенный
свободой и могуществом, Адам поддался искушению поставить свою волю выше
воли Творца.
Писание изображает эту духовную катастрофу в рассказе о Грехопадении
людей, которые вняли голосу Змея и пожелали властвовать над миром независимо
от Создавшего их, иными словами, "быть как боги" [9].
Тем самым разрушился первоначальный Завет между ними и Сущим.
Грех уничтожил или ослабил многие дарования человека, он
распространялся как эпидемия, он пускал всюду свои ядовитые корни.
"Возделыватель и хранитель" природы, Адам стал ее врагом и насильником. Над
самим же человеческим родом приобрели власть темные стихии, подчиняя его
себе и превращая землю в ад...
И все же -- как Сатана не смог полностью извратить облик мира, так и
семя греха не уничтожило порывов человека к высшему и тоски об утраченном.
Центральное благовестие Библии заключено в том, что Бог не покинул
падшего мира. Он призывал праведников, которые среди тьмы и безумия
сохраняли верность Ему, и возобновлял через них священный Завет. Они-то и
дали начало избранному народу, ставшему орудием при достижении целей
Промысла.
Сущность этих целей лишь постепенно прояснялась в сознании Израиля.
Сначала он должен был просто довериться Господу, отдать себя Его
водительству. Из поколения в поколение вожди, пророки и мудрецы укрепляли
веру в грядущее, углубляли понимание Царства. Они знали, что наступит день,
когда чудовище Хаоса будет повержено и падет преграда, отделившая мир от
Бога. Предварит же вселенский переворот явление Мессии -- Христа.
Он будет потомком Давида, сына Иессеева, но родится тогда, когда
царский дом лишится земной славы.
И вырастет Ветвь из срубленного древа Иессеева, и Побег -- из корня
его.
И дух Господень почиет на Нем, дух Премудрости и дух Разума (Исайя,
11, 1 сл.).
В сердце Божием Мессия пребывал "от века", а в грядущем царству Его не
будет конца. Явление Его восстановит согласие между людьми и природой, между
миром и Творцом.
Однако эсхатология пророков не исчерпывалась ожиданием Христа. "День
Господень", говорили они, будет днем величайшего Богоявления. Сам
Запредельный войдет в мир, Сам Сокровенный станет явным и близким для сынов
человеческих.
Но не дерзость ли, не безумие надеяться на это? Ведь Бог бесконечно
выше всего созданного! "Видевший Его не может остаться жив". Мудрецы
ветхозаветной Церкви отвечали и на этот вопрос. По их учению, есть лики
Неисповедимого, которые как бы обращены к природе и человеку. Употребляя
земные понятия-символы, их можно называть Духом, Премудростью и Словом
Господним. В них заключена та мера божественности, которая соотносима с
тварью. Ими даруется существование Вселенной, и через них Сущий открывает
Себя человеку.
Но когда пророки пытались описать явление Слова или Духа, они
представляли его в виде мирового катаклизма, потрясающего небо и землю.
Точно так же и Мессия рисовался большинству из них в облике могучего
триумфатора, окруженного силами небесными. Лишь немногие пророки, например,
Исайя Второй, изображали Его без ореола внешнего блеска.
Вот Служитель Мой, Которого воздвиг Я,
Избранник Мой, желанный души Моей!
Даровал Я Ему Дух Мой,
Он принесет справедливость народам.
Не станет кричать и не возвысит голоса, не даст его услышать на улицах;
Надломленной тростинки не сломит, теплящегося огонька не потушит
(Исайя, 42, 1-- 3).
Вплоть до евангельских времен вера в Мессию-воина говорила народу куда
больше, чем идеи мистического мессианизма. В римскую эпоху боевой
революционный дух получил явное преобладание. Мечта о Спасителе стала земной
утопией, вдохновлявшей партизан Гавлонита.
Почему Иисус прямо не осудил это направление? Скорее всего причина
здесь крылась в том, что оно черпало свои идеи из пророческих книг. Отделять
же в них подлинное прозрение от традиционных метафор, в которые оно
облекалось, люди были еще не готовы. Поэтому Христос, не затрагивая формы
пророчеств, лишь стремился оттенить их духовный смысл, указать на то
основное, что содержалось в библейской эсхатологии. Когда Он называл Себя
Сыном Человеческим, когда говорил о Себе, как о благовестнике свободы и
исцеления, когда давал понять, что пребывал в ином мире "прежде Авраама", --
все это означало, что именно Он и есть Грядущий, Чей приход предрекали
пророки.
Но Христос открыл и то, чего не предвидел ни один из них.
Богоявление совершилось в Нем Самом, в обетованном Мессии. Безмерное и
Всеобъемлющее обрело человеческий лик и голос в Плотнике из Назарета, "Сыне
Бога Живого".
СЫН БОЖИЙ
В Библии мы нередко встречаемся с такими выражениями, как "сын
благословения", "сын гнева", "сын пророческий". Они обозначают свойства,
характер и призвание человека. Под "сынами Божиими" израильтяне обычно
подразумевали духовные существа, ангелов, иногда же -- праведников народа
Господня или монархов, помазанных на престол. Поэтому наименование "Сын
Божий" прилагалось, естественно, и к Мессии [10].
Христос постоянно называл Себя Сыном небесного Отца. Но из Его слов
явствовало, что Его отношение к Богу не похоже на отношение других. "Никто
не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Сына". Когда он
говорил: "Мой Отец", то касался неповторимой тайны Своей внутренней жизни:
"Во Мне Отец и Я в Отце" [11]. Однако это -- не исступленное слияние мистика
