признались, что сначала им было страшно говорить о виденном, но потом Сам
Иисус явился им на дороге и повторил повеление всем идти в Галилею.
Апостолы, переглядываясь, слушали рассказ. "Показались им, -- замечает
св. Лука, -- слова эти бредом, и они не верили женщинам " [1]. После того,
что стряслось, ученики были далеки от надежд на чудо и меньше всего они
предполагали, что скоро Бог превратит их самих из трепещущих, раздавленных
катастрофой людей в провозвестников новой веры.
Много непостижимого хранят анналы истории, но можно смело сказать, что
самое невероятное в ней -- жизнь Иисуса Назарянина и тайна, которой Его
жизнь увенчалась. Справедливо считают, что эта тайна выходит за пределы,
доступные человеческому знанию. Однако есть и осязаемые факты, находящиеся в
поле зрения историка. В тот самый момент, когда Церковь, едва зародившись,
казалось, навсегда погибла, когда здание, возведенное Иисусом, лежало в
развалинах, а Его ученики потеряли веру, -- все внезапно коренным образом
меняется.
Ликующая радость приходит на смену отчаянию и безнадежности; те, кто
только что покинул Учителя и отрекся от Него, смело возвещают о победе Сына
Божия. Что-то произошло, без чего не было бы самого христианства...
Самое раннее и непосредственное свидетельство об этом событии
принадлежит человеку, в жизни которого встреча с Иисусом произвела полный
переворот. Встреча же произошла спустя пять-шесть лет после Голгофы. Этот
человек -- Савл Тарсийский, впоследствии апостол Павел, -- писал христианам
Коринфа: "Я передал вам, во-первых, то, что и принял; что Христос умер за
грехи наши, по Писаниям, и что Он погребен, и что Он воздвигнут в третий
день, по Писаниям, и что Он явился Кифе, потом -- Двенадцати, затем свыше
чем пятистам братьям одновременно, из которых большая часть доныне в живых,
а некоторые почили; затем явился Иакову, потом всем апостолам, а после всех
явился и мне, словно недоноску. Ибо я -- наименьший из апостолов, я, который
недостоин называться апостолом, потому что гнал Церковь Божию" [2].
Это Павлово свидетельство вместе с пасхальными повествованиями
Евангелий приводит нас к реальному факту, который духовно воскресил учеников
и подвиг их на проповедь Благой Вести.
Архиереи думали, что с галилейским Мессией покончено, но теперь они
оказались бессильны остановить новое движение. Рассказ стражников о
необычайных феноменах, сопровождавших исчезновение тела, мог, конечно,
смутить Синедрион. Понадобилась своя официальная версия. Как сказано в
Евангелии от Петра, жрецы решили, что лучше прибегнуть к обману, чем
"попасть в руки народа иудейского и быть побитыми камнями" [3].
Было объявлено, что ночью, когда стража задремала, ученики Иисуса
похитили Его тело и стали говорить, будто Он жив. Века спустя это обвинение
все еще повторялось теми, кто хотел "рационально" объяснить пасхальную веру
христиан [4]. Они не приняли во внимание одну психологическую трудность:
если апостолы участвовали в подлоге или знали о нем, откуда взялась бы у них
сила духа и смелость отстаивать сознательный обман даже перед лицом смерти?
За проповедь Воскресшего был распят Кифа, обезглавлен Иаков Зеведеев, побит
камнями Иаков Праведный; за нее многие другие апостолы выдержали бичевание,
тюрьмы, преследования властей Рима и Иудеи и пожертвовали жизнью.
Но не могло ли случиться, что тело Распятого было унесено кем-то
другим, разумеется, не по приказу Пилата или Синедриона, -- ибо тогда они
могли бы легко разоблачить обман, -- а людьми неизвестными? Сторонники этого
мнения забывают, что то же самое думали ученики, увидев опустевшую гробницу,
и впали в еще большее уныние.
Перемена же наступила в них лишь после того, как они воочию
увидели Господа.
