и неземная, запертая в каком-то измерении, где вес и гравитация не имеют
совершенно никакого значения.
- Возьми меня... - прошептала она. Ее голос звучал гулко, как будто
раздавался в длинном пустом коридоре. - Джон... войди в меня...
Одеяло соскользнуло с кровати, как будто само неожиданно ожило.
Теперь я лежал голый, а мигающий призрак Джейн завис надо мной, шептал
мне, морозил ледяным дыханием и молил о любви.
Она не двигалась, но у меня все равно было впечатление, что какая-то
ледяная ладонь продвигается по моему лбу, касается щек и губ. Холод пополз
вниз по голому телу, пощипал за соски на груди, коснулся мышц на груди,
начал обнимать бедра. Потом коснулся моей мошонки, пока не зашевелился мой
член. Несмотря на весь свой страх, несмотря на неудобство положения, я
почувствовал, как он набрякает, увеличивается и поднимается.
- Войди в меня... таким большим... Джон... - наполовину простонал,
наполовину прошептал голос, в котором свивалось множество голосов. Холод
обхватил мой член и начал пробегать по нему, массируя, вверх и вниз, а во
мне начал нарастать безумный оргазм, которого я не ощущал уже более
месяца. - Какой он у тебя хороший... Джон...
- Это же сон, - провыл я. - Это невозможно. Ты же ненастоящая. Тебя
нет в живых, Джейн. Я же видел тебя мертвой. Тебя нет в живых.
Холодный массаж продолжался, пока я не почувствовал, что сейчас,
вот-вот... Это напоминало секс, но все было каким-то совершенно иным. Я
чувствовал скользкость и мягкость, возбуждающее прикосновение волос на
лоне - но только все это было ледяным. Мой член побелел от холода, а тело
покрылось гусиной кожей.
- Джейн, - сказал я. - Это же неправда. - И когда член задергался, я
знал, что это неправда, знал, что это невозможно, знал, что не мог
заниматься любовью со своей мертвой женой. Но когда на мой голый живот
брызнула сперма, я услышал мерзкий скрипящий звук, и лицо Джейн, несясь ко
мне с неправдоподобной скоростью, взорвалось фонтаном крови и осколков
стекла. И на одно страшное мгновение ее лицо коснулось меня - с содранной
живьем кожей, обнаженными костями скул, выбитыми, раскачивающимися
глазами, окровавленными зубами, скалящимися из-за бесформенных
размозженных губ.
Я скатился с кровати и покатился по полу так быстро, что ударился о
столик и сбросил на пол звонкий дождь предметов: бутылочек с кремом для
бритья, фотографий в рамках, разных безделушек. Фарфоровая ваза,
разрисованная цветами, раскололась на моем черепе.
Дрожа, я посмотрел на смятую постель. Там ничего не было: ни крови,
ни тела, ничего. Я чувствовал, как по моему телу сплывает пятно спермы, и
коснулся липкой сырости на моем теле. Это был кошмарный сон, повторял я
себе. Эротический кошмар. Помесь страха и голода по женщине, перемешанная
с воспоминаниями о Джейн.
Я вообще не хотел возвращаться на ложе. Я боялся заснуть. Но было два
часа ночи, и я чувствовал такую усталость, что мечтал только об одном:
заползти под одеяло и закрыть глаза. Я сдавил виски руками, пытаясь
успокоиться.
Через минуту я заметил, что на простыне начинают появляться какие-то
коричневые пятна, напоминающие следы горелого. Некоторые из них даже
слегка дымились, как будто кто-то выжигал их снизу раскаленным прутом или
концом сигареты. Завороженный и полный страха, я смотрел, как перед моими
глазами появляются кружочки, петли, перекладины.
Они были смазаны, трудночитаемы, но это несомненно были буквы. СП...
И... О... Л...
СПАСИ МЕНЯ? СПАСЕНИЕ?
И тогда меня осенило. Правда, я напал на эту мысль лишь потому, что
накануне общался с Эдвардом Уордвеллом. Но все сходилось так великолепно,
что у меня не появилось и тени сомнения, что буквы могут означать что-то
иное. Не СПАСИ МЕНЯ или СПАСЕНИЕ, а только СПАСИ КОРАБЛЬ.
