- Да, - ответил Холт и, сняв потрепанную форменную фуражку (под стать
поношенному серому мундиру), умолк, ожидая продолжения, - тощий, бледный
человек с залысинами и прямым подбородком.
Лисюган сцепил тонкие шестипалые кисти рук и улыбнулся коротенькой
улыбочкой.
- Нет работы, Холт, - сказал он. - Сожалею. Сегодня нет корабля.
- Я ночью слышал гул корабля, - возразил Холт. - Его было слышно даже
в Каменном городе. Устройте меня на него. У меня подходящая квалификация.
Я разбираюсь и в стандартных двигателях, и в даньлайских. У меня два
диплома.
- Да-да. - Лис опять мимолетно улыбнулся. - Но корабля нет. Может
быть, на будущей неделе. Возможно, на будущей неделе прилетит корабль
людей. Тогда вы получите работу, Холт, я вам клянусь, я обещаю. Вы ведь
хорошо владеете техникой пространственных прыжков. Я найду вам работу. Но
только на будущей неделе. Сейчас корабля нет.
Холт прикусил губу и, смяв в руке фуражку, налег на конторку.
- На будущей неделе вас здесь не будет, - проговорил он. - А если и
будете, то не узнаете меня и не вспомните про свое обещание. Дайте мне
работу на корабле, который прилетел сегодня ночью.
- Ах, Холт, - отозвался даньлай, - нет работы. Нет корабля людей. Нет
работы для человека.
- Мне все равно. Мне подойдет любой корабль. Я полечу с даньлаями,
седрийцами, уллами, с кем угодно. Техника прыжков у всех одинаковая.
Устройте меня на корабль, который прилетел вчера.
- Но корабля не было, Холт, - сказал лисюган, и зубы его блеснули. -
Говорю вам, Холт. Не было, не было. На будущей неделе приходите. Приходите
на будущей неделе.
В его голосе звучало явное желание поскорее отделаться от назойливого
просителя. Холт научился распознавать эту интонацию. Как-то раз, несколько
месяцев назад, он не внял сигналу и попытался настоять на своем. Но
лис-конторщик вызвал своих, и Холта вытурили силком. В течение следующей
недели по утрам были закрыты все двери. Теперь Холт знал, когда пора
уходить.
Выйдя в тусклый рассвет и прислонившись к стене, Холт попытался унять
дрожь в руках. Надо держаться, напомнил он себе. Только нужны деньги и
жетоны на еду. Почему бы не пойти на добычу прямо сейчас? Потом можно
зайти в "Ангар" и назад, к Сандерленду. А что касается работы - всегда
остается завтра. Нужно только потерпеть.
Бросив взгляд на Макдональда, которому терпения не хватило, Холт
зашагал по пустынным городским улицам.
Холт с детства любил звезды. Бывало, даже в лютые морозные годы,
когда на Имире цвели ледяные леса, он отправлялся ради звезд на ночные
прогулки. Он шел и шел, пока огни города не меркли у него за спиной, и
попадал в сверкающее бело-голубое царство морозных цветов, и ледяных
паутин, и горькоцвета. Там он задирал голову и смотрел на небо.
Зимними годами ночи на Имире тихие, ясные и очень черные. Луны здесь
нет. Только звезды и тишина.
Холт старательно выучил названия - не звезд, которым больше не давали
имен и присваивали только номера, а тех планет, что обращались вокруг них.
Он был сообразительным мальчуганом, запоминал быстро и прочно, и даже его
суровый практичный отец немного гордился успехами сына. Холт помнил
бесчисленные вечеринки в Старом доме, когда отец, захмелев от летней
браги, выводил своих гостей на балкон, чтобы похвастать эрудицией
отпрыска. "А эта? - спрашивал старик, держа в одной руке кружку, а другой
тыча вверх. - Вон та, яркая!" - "Архана", - отвечал парнишка с
непроницаемым лицом. Гости улыбались и вежливо удивлялись. "А вон та?" -
"Бальдур". - "Вон та, та и те три ярких?" - "Финнеган и Джонгенри. Мир
Селии, Новый Рим и Катэдей".
