рассчитал - здесь оказался только один милиционер и один штатский. Впрочем,
и он, наверняка, тоже был милиционером. Но не это главное.
За их спинами стоял забор, а за забором, примыкая к четырехэтажному дому,
начинался небольшой парк. Если добраться до него, то в гуще кустов можно
затеряться без особых проблем. Вот только бы преодолеть забор. На этот раз я
очень сомневался в своих силах. Загнивающая левая передняя лапа почти
отказывалась повиноваться, а задняя правая тоже доставляла массу проблем при
толчке, ко всему прочему, из нее обильно текла кровь. Боль в голове туманила
сознание и замедляла реакцию.
Милиционер, не целясь, выпалил в меня из автомата. Стреляй, стреляй. Знаю
я ваши пули. Здесь надо лишь зорко следить, чтобы пуля не пробила мозг или
сердце. В этом случае следовала полная отключка на неопределенное время. Это
я хорошо запомнил из рассказов Ромы, когда он в избушке оборотней
рассказывал о своих похождениях.
Но все пули просвистели где-то сверху и справа. Второй что-то медлил со
стрельбой. Это было мне на руку. Теперь они успеют выпустить всего две
очереди, что несколько повышало мои шансы на успех.
За моим хвостом возвышалась темная громада пустого дома. Впереди над
забором на фоне черного неба выделялись еще более черные силуэты деревьев
парка. А я все несся вперед, стараясь не завыть от дикой боли в лапах.
Значит, через забор в парк, а после следовало проскользнуть по темным
дворам. И бежать в другой конец Питера, предпочтительнее на самую его
окраину, где расположена какая-нибудь свалка. Теперь уже не так холодно.
Одну ночку можно переспать и на улице. Вот только удастся ли поладить мне с
местными собаками?
А чего это штатский не отпрыгивает? Не видит, что ли, ведь я сейчас собью
его с ног. Красивое у него лицо. Как теперь помню, и мне когда-то говорили,
что я красивый. Ну ладно, бог с ним, пусть живет. Но что делать с одеждой?
Вдруг она зацепится за забор?
А что это он собирается предпринять? Неужели будет стрелять? Герой! Ну,
ну, пусть стреляет. Мне бы сейчас только забор перескочить, пули мне не
страшны. Вот сейчас они проскочат сквозь меня, оставив лишь сильную боль, да
шрамы, когда раны заживут. Эх, если б одна из них вышибла мне больной зуб!
Ну что ж, три пули он послал верно. В грудь, в голову и в шею. Но они
засели, прочно засели во мне! А боль что-то уж очень нестерпимая. Прямо-таки
завыть хочется. Это все чепуха, сейчас главное - забор, забор перепрыгнуть.
Но почему эта обволакивающая боль становится все сильнее? Что-то знакомое,
уже пережитое.
Черт побери, да ведь это же серебр...
Эпилог Собрание, назначенное сразу же по возвращении Колбина и его
подчиненных из Санкт-Петербурга, в актовом зале ОВД подходило к концу.
- Слово предоставляется председателю городского исполнительного комитета
товарищу Коновалову Семену Петровичу, - возвестил секретарь собрания.
На трибуну взгромоздился тучный человек лет под пятьдесят, кашлянул в
кулак и начал:
- Товарищи, обстоятельства этого дела создали условия для его
конфиденциальности. Не надо много говорить о том, что народ обозлен на
жизнь, на отсутствие товаров первой необходимости и непомерно высокие цены,
на растущую преступность и, в связи с этим, на наши органы, призванные
строжайше соблюдать законность и правопорядок. Появление в это время слухов
об сверхестественных монстрах может лишь только усугубить негативное
отношение к нам и вызвать непредсказуемые последствия. Поэтому все, кто имел
какое-либо отношение к делу так называемого оборотня, должны в самые
кратчайшие сроки дать подписку о неразглашении в соответствии со статьей об
охране государственной тайны.
Природа, товарищи, не перестает удивлять нас своими чудовищными
порождениями. Я считаю появление этого монстра в то время, как большинство
людей нашего общества утратило общечеловеческие идеалы и коллективистское
единство, совершенно не случайным. Оно явилось как бы предзнаменованием
того, что перемены в обществе будят в людях не только лучшие качества.
Но, смею заметить, мы достойно выполнили свой долг. Верная рука
лейтенанта Соколова оборвала кровавый путь монстра. Побольше бы нам таких
людей в органы, и тогда проблема с организованной преступностью в городе, я
верю, была бы решена.
Однако, есть в этом деле и недостатки, и упущения с нашей стороны. Как не
вспомнить о побеге оборотня из машины, когда его должен был охранять хорошо
вооруженный конвой.
В то же время мы видим, что граждане города сами пытались справиться с
нависшей над ними опасностью, недооценив сложность ситуации, и ни к чему
хорошему такая беспечность не привела. Это ведь нам не доверяют, товарищи,
раз никто не поставил нас в известность о случившемся. Кроме того, нельзя
закрывать глаза на проблему незарегистрированного оружия, находящегося в
данный момент на руках у населения.
Если бы мы сумели вовремя позаботиться о решении этих проблем, то не было
бы надобности привлечения к делу наших коллег из Санкт-Петербурга. Но майор
Колбин правильно оценил обстановку и не стал выкладывать им всех
обстоятельств этого нелегкого дела. Страшно подумать, до каких размеров
раздули бы эту историю, если бы о ней пронюхала пресса. Но стараниями майора
Колбина и его подчиненных о всех подробностях знает лишь ограниченный
контингент.
За успешно проведенное расследование, когда при трудных обстоятельствах и
немногочисленных сведениях все-таки удалось обезвредить преступника, майору
Колбину и лейтенанту Бахареву объявляется благодарность с занесением в
личное дело. Лейтенанту Соколову присваивается очередное звание - старший
лейтенант.
У меня все, товарищи...
... Немногочисленная группа офицеров медленно расходилась, покидая
актовый зал.
Замыкал шествие Соколов. Он почти не вслушивался в нудные и монотонные
речи ораторов, сменявших друг друга. Перед глазами у него стояла страшная
картина той ночи, когда милиционер ринулся на доклад к начальству, а Соколов
приблизился к убитому зверю. Лежавший неподвижно волк вдруг стал на глазах у
Соколова превращаться в парня, обыкновенного маленького пацана лет
пятнадцати. Огромное волчье тело стало, дергаясь, сжиматься и сокращаться в
размерах. Морда резко уменьшилась, сморщилась и стала человеческим лицом.
Шерсть исчезла, лапы перестроились в ноги и руки. Перед Соколовым на земле
лежал не волк, а тот самый странный загадочный пацан. Он был без одежды,
которая, оторвавшись, валялась в нескольких метрах от тела, спутанная в
грязный комок. У парня была прострелена щека, горло и грудь. Левая рука
имела обширную глубокую рану, а правая нога была перебита пролетевшей
насквозь пулей. Все три пули, застрявшие внутри, оказались серебряными.
- И все же интересно бы знать, как его звали? - услышал Соколов разговор
идущих впереди капитанов.
- Да разве у монстров может быть имя!..
... А в небольшом селе еще не очень пожилая женщина раз в неделю, а то и
два, заходит на почту.
- Мне ничего нет? - с надеждой спрашивает она.
- Пишут, - весело отвечает девушка, перебирая тощую стопку писем, - или в
пути уже.
Может, и пишут, а может, уже давным-давно в пути, да только никак не
доберется до адресата заветное письмо, отправленное с большой сибирской
стройки.
май 1991 - март 1992 май 1991 - март 1992
