Кольке пришлось упрашивать меня.
Особых трудов это не составило, так как я совершенно не представлял каким
образом убить время в оставшиеся до отъезда дни. Все мысли мои были уже в
городе, и я был вообще-то не прочь приехать туда не с пустыми руками.
Вот поэтому мы и шли теперь по пыльной дороге на заветное Колькино место,
расположенное у небольшого леска, со всех сторон которого на многие
километры раскинулись поля. Еще две недели назад зеленые, они теперь стали
золотыми. И этот контраст залитое солнцем желтое море, по которому ходили
невысокие волны, и небо, голубизну которого не омрачало ни облачка создавал
неповторимое ощущение какого-то праздника. И я нисколько не жалел, что
Колька вытащил меня в это небольшое путешествие нескоро придется мне вновь
пройтись по этой пыльной дороге.
А дорога щедро рассыпала пыль, взбиваемую нашими ногами. Я давно
подвернул свои штаны, а Колькины варенки поменяли исконный сине-голубой цвет
на грязно-серый.
- Не жалко? я кивнул головой в направлении варенок.
- Жалко у пчелки, - огрызнулся Колька и посмотрел на свою обновку. А,
плевать.
Новые куплю.
Я с сомнением покачал головой, и в этот момент на нас упали тени высоких
елей того самого леска, где располагалось Колькино доходное место. Солнце то
скрывалось за верхушками немолодых уже елей, то вновь выглядывало в просветы
и осыпало нас своими жаркими лучами. Мы пришли.
Колька поправил завязанную узлом на животе рубаху и, выйдя на обочину,
стал зорко всматриваться вдаль. Я осторожно поставил сумку с товаром на
землю и присоединился к нему. Здесь совсем не было жарко. То и дело откуда
ни возьмись возникал прохладный ветерок, приятно касавшийся наших
разгоряченных тел. Кое-где солнечным лучам удавалось прорваться сквозь
густую поросль мягкими световыми линиями света и тени. Место и впрямь было
замечательным.
Торговля наша шла тоже неплохо. Не прошло и часа, как в результате нашего
усиленного голосования возле нас мягко остановилась Тойота-королла вишневого
цвета. Из нее вылез полный мужик с надутыми щеками и вопросительно уставился
на нас, догадавшись, что мы вовсе не путешественники автостопом.
Колька мгновенно разложил перед ним образцы товаров и стал всячески их
расхваливать на языке, состоящем из смеси английского с нижегородским.
Иностранец вытащил несколько купюр, незнакомых ни мне, ни даже Кольке.
Брать незнакомые деньги Колька остерегался после того, как два негра сунули
ему в уплату две бумажки, которые привлекли его большим количеством нулей.
Их отказались брать во всех без исключения кооперативных киосках. Колька так
и не узнал, какой страной была выпущена такая неблагонадежная валюта, и
требовал теперь в уплату только доллары, в крайнем случае соглашаясь на
бундесмарки.
Иностранец, видимо, понял его и вытащил пачку, в которой преобладали уже
знакомые мне зеленые, припасенные, скорее всего для разных мелких расходов.
Оба они стали ожесточенно торговаться, а я стоял в стороне и учился.
После долгих и упорных торгов, в течении которых то Колька сворачивал
свое имущество, то покупатель поворачивался к машине, было куплено четыре
матрешки по три доллара за штучку и два сувенира Мужик и медведь, которые
Колька уговорил за семь.
Партия этих сувениров появилась в начале лета в нашем сельмаге. Колька
тут же скупил всю партию, невзирая на тридцатирублевую цену за штуку. Он
угрохал на эту операцию весь свой наличный капитал, зато теперь затраты
сторицей окупались.
Во время торгов иностранец засунул куда то свою пачку и, не найдя ее
извлек из кармана две десятидолларовых бумажки, после чего стал требовать
сдачи. Ни минуты не думая, Колька всучил ему в ответ сувенир, изображающий
маленькие козлы с бревном на них, в которое была воткнута пила с затейливо
выгравированной надписью Делу время, потехе час. Затем они разошлись вконец
изнуренные, но удовлетворенные собой.