Галлюцинация? Плод расстроенного воображения? Оставим это объяснение
тем, кто думает, что в мире все можно познать одними средствами науки. В
действительности же гипотеза, сводящая начало христианства к умственному
помрачению нескольких галилеян, мало правдоподобна. Иисуса видели самые
разные лица. Он являлся при различных обстоятельствах и во многих местах
отдельным людям, группам и большим толпам.
Эти явления с полной достоверностью убедили их в том, что смерть не
властна над Иисусом, что она "не могла удержать Его". Если это был бред
душевнобольных, как мог он охватить сотни столь непохожих друг на друга
очевидцев и дать столь прочные результаты? И наконец, были ли серьезные
предпосылки для иллюзий такого рода? Ведь подавленные смертью Иисуса ученики
разуверились в Его мессианстве. Слова Учителя о Воскресении остались ими
непонятыми, а смысл служения Христова открылся им гораздо позднее.
Сводить все к субъективным переживаниям апостолов -- значит
преувеличивать их роль в возникновении христианства. Евангелия были написаны
в среде, где авторитет апостолов был неоспорим, но евангелисты отнюдь не
изображали Петра и его друзей натурами могучими и гениальными, пророками,
способными создать мировую религию. Они любили своего Равви -- это правда,
тем не менее одной любви для такого переворота недостаточно. Недостаточно и
ссылки на "впечатление", которое произвела личность Иисуса на их души. Никто
не говорил, что Исайя, Будда или Конфуций воскресли. А ведь этих людей тоже
окружала любовь последователей, о чем свидетельствуют саркофаги над их
останками.
Только о гробе Господнем было сказано: "Его здесь нет..."
Некоторые скептики предполагали, что Иисус не умер на кресте, а был без
сознания и, очнувшись в пещере, пришел к Своим ученикам. Но совершенно
непонятно, как человек, ослабевший от потери крови и пыток, нуждающийся в
уходе, полуживой, мог выглядеть триумфатором. И где тогда скрывался Он
впоследствии? Да и вообще распятый после того, как ноги его были пробиты
гвоздями, не может ступить ни шагу.
Кроме того, слова апостола Павла и другие источники, несомненно, имеют
в виду не просто возвращение к Жизни, подобное чуду в Вифании, но -- полную
перемену, совершившуюся в Иисусе. Лицо Его порой менялось столь сильно, что
многие не сразу узнавали Учителя. Апостол Павел видел лишь ослепительный
свет и слышал голос Воскресшего, говорившего с ним на арамейском языке.
Христос проходил через закрытые двери, появлялся внезапно и внезапно
исчезал, словом, был не прежний Учитель, подчинявшийся, как и все люди,
законам земного мира. Не случайно в первое мгновение некоторые принимали Его
за призрак, и Он должен был убеждать учеников, что Он воистину воскрес во
плоти.
Выражение Павла "тело духовное" является, по-видимому, ключевым для
понимания пасхальной тайны [5]. Оно означает, что в саду Иосифа
Аримафейского произошла единственная в своем роде победа Духа, которая, не
уничтожив плоти, дала ей новую, высшую форму существования. Камень был
отвален лишь для того, чтобы ученики увидели, что могила пуста, что
Воскресший отныне не ведает преград. Пройдя через агонию и смерть, Он
непостижимым для нас образом приобрел иную, духовную телесность.
Апостол говорит о ней, как о ступени бытия, ожидающей всех людей, но в тот
момент Богочеловек был первым, предварившим всеобщее преображение.
Это было явление Сына Божия во славе, которое предсказал Сам Иисус на
суде Кайафы. Первосвященник усмотрел в Его словах богохульство, и жалкий
конец Назарянина должен был подтвердить мнение Синедриона. Апостолам же
пасхальные явления показали истинность пророчества. Иисус открылся им теперь
не только как Христос и Учитель, а как Маран, Господь, как воплощение
Бога Живого [Маран -- арамейское слово, соответствующее греческому Господь].
