разбиваемого стекла. Все ли у вас в порядке?
- Минутку, - ответил я. Джилли нашла мои брюки. Я вытряхнул из них
стекло, натянул их и на цыпочках подошел к двери. Я приоткрыл ее, не
снимая цепочки, и выглянул. Помощником управляющего был высокий мужчина в
смокинге, с очень блестящими черными волосами и в очень блестящих
лакированных черных туфлях.
- Я купил сегодня моей кузине комплект бокалов, - объяснил я. -
Сувенир из Салема. Но, к несчастью, ноги у меня запутались в халате, когда
я их нес. И, к тому же, я налетел на стол.
Заместитель управляющего посмотрел на меня проницательным взглядом.
- Надеюсь, вы не покалечились?
- Покалечился? Нет. Нет, нет. Не покалечился.
Он помолчал, потом заявил:
- Вы позволите мне заглянуть в номер?
- В номер?
- Если вы не возражаете.
Я глубоко вздохнул. Не было смысла блефовать дальше. Если заместитель
управляющего хотел заглянуть в номер, то я не мог его удержать.
- Честно говоря, - сказал я, - у нас были хлопоты с окнами. Но я за
них заплачу. Если вас это устраивает.
16
Мы поехали домой к Джилли на Витч-хилл-роуд, с видом на парк
Галлсус-хилл. Квартирка была маленькой, но в ней царил педантичный
порядок. На выкрашенных в белое стенах висели оправленные в рамки эскизы
платьев, в красивых белых португальских горшочках росли кусты юкки. Мои
ранки чуть саднили, но все они были чисты, и только одна из них, на плече,
еще не закрылась, и из нее продолжала сочиться.
- Выпьешь вина? - спросила Джилли.
Я сел враскорячку на покрытый бежевым покрывалом диван.
- Предпочел бы двойное шотландское, если можно.
- Извини, - заявила она, возвращаясь из кухни с большой, покрытой
изморозью бутылкой "Пино Шардонне", - но все мои знакомые пьют вино.
- Только не говори мне, что они еще и вегетарианцы.
- Некоторые, - улыбнулась она.
Она поставила на столик два бокала на высоких ножках и села рядом со
мной. Я взял бутылку и налил нам обоим до краев. Раз уж я приговорен к
вину, подумал я, то по крайней мере не должен быть ограничен в объеме.
- Как ты думаешь, сколько тебе надо будет заплатить в "Корчме любимых
девушек"? - неожиданно спросила Джилли.
- Наверно, несколько тысяч. Эти большие окна, наверно, стоят кучу
денег.
- Я все еще не понимаю, что случилось.
Я поднял свой бокал в молчаливом тосте и одним глотком наполовину
опорожнил его.
- Ревнивая жена, - объяснил я.
Джилли растерянно посмотрела на меня.
- Ты же говорил, что твоя жена...
- Мертва, - решительно закончил я. И повторил еще тише: - Мертва.
- Значит, ты хочешь сказать, что то, что сегодня случилось... это
была она? Твоя жена? Она это сделала?
- Не знаю. Такая возможность есть. Может, это был просто
исключительно сильный порыв ветра. Помнишь ту бурю в Бостоне, когда ветер
выбивал окна? Может, то же самое случилось и в "Под боярышником".
Джилли смотрела на меня с миной, выражающей полное непонимание.
- Но если твоя жена мертва, то почему ты думаешь, что это была она?
Ты хочешь меня убедить в том, что и она тоже дух? Твоя погибшая жена -
дух?
- Да, я видел ее, - признался я.
- Ты видел ее, - повторила Джилли. - Боже, я не могу в это поверить!
- И не нужно. Но это правда. Я ее видел уже два или три раза, а
сегодня, когда мы любили друг друга, я снова ее увидел. Я посмотрел на
тебя и увидел ее лицо.
- Знаешь, в это очень трудно поверить.
- Мне тоже это было нелегко.
- Знаешь, мне еще никогда не приходилось заниматься любовью с
мужчиной сразу после того, как мы познакомились - как с тобой.
- Перестань оправдываться, - прервал я ее. - Я тоже сразу захотел
тебя. Разве разница только в том, что ты женщина?