Таким образом в актив можно было записать двадцать, из которых четыре
полагалось Леше, шесть мне и десять Кольке, как организатору и идейному
вдохновителю.
Я уже было подумывал о том, чтобы потихоньку отправиться в обратный путь,
но Колька был непреклонен. Он ждал автобус.
- Вот сейчас он остановится, вот сейчас, - бормотал себе под нос
возбужденный Колька. Но очередной автобус проезжал мимо, оставляя у Кольки
горячее желание запустить ему вслед булыжником. Надежды наши становились все
призрачней, солнце пробежало добрый кусок небосклона, а я уже намеревался
обрушить на Кольку каскад предложений, ненавязчиво намекающих на возвращение
в село.
Колька злобно зашипел в ответ, когда я выдал первое из них дух коммерции
был неистребим. И тут метрах в пятидесяти впереди нас остановился тот самый
автобус, о котором он мечтал все время.
Колька мгновенно расцвел и ринулся за ним. Мне ничего не оставалось, как
подхватить сумку и следовать туда же.
Но странное дело из автобуса никто не вышел и, похоже, не собирался
выходить совсем. Лишь с другой, невидимой нам стороны негромко хлопнула
какая-то дверца.
Показалась одинокая мужская фигура, которая медленно двинулась к лесу, не
обращая на нас внимания, и через полминуты скрылась за придорожными кустами.
Колька уже давно добежал до автобуса и теперь безуспешно штурмовал
надежно запертую дверь, тщетно пытаясь пробиться на второй этаж, где удобно
расположились иностранные туристы.
А я остановился на полпути, догадавшись, что через эту дверь в автобус не
пробраться. Я решил перехватить того одиночку, по всей вероятности водителя,
который осмелился покинуть пределы автобуса и теперь заседал где-нибудь
неподалеку.
Хотя эта перспектива была довольно расплывчатой (водители таких автобусов
наведывались в Союз часто и, наверняка, могли приобрести сувениры в любом
другом месте), но я решил попытать счастья и тем самым доказать Кольке, что
он не зря взял меня с собой. Поэтому я с надеждой вглядывался в придорожные
кусты, за которыми исчез таинственный шоферюга.
Внезапно метрах в десяти от меня в кустах что-то зашевелилось. Я
уставился туда, ожидая увидеть невысокого мужчину в серой куртке. Но это был
не он. Злыми глазами на меня глядела оскаленная звериная морда. Я в испуге
отшатнулся, а хищник выпрыгнул на дорогу и, оскалив пасть, приготовился к
прыжку.
Это был огромный великолепный волк. Шерсть его лоснилась и переливалась в
лучах солнца. Глаза, освещаемые багровым закатом, казалось горели голодным
кровавым сиянием. Но ярче всего мне запомнились клыки, - ослепительно белые,
они приковывали внимание, поражая своими размерами. Я, не в силах оторвать
глаза от этого гипнотического взгляда, не двигался с места. А волк, издав
зловещее рычание, сделал прыжок и понесся прямо на меня.
Я не успел даже повернуться, как он сбил меня с ног мощным ударом
передних лап и впился клыками в мою неприкрытую ничем грудь. Боль от укуса
пронзила все мое тело, а он отпрыгнул и, перескочив через меня, бросился в
перед. Я упал лицом к автобусу и поэтому увидел, как волк, пролетев в двух
шагах от Кольки, скрылся за кабиной. Кровавая пелена затопила мои глаза.
Последнее, что я еще видел это автобус, плавно тронувшийся с места и
постепенно набирающий скорость
Очнулся я в незнакомом для себя месте, в котором постепенно узнал палату нашей
сельской больницы. Все время смотреть на белый потолок с желто-серыми разводами,
оставшимися после весеннего снеготаяния, было скучно, но едва я чуть-чуть
шевелился, как жгучая боль снова просыпалась внутри меня, хотя она теперь была
уже слабее, чем там, на дороге. Я предпочитал побольше спать, забывая на это
время обо всем. Ничего не хотелось делать, единственным желанием было: лежать в
полусне, не двигаясь, и думать о чем-нибудь отвлеченном.