Названия легко, без запинки вылетали из мальчишеских уст, а
обветренное лицо отца морщилось улыбкой, и он все не мог остановиться,
пока гости не начинали явно тосковать, а Холт не заканчивал перечислять
все миры, какие можно увидеть с балкона Старого дома на Имире. Он всегда
ненавидел этот ритуал.
Хорошо еще, что отец никогда не увязывался за ним в ледяной лес,
потому что вдали от городских огней было видно несколько тысяч новых звезд
и Холту пришлось бы зубрить тысячи новых названий. Позже он так и не
запомнил все имена далеких тусклых звезд, не принадлежавших людям. Однако
запомнил все-таки немало - и бледные звезды Дамуша поближе к Ядру, и
красноватое солнце Немых Кентавров, и рассеянные огоньки, где орды финдаев
потрясали своими вымпелами на пиках, - он знал их и еще много других.
Приходил он в тот лес и когда стал постарше, теперь уже не всегда
один. Он приводил сюда всех своих подружек и впервые познал сладость любви
под светом звезд в год лета, когда деревья сыпали на землю лепестки, а не
льдинки. Иногда он заговаривал о звездах с любовницами или друзьями, но
слов не хватало. Холт никогда не отличался красноречием и не мог выразить
всего, что хотелось. Да он и сам не вполне понимал, чего хочет.
После смерти отца, получив в наследство Старый дом и поместье, он
хозяйничал в них долгий зимний год, хотя ему исполнилось всего двадцать
земных лет. А когда началась оттепель, все бросил и уехал в Имир-Сити. Там
готовили к отправке торговый корабль - он должен был лететь сначала на
Финнеган, а потом к дальним мирам.
На него Холт и устроился.
День разгорался, на улицах появились первые прохожие. Даньлаи
расставляли между хижинами свои лотки с закусками. Через час-другой ими
запестрят все улицы. Показались и немногочисленные тощие ул-менналеты,
ходившие, как обычно, группами по четыре-пять. В бледно-голубых балахонах
чуть ли не до земли, они, казалось, не шли, а плыли по воздуху - странные,
важные, призрачные. Их мягкая серая кожа была припудрена, влажные глаза
смотрели задумчиво. Ул-менналеты всегда выглядели умиротворенными, даже
здешние жалкие создания, оставшиеся без кораблей.
Пристроившись к одной из таких групп, Холт ускорил шаг, стараясь не
отстать. Торговцы-лисюги не обращали внимания на важных ул-менналетов, но
Холта, когда он проходил мимо, окликали. И смеялись своим пронзительным
лающим смехом, когда он пропускал их оклики мимо ушей.
Неподалеку от седрийского района Холт отстал от уллов и юркнул в
узенький переулок, показавшийся ему пустым. Предстояла работенка, и как
раз тут.
Холт углубился в гущу пожелтевших лачуг-пузырей и почти наугад выбрал
одну из них. Пластиковая лачуга была старая, тщательно отполированная
снаружи. Деревянную дверь украшали резные символы гнезда. Конечно,
заперта. Холт навалился плечом и толкнул посильнее. Дверь не поддалась,
тогда он отступил на несколько шагов и ударил ее с разбегу. После
четвертой попытки дверь с треском распахнулась, но Холта шум не смутил: в
седрийской трущобе никто его не услышит.
В пузыре царила кромешная тьма. Холт нашарил возле двери тепловой
фонарик, подержал в руке, пока тепло его ладони не превратилось в свет,
потом не спеша осмотрелся.
Тут жили пятеро седрийцев - трое взрослых и два детеныша. Они лежали
на полу, свернувшись в бесформенные комки. Холт на них едва взглянул. По
ночам при виде седрийцев человека охватывал безотчетный страх. Холт не раз
встречал их на темных улицах Каменного города - они переговаривались на
своем стенающем языке и зловеще раскачивались из стороны в сторону. Их
сегментированные тела разворачивались в трехметровых белесых червяков с
шестью специализированными конечностями - двумя плоскостопными ногами,
парой тонких раздвоенных щупалец и страшными боевыми клешнями. Их глаза,
огромные плошки, светящиеся фиолетовым светом, видели в самой кромешной
тьме. Ночью седрийцев следовало избегать.
Днем они напоминали куски мяса.