- Вообще не в этом дело, - ответила Джилли со слабым возражением в
голосе.
- В таком случае, совершенно не нужно переживать.
- Но теперь ты ставишь меня в крайне неловкое положение.
- Неловкое? - удивился я, опять потянувшись за бокалом.
- Да, да, неловкое, ведь я впервые в жизни соблазнила мужчину... я
впервые это сделала, и оказалось, что этот мужчина помешан на своей
умершей жене. А в его номере в мотеле вылетают окна.
Я встал и подошел к застекленным дверям, ведущим на узкий балкон. За
стеклом трепетали на пронзительном ночном ветру кустики герани. Вдали
виднелось смазанные пятна света Уиткрафт-Хейс. Был уже третий час ночи. Я
был слишком потрясен и вымотан, чтобы ссориться или выслушивать обвинения.
Мое отражение в стекле подняло бокал и отпило вина.
- Хотелось бы мне признать, что ты права в отношении помешательства,
- тихо сказал я. - Хотелось бы мне признать, что ты права, что я
истеричен, что я ничего не видел и ничего не слышал, что у меня чересчур
буйное воображение. Но все это - истина, Джилли. Она навещает меня.
Навещает не только дом, где мы жили, но и меня лично. Это следующая
причина, по которой я завтра буду погружаться в воду, хотя на это у меня
совершенно нет желания. Я хочу, чтобы к моей жене вернулся покой.
Джилли не ответила. Я отвернулся от окна и снова сел рядом с ней,
хотя она не хотела на меня даже смотреть.
- Если хочешь разорвать наше знакомство, у меня нет возражений, -
заявил я. - Ну... не совсем. Мне будет очень горько и неприятно. Но я
понимаю, что ты чувствуешь. Каждый подумал бы то же самое на твоем месте.
Даже мой врач считает, что у меня сильный затянувшийся шок после смерти
Джейн.
Я заколебался, но затем продолжил:
- Ты крайне привлекательна и желанна, Джилли. Ты ужасно волнуешь и
привлекаешь меня. Я все еще утверждаю то, что сказал раньше: как необычно,
что два человека встречаются и испытывают сильное влечение друг к другу.
Нам могло бы быть хорошо друг с другом, ты теперь сама знаешь это. Но я
должен предупредить, что дух Джейн все еще со мной и может быть опасным,
как сегодня.
Джилли посмотрела на меня глазами, блестящими от слез.
- Дело же не в опасности, - ответила она сдавленным голосом.
- Знаю. Дело в присутствии моей жены.
- Я уже прошла и через это. Когда мне было семнадцать лет, у меня
была связь с женатым мужчиной. Банковским клерком. Конечно, его жена была
жива, но и он никогда не мог от нее избавиться. Он или звонил ей, или
думал о ней, когда был со мной.
- И ты решительно не хочешь вторично проходить через это.
Она вытянула ко мне руку.
- Джон, не имей к себе претензий. Я просто чувствую угрозу себе. А с
тех пор, как я завоевала самостоятельность, я обещала себе
одно-единственное: никогда не позволять, чтобы мне что-то угрожало.
Никогда.
Я не знал, что ей ответить. Конечно, она была права. Она могла
броситься на меня, как сексуально изголодавшаяся тигрица, и я также мог
броситься на ее великолепное тело, как сексуально голодный тигр. Но она
вообще не должна была воспринимать меня как любовника и делать мои
проблемы своими. Она вообще не обязана была делить со мной мои страхи,
видения и кошмарные переживания. А ведь во мне все еще не зажила рана
перенесения потери жены и еще не родившегося ребенка.
- Ну, хорошо, - сказал я и отпустил ее руку. - Я тебя понимаю, хотя и
совсем не в восторге от того, что ты говоришь.
- Прости, - шепнула она. - Ты даже не знаешь, как сильно мне
нравишься. Ты как раз в моем вкусе.
- Я не могу быть в твоем вкусе, если я свихнулся из-за духа. По
крайней мере, пока со мной не проведут изгнание злого духа.
Джилли с минуту молча смотрела на меня, а потом встала и вышла в
кухню. Я пошел за ней и встал в дверях. Джилли вытащила яйца, булки и
кофе.