Через посредника, духа моей жены, что-то, что находилось под водой, в
трюме "Дэвида Дарка", молило о спасении.
13
Оставшуюся часть ночи меня ничто не беспокоило, и я спал почти до
семи часов утра. Перед самым ленчем я поехал в деревню Грейнитхед, оставил
машину посреди рынка и пошел по мощенной улице к лавке "Морские сувениры".
Грейнитхед был уменьшенной копией Салема, скопищем домов постройки
восемнадцатого и девятнадцатого века и множества лавок, сгруппировавшихся
вокруг живописного рынка. Три или четыре узкие крутые улочки вели от рынка
вниз, к живописной полукруглой пристани, где в теперь всегда было полно
яхт.
До середины пятидесятых годов Грейнитхед был замкнутым, забытым
рыбацким поселением. Но в конце пятидесятых и в начале шестидесятых рост
благосостояния среднего класса привел к распространению парусного спорта и
океанической рыбной ловли, вследствие чего Грейнитхед быстро стал
привлекателен для всех, кто желал иметь домик над морем в паре часов езды
автомобилем от Бостона. Энергичная комиссия выдоила достаточно денег из
федеральных фондов и фондов штата, чтобы реставрировать все прекрасные и
исторические здания в Грейнитхед, разрушить старые кварталы рыбацких
домишек и заменить нищие ободранные лавки на побережье рядами ювелирных
магазинов, салонов мод, галерей, кондитерских, кофеен, рыбных ресторанов и
других модных, элегантных и экстравагантных магазинов, какие можно увидеть
в каждом современном торговом центре Америки.
Я часто задумывался, можно ли сейчас в Грейнитхед купить обычную еду
и обычную посуду для домашнего хозяйства? Ведь не всегда же человек хочет
есть сосиски по-баварски или покупать уникальные, вручную расписанные
горшки для своей шикарно обставленной кухни.
Правда, лавка "Морские сувениры" со своим ядовито-зеленым фронтоном и
псевдогеоргианскими окнами также не грешила хорошим вкусом. Внутри нее
были громоздились в беспорядке горы драгоценного мусора: модели кораблей в
бутылках, блестящие латунные телескопы, секстанты, корабельные кулеврины,
багры, гарпуны, навигационные циркули, картины и гравюры. Конечно же,
наибольшим спросом пользовались носовые фигуры кораблей - чем грудастее,
тем дороже. Стоимость подлинной носовой фигуры начала девятнадцатого века,
особенно если она представляла собой сирену с голой грудью, более пышной,
чем у Мерилин Монро, достигала астрономических сумм - тридцать пять тысяч
долларов и выше. Но все же спрос был так велик, что я нанял старичка из
Сингин-Бич, который вырезал из дерева "точные копии" старых носовых фигур.
Образцом ему служил разворот журнала "Плейбой", вышедшего в мае 1962 года.
На половике под дверями лежала куча писем и счетов, а также
уведомление, что пришли гравюры, купленные мной на прошлой неделе на
аукционе у Эндикотта. Я должен буду позже зайти на почту, чтобы забрать
их.
Хотя я и смог перехватить пару часов сна, но все равно чувствовал
себя подавленным и нервничал. Я вообще не хотел уезжать из Грейнитхед, но
при этом знал, что не способен провести еще хоть одну ночь в собственном
доме. Меня раздирали страх и страдание. Я боялся этого холода и этого
шепота, поскольку уже знал, что подобный призрак убил миссис Саймонс,
используя одну лишь черную магию. И я страдал, поскольку я любил Джейн, а
Джейн уже не было в живых, и видеть ее, слышать, прикасаться - это было
выше моих сил.
В лавку вошла пара средних лет, оба толстые, в одинаковых коричневых
"дутых" куртках и одинаковых очках со стеклами, толстыми, как бутылочное
стекло. Они заморгали при виде моделей кораблей и пошептались друг с
другом.
- Красиво, правда? - заговорила "она".
- Вы, наверно, знаете, как все это делается? - неожиданно спросил
меня "он". Он говорил с явным акцентом Нью-Джерси.
- Имею некоторое понятие, - я кивнул головой.