Мать неотступно находилась рядом. Изредка заходили и другие. Оказалось,
что в беспамятстве я провалялся трое суток. Но и теперь положение мое
оставалось довольно неопределенным. Рана не хотела заживать, кроме того были
сломаны два ребра.
Забежал перед отъездом в мореходку и Колька. Он молча остановился передо
мной.
- Уезжаешь? чуть слышно спросил я, с трудом приподняв голову.
- Угу, - ответил Колька и замолк.
После этого мы долго смотрели друг на друга и оба молчали. Говорить было
не о чем.
Я уже знал все подробности того вечера. Меня, потерявшего сознание от
боли, оттащил с дороги Колька. На мое счастье мимо проезжал наш сельчанин
Федор, живущий по соседству со мной. Увидев знакомых парней, он остановил
свой Москвич, загрузил меня с Колькой и доставил в больницу. Удар волчьих
клыков надежно встретила грудная клетка, поэтому и обошлось все только двумя
ребрами да обширной рваной раной. Если бы волк прыгнул чуть повыше и
полоснул по горлу, то все было бы кончено прямо там, на дороге.
Через неделю, когда состояние мое стало заметно улучшаться, зашел
председатель.
- Ну, воин, как живешь-дышишь? спросил он и, видя, что я пытаюсь сесть,
поспешно добавил. Лежи, лежи.
- Да я ничего, Петр Иванович, я на поправку пошел, - вновь приняв
горизонтальное положение, ответил я. Санитарка, стоявшая рядом с
председателем, согласно закивала.
- Поймали его, Петр Иванович? с надеждой спросил я.
- Нет, - сокрушенно вздохнул он. Наши охотники все поля цепочкой
прочесали, а уж тот лесок раз пять досконально проверили, - пусто. А собаки
волка чуяли лишь от первых елок до дороги больше нигде следа нет! Непонятно,
откуда такой волчина взялся и куда потом девался. Волков то в наших местах
почитай что с самой войны не видывали.
Постояв еще немного Петр Иванович попрощался и вышел из палаты. Но, когда
он проходил мимо окон моей палаты, я снова услышал его голос. Председатель
разговаривал с кем-то невидимым мне:
- Да нет, не следы. Самое странное, что волк посреди бела дня на дорогу
вышел и на человека напал, а затем не потащил добычу за собой, а бросил и
скрылся.
- Так может испугался волк? уже издалека донесся голос механизатора с МТС
дяди Васи.
- Напасть не испугался, а тащить испугался, так что ли? Нет, не может
быть такого. Вот, что странно. Не волчьи это повадки.
Глава вторая.
Первые дни.
Серое, сумрачное небо и мелкий противный дождь, мокрые крыши и грязь, в
неимоверных количествах налипшая на мои ботинки, - вот и все, что
запомнилось мне в то прощальное утро, когда я покидал село. Мать проводила
меня до автобуса и побежала на работу картошку теперь убирали в любую
погоду. А я, оказавшись не в очень уютном, зато сухом салоне автобуса,
прильнул к окну, за которым раскинулась картина, видимая мною сотни, тысячи
раз.
Невысокие одноэтажные дома, за исключением промтоварного магазина,
имевшего на этаж больше, да дом культуры на взгорке, где каждую среду
показывали кино, а по пятницам мигали огни дискотеки. А дальше только поля.
Поля, уходившие в бесконечность. Унылые поля под хмурым осенним небом.
Автобус тряхнуло, и дома за окном медленно поехали, оставаясь позади.
Водитель зорко смотрел вперед, опасаясь грязных луж. Забрызганный глиной
ПАЗ, переваливаясь с боку на бок, неуверенно продвигался по размокшей
дороге, вполне надежной в сухую погоду.
Появилась ноющая боль, но не в месте укуса, а глубже казалось, что больше
мне сюда не вернуться. А автобус тем временем выбрался на уже знакомую вам
шоссейку и помчался в направлении города.
Промелькнул и исчез тот самый лесок, из которого напал на меня огромный и
непонятный волк. Темные ели теперь не казались могучими и таинственными, а
выглядели на фоне пасмурного неба убого и жалко.
Дождь усилился. На лобовых стеклах усердно прыгали дворники, а по моему