- Не нужно для меня ничего готовить, - запротестовал я.
- Всего лишь завтрак, - улыбнулась она. Она разбила яйца в миску и
заработала венчиком. - Ты думал об изгнании злого духа? - спросила она. -
Не хочешь ли вызвать священника, который обеспечит покой твоей жене?
Я покачал головой.
- Сомневаюсь, что это поможет. Но не знаю, может, ты и права. Однако
мне кажется, что эти призраки из Грейнитхед удалятся на покой только
тогда, когда мы узнаем, почему они все еще появляются, почему они не могут
обрести покой.
- Речь о том, что нужно поднять со дна "Дэвида Дарка"?
- Наверно, так. Эдвард считает, что решение именно в этом.
- А ты как думаешь? - Джилли вынула сковороду и бросила в нее кусочки
подсолнечного маргарина.
Я потер глаза руками.
- Я стараюсь сохранить рассудок. Я сам не знаю. Я просто стараюсь не
свихнуться.
Джилли нежно посмотрела на меня.
- Ты вообще не свихнулся. И ты чудесный любовник. Я только надеюсь,
что ты все-таки сможешь дать покой своей жене.
Это замечание не требовало объяснений. Я смотрел, как Джилли жарит
яичницу, готовит кофе и гренки. Я подумал, что должен поспать перед
завтрашним погружением. Холодные воды пролива Грейнитхед, беспокойные, как
души умерших в городке, ждали прихода рассвета.
17
Около девяти утра мы уже плыли через Салемский пролив по серому,
волнующемуся морю, покачиваясь на корме рыбацкой лодки "Алексис". В лодке
было тридцать пять футов длины, и Эдвард, Дан Басс и еще двое коллег
Эдварда из музея наняли ее для общества на все утро.
День был ясным, воздух обжигающе свежим, и было так холодно, что я
даже удивился. Но Эдвард объяснил мне, что на море, как правило,
температура ниже, чем на суше, иногда даже градусов на пятнадцать. На
северо-западе собирался огромный клин густых как сметана туч. По оценке
Дана, у нас было от двух до трех часов на погружение, прежде чем погода
испортится.
Мне сразу понравился Дан Басс. Уверенный в себе, лет тридцати, с
такими бледно-голубыми глазами, будто морская вода обесцветила их до
белизны. Он говорил с бостонским акцентом, глотая окончания слов, а черты
его квадратного лица выдавали в нем бостонского ирландца. Но, управляя
лодкой, он сказал мне, что родился в Северной Каролине и впервые нырял,
разыскивая суда в проливе Нимлино и заливе Вислоу.
- Как-то добрался я до корпуса торпедоносца времен второй мировой
войны, который утонул во время шторма в сорок четвертом году. Я посветил
фонарем в окно, и угадай, что я увидел? Человеческий череп, в уже
заржавевшей каске. В жизни больше не видел подобной чертовщины.
У Эдварда было великолепное настроение, так же, как и у его коллег:
серьезного молодого студента по имени Джимми Карлсен и веснушчатого
рыжеволосого историка из отдела этнологии Музея Пибоди, Форреста Броу. Оба
были опытными аквалангистами. Джимми щеголял в блузе с надписью на спине:
"Увидеть Массачусетс и нырнуть". Форрест три года назад участвовал в
подъеме корабельных орудий и камбузной утвари с корабля восемнадцатого
века, затонувшего у Маунт Хоуп Пойнт у побережья Род-Айленд. Оба все время
объясняли мне со всеми подробностями, что они делают и почему, чтобы я не
совершил по незнанию какой-нибудь фатальной ошибки, раз уж им от меня не
было никакой пользы.
Джилли, закутанная в толстую стеганую парку с капюшоном, обшитым
мехом, сидела на мостике рулевого с записной книжкой и секундомером в
руке. Она почти не обращалась ко мне, но один раз перехватила мой взгляд и
послала улыбку, говорившую мне, что между нами все в порядке - настолько,
насколько это возможно. Глаза ее слезились, наверно, от холодного ветра.
Эдвард взял слово:
- Мы будем искать дальше вдоль линии побережья, с того момента, где