Воскресшего не видели ни члены трибунала, ни Пилат. Если бы неоспоримая
очевидность чуда принудила их признать его, это стало бы насилием над духом,
который противится Богу. Лишь те, кто любил Христа, кто был избран Им на
служение, смогли "увидеть Славу Его, Славу как Единородного от Отца, полного
благодати и истины".
Для апостолов Воскресение было не только радостью вновь обрести
Учителя; оно знаменовало победу над силами тьмы, стало залогом конечного
торжества Правды Божией, неодолимости Добра, олицетворенного в Иисусе
Назарянине. "Если Христос не восстал, -- говорит ап. Павел, -- тщетна наша
проповедь, тщетна и вера наша" [6]. Этой мыслью будет жить христианство, ибо
в день Пасхи Церковь не просто исповедует веру в бессмертие души, но
преодоление смерти, тьмы и распада.
"Если сила физическая, -- говорит Вл. Соловьев, -- неизбежно
побеждается смертью, то сила умственная недостаточна, чтобы победить смерть;
только беспредельность нравственной силы дает жизни абсолютную полноту,
исключает всякое раздвоение и, следовательно, не допускает окончательного
распадения живого человека на две отдельные части: бессмертный дух и
разлагающееся вещество. Распятый Сын Человеческий и Сын Божий,
почувствовавший Себя оставленным и людьми, и Богом и при этом молившийся за
врагов Своих, очевидно, не имел пределов для Своей духовной силы, и никакая
часть Его существа не могла остаться добычей смерти... Истина Христова
Воскресения есть истина всецелая, полная -- не только истина веры, но также
истина разума. Если бы Христос не воскрес, если бы Кайафа оказался правым, а
Ирод и Пилат мудрыми, мир оказался бы бессмыслицею, царством зла, обмана и
смерти. Дело шло не о прекращении чьей-то жизни, а о том, прекратится ли
истинная жизнь, жизнь совершенного праведника. Если такая
жизнь не могла одолеть врага, то какая же оставалась надежда в будущем? Если
Христос не воскрес, то кто же мог воскреснуть?" [7].
Мессия-Искупитель, Он добровольно отдал Себя во власть разрушительной
стихии и богочеловеческой мощью восторжествовал над ней, приоткрыв нам
завесу грядущего. С этого священного дня не умолкает над землей благовесть
свободы и спасения. "Пусть никто не рыдает о своем ничтожестве, ибо явилось
общее для всех Царство. Пусть никто не плачет о своих грехах -- прощение
воссияло из гроба. Пусть никто не боится смерти -- освободила нас смерть
Спасителя. Плененный смертью, погасил смерть, Сошедший во ад, покорил ад.
Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? Воскрес Христос, и ты низвержен,
воскрес Христос, и пали демоны, воскрес Христос, и радуются ангелы, воскрес
Христос, и жизнь воцарилась" (св. Иоанн Златоуст).
Не только грядущее озарено светом Пасхи. Воскресение означает
реальность присутствия Христа среди верных Ему. "Учения", "идеи" приносили
людям многие вожди и пророки, Иисус же Сам остается с Церковью как Брат и
Собеседник, как Друг и Спаситель, как вечно пребывающий лик, обращенный к
миру...
Евангельские рассказы о явлениях Христа уделяют много внимания тому,
как новый опыт раскрывал ученикам значение библейских пророчеств. Только
теперь они поняли, почему унижение и крест Сына Человеческого есть признак
Его мессианства. Только теперь они смогли другими глазами прочесть строки
Библии об искупительных Страстях Служителя Господня. Этот процесс прозрения
наиболее полно изображен в повествовании св. Луки о Клеопе и другом
апостоле, которые встретили Воскресшего на пути в селение Эммаус.
Они вышли в дорогу вечером того же дня, когда женщины принесли первые
известия о пустом гробе и о загадочных явлениях в саду. Но, как и прочие,
эти двое приняли их слова за бред. Покинув Иерусалим, они отправились в
селение, где, вероятно, жил один из них. Эммаус был расположен в двух часах
ходьбы от столицы, и путники все это время беседовали о своих несбывшихся
