был человек очень одаренный, очень живой, очень сильный, и этим все сказано.
Поразительно другое: как эта образованность без малейшего остатка отдавалась
на служение Богу и людям! 0 чем думать куда полезнее, чем о его эрудиции,
так это о его умной, свободной и в основе своей смиренной открытости
навстречу своим современникам -- сбитым с толку, духовно искаженным
творениям Божиим и носителям образа Божия. Ибо, для того чтобы помочь
ближнему, не отпугивая непомерно высокой и непомерно тонкой духовностью, не
подавляя строгостью вкуса, не сковывая мощью собственной индивидуальности,
смирения нужно больше, чем для самых смиренных словес и телодвижений. Как
сказано в одном стихотворении Киплинга, "не выглядеть чересчур хорошим и не
говорить чересчур мудро", don't look too good nor talk too wise. Может быть,
труднее всего не оказать помощь, а помочь принять помощь.
Мы назвали его очень сильным человеком; это едва ли не самая очевидная
из его характеристик. Но бывает сила, которая крушит и глушит все вокруг, а
от его силы все кругом расцветало.
Апостол книжников, просветитель "образованщины". Отец Николай Голубцов,
его духовник и наставник в молодые годы. предупреждал его: "С интеллигенцией
больше всего намучаешься". Вот он и мучился. Не будем перечислять поименно
знаменитых на весь мир людей, которым он помог прийти к вере; было бы тяжким
заблуждением, вообрази мы хоть на минуту, будто для него (или для Бога)
любая знаменитость была важнее, нежели самый безвестный из его прихожан. В
Церкви нет привилегированных мест -- а если есть, то они принадлежат самым
убогим. Интеллигент не лучше никого другого, может быть, хуже всех; но он на
общих основаниях со всеми прочими мытарями и разбойниками нуждается в
спасении своей бессмертной души, а для того, чтобы его спасти, его
необходимо понять именно в его качестве интеллигента. В противном случае
духовный руководитель рискует либо оттолкнуть чадо по вере, либо заронить в
нем мечтательность, побуждающую вообразить себя совсем даже и не
интеллигентом, а чем-то совершенно иным, высшим, не нонешнего века. Словно
бы сидит раб Божий не в квартирке своей, а в афонской келье или же в покоях
незримого града Китежа, и оттуда с безопасной дистанции наблюдает, сколь
неосновательна светская культура и сколь неразумна "образованщина".
Антиинтеллигентский комплекс интеллигента -- проявление гордыни, которой не
надо поощрять; вся православная традиция учит нас, что человек может начать
свой возврат к Богу единственно от той точки в духовном пространстве, где
находится реально, а не мечтательно. Отнюдь не для угождения интеллигенции,
но для ее вразумления ей нужен пастырь, который понимал бы ее
интеллигентское бытие со всеми его проблемами, искушениями и возможностями
изнутри. Этим определяется значение жизненного дела отца Александра.
То, что он писал книги, было лишь частью его пастырских трудов. Его
читатели -- непосредственное продолжение его прихода, включая, разумеется, и
тех, кто лишь готовится принять крещение. Одно непонятно: как этот человек,
до предела отдавший себя своим священническим обязанностям, находил силы,
чтобы читать новую научную литературу и неутомимо вносить дополнения в
написанное им?
Он писал и говорил на языке века, чтобы его услышали. Он мог бы сказать
о себе словами апостола Павла:
"Будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы большее число
приобрести... Для немощных я был как немощный, чтобы приобрести немощных.
Для всех я сделался всем, чтобы пасти по крайней мере некоторых" (1 Кор.
9:20, 22-- 23).
Князь мира сего никому еще не прощал такого поведения.
И на вершине горы -- крест.
СЕРГЕЙ АВЕРИНЦЕВ