Холт обогнул спящих и ограбил хижину. Он присвоил ручной тепловой
фонарик, настроенный на мутный лиловый свет, больше всего любимый
седрийцами, жетоны на еду и клешнеточку. Отполированные и украшенные
драгоценностями боевые клешни какого-то прославленного предка,
прикрепленные на почетном месте к стене, Холт не тронул. Если украсть
семейного божка, то всем обитателям гнезда придется либо найти вора, либо
покончить с собой.
Наконец он отыскал колоду волшебных карт - дымчато-темных деревянных
дощечек, инкрустированных железом и золотом. Он сунул их в карман и ушел.
На улице было по-прежнему пустынно. Посторонние редко забредали в
седрийские кварталы. Холт быстро вернулся на главную улицу, широкую,
посыпанную гравием дорогу, ведущую от космодромного ветролома к воротам
Каменного города, до которого было пять километров. На улице стало людно и
шумно, и Холту пришлось проталкиваться сквозь толпу. И, куда ни пойди,
всюду бегали лисюги. Они смеялись и лаяли, скалились и щелкали зубами,
задевали своим рыжеватым мехом голубые одежды ул-менналетов, панцири
крешей, складчатую кожу зеленых лупоглазых линкелларов. В лавчонках
продавали горячую еду. От дыма и запахов стало тяжело дышать. Холт прожил
на Немочи несколько месяцев, прежде чем научился различать ароматы местной
кулинарии и запахи обитателей.
Пробираясь вперед, лавируя между прохожими, Холт крепко прижимал к
себе добычу и вглядывался в толпу. Это вошло у него в привычку: он все
надеялся увидеть незнакомое человеческое лицо. Новое лицо означало бы, что
прибыл корабль людей, а вместе с ним и спасение.
Тщетно. Как всегда, вокруг суетились одни обитатели перекрестка
Вселенной - взлаивали даньлаи, щелкали креши, завывали линкеллары. Людские
голоса не звучали. Но Холта это уже не тревожило.
Он отыскал нужную лавчонку. Из-под зеленого кожаного козырька на него
глянул лохматый даньлай.
- Да, да, - заклацал зубами лисюган. - Кто вы? Что вам надо?
Холт, сдвинув в сторону мерцающие цветные камешки, положил на
прилавок клешнеточку и тепловой фонарик.
- Меняю на жетоны, - сказал он.
Лисюган посмотрел на товар, потом на Холта и почесал морду.
- Меняю, меняю, меняю, - пропел он. Он взял клешнеточку, перебросил
ее с руки на руку, снова положил, пощупал тепловой фонарик, заставив его
чуть заметно засветиться, потом кивнул и ухмыльнулся. - Хорошие вещи.
Седрийские. Большим червякам они понравятся. Да. Да. Значит, меняю.
Жетоны?
Холт кивнул.
Даньлай порылся в кармане своего балахона и бросил на прилавок горсть
жетонов на еду - разноцветных пластмассовых дисков, которые были
единственной валютой, ходившей на перекрестке Вселенной. Все товары сюда
на своих кораблях завозили даньлай.
Холт пересчитал жетоны и сгреб их в мешочек, который украл в
седрийском пузыре.
- У меня есть кое-что еще, - сказал он, запуская руку в карман за
волшебными картами.
В кармане оказалось пусто. Даньлай ухмыльнулся, щелкнув зубами.
- Пропало? Воруют, все воруют. Значит, много воров, не один. Нет, не
один.
Он помнил корабли, на которых летал. Он помнил имирские звезды своей
юности. Он помнил миры, на которых побывал с тех пор, и людей (или
нелюдей), с которыми вместе работал. Но лучше всего он запомнил свой
первый корабль "Хохочущая Тень" (старинное название, полное значения,
только никто новичку об этом не сказал), приписанный к Миру Селии и
направлявшийся на Финнеган. Он был переоборудован из рудовоза, огромная
серо-голубая капля щербатого дюраля, по крайней мере на столетие старше
Холта. Корабль примитивный и неудобный: большие грузовые трюмы и тесные
каюты с койками для экипажа из двенадцати человек, никакой системы
искусственной гравитации (правда, Холт быстро привык к невесомости),
атомная тяга для взлета и посадки и стандартный двигатель для межзвездных