- Для этого пригибают мачты, понимаете, чтобы те лежали плоско, и
привязывают все нитками, а когда корабль уже в бутылке, тянут за нитки - и
мачты поднимаются.
- Да, - сказал я.
- Человек ежедневно чему-то учится, - заявил муж. - Сколько это
стоит? Это китобойное судно?
- Эту модель выполнил юнга с корабля "Венчер" в 1871 году, - ответил
я. - Две тысячи семьсот долларов.
- Простите?
- Две тысячи семьсот долларов. Могу снизить до двух тысяч пятисот.
Муж онемел и вытаращил глаза на модель, которую держал в руке.
Наконец он заговорил:
- Две тысячи семьсот долларов за корабль в бутылке? Я сам могу
сделать то же самое за полтора доллара.
- Вот возьмите и сделайте, - посоветовал я ему. - Сейчас большой
спрос на корабли в бутылках, даже современного изготовления.
- Иисусе... - простонал муж. Он поставил бутылку с такой набожностью,
как будто она превратилась в Святой Грааль, и двинулся в сторону выхода,
но все же посматривая, неохотно, по сторонам, чтобы совсем не потерять
лицо. Я совершенно точно знал, что, прежде чем выйти, он спросит меня о
цене еще какой-то вещи, скажет: "Ну, я подумаю и зайду попозже", - после
чего исчезнет навсегда.
- Сколько стоит этот багор? - будто прочитав мои мысли, спросил он.
- Этот багор? Он с корабля "Джон" Поля Джонса. Восемьсот пятьдесят
долларов. Честно говоря, уникальный образец и исключительно дешево.
- Гммм! - заворчал муж. - Мне надо подумать. Может, зайдем к вам
после ленча.
- Премного благодарен, - ответил я, глядя, как они выходят. Едва они
исчезли, как в лавку влетел Уолтер Бедфорд, с широкой усмешкой на лице. Он
был в черном костюме под непромокаемым плащом - на размер больше, чем
нужно.
- Джон, должен был тебя увидеть. Сегодня утром мне звонил окружной
прокурор. Они решили, что при таких уликах они не будут выставлять себя на
посмешище и аннулировали обвинение в убийстве. Какие бы то ни было
доказательства отсутствуют. Прессе же велели отвязаться - они, мол, ищут
маньяка, наделенного невероятной силой. Понял? Ты свободен! С тебя сняты
все обвинения.
- Надеюсь, что при этом никакие деньги не поменяли своих хозяев? -
сказал я с легкой иронией.
Уолтер Бедфорд был в таком великолепном настроении, что пропустил
шпильку мимо ушей и похлопал меня по спине.
- Должен тебе сказать, Джон, что этот случай довел до зуда в заднице
начальника полиции. Вчера ночью он получил заключение коронера, в котором
утверждалось, что миссис Саймонс могла быть пробита цепью только
единственным способом: цепь протянули через ее тело до того, как люстра
была подвешена к потолку. Затем требовалось поднять люстру и тело,
подвесить, прикрепить винты, включить питание и так оставить. Поэтому даже
если у убийцы был подъемник, чтобы поднять люстру с телом, вся работа
должна была занять не менее полутора часов. А убийце еще требовалось время
на сокрытие инструментов, от которых в доме не осталось и следа. Согласно
показаниям мистера Маркхема и мистера Рида, за полтора часа до убийства ты
был далеко оттуда, и твое алиби неоспоримо. Дело закрыто.
- Что ж, - сказал я. - Премного благодарен. Лучше всего пришли мне
счет.
- О, никакого счета. Ты ничего не должен. Ведь тебе удалось вернуть
Джейн.
- Уолтер, я, честное слово, не считаю...
Мистер Бедфорд стиснул мое плечо и твердо посмотрел мне в глаза. От
него пахло водой после бритья "Джакомо", сто тридцать пять долларов
бутылка.
- Джон, - сказал он мне своим самым убедительным, судебным голосом. -
Знаю, что ты чувствуешь. Знаю, что ты перепуган и выведен из равновесия. Я
могу также понять, что ты хотел бы оставить Джейн для себя, особенно
поскольку мы с Констанс винили тебя в этом несчастье. Но теперь мы оба
понимаем, что это была не твоя вина. Иначе Джейн не хотела бы вернуться к
