Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Мариенгоф А. Весь текст 874.48 Kb

Бессмертная трилогия

Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5 6  7 8 9 10 11 12 13 14 ... 75
   И начали самовар ставить забором. Если бы не помогли соседи,  хватило  бы
нам его на всю революцию.
   В вечер, о котором  повествую,  мы  пиршествовали  пензенской  телятиной,
московскими эклерами, орловским сахаром и белым хлебом.
   Посолив телятину, Молабух раздумчиво задал нам тот же вопрос:
   - А вот почем, смекаете, соль в Пензе?
   - Ну, а почем?
   - Одиннадцать тысяч.
   Есенин посмотрел на него смеющимися глазами и как  ни  в  чем  не  бывало
обронил:
   - Н-да... за один только сегодняшний день на четыре тысячи подорожала.
   И мы залились весельем.
   У Молабуха тревожно полезли вверх скулы:
   - Как так?
   - Очень просто: утром семь, за кофе у Адельгейм  -  девять,  а  сейчас  к
одиннадцати подскочила.
   И залились заново...
   С тех пор стали мы прозывать Молабуха - Почем-Соль.
   Парень  он  был  чудесный,  только  рассеянности  невозможной  и   памяти
скоротечной.  Рассказывая  об  автомобиле,  бывшем  в  его  распоряжении  на
германском фронте, всякий раз называл новую марку и другое  имя  шофера.  За
обедом вместо водки по  ошибке  наливал  в  рюмку  воду  из  стоящего  рядом
графина.  Залихватски  опрокинув  рюмку,  крякал  и  с  причмоком  закусывал
селедкой.
   Скажешь ему:
   - Мишук, чего крякаешь?
   - Что?
   - Чего, спрашиваю, крякаешь?
   - Хороша-а!
   - То-то хороша-а... отварная небось... водичка-то.
   Тогда он невообразимо  серчал,  подолгу  отплевывался  и  с  горя  вконец
напивался до белых риз.
   А раз в вагоне - ехали мы из Севастополя  в  Симферополь  -  вместо  вина
выпил полный стакан красных чернил. На последнем глотке расчухал.  Напугался
до того, что,  переодевшись  в  чистые  исподники  и  рубаху,  в  благостном
сосредоточении лег на койку отдавать Богу душу. Души  не  отдал,  а  животом
промучился.
 
   18
 
   Нежно обняв за плечи и купая свой голубой глаз  в  моих  зрачках,  Есенин
спросил:
   - Любишь ли ты меня, Анатолий? Друг ты мне взаправдашний или не друг?
   - Чего болтаешь!
   - А вот чего... не могу я с Зинаидой жить... Вот тебе слово,  не  могу...
Говорил ей - понимать не хочет... Не уйдет, и все... ни за что  не  уйдет...
Вбила себе в голову: "Любишь ты меня, Сергун, это знаю и  другого  знать  не
хочу..." Скажи ты ей. Толя (уж так прошу, как просить больше  нельзя!),  что
есть у меня другая женщина.
   - Что ты, Сережа... Как можно!
   - Друг ты мне или не друг?.. Вот... А из петли меня вынуть  не  хочешь...
Петля мне ее любовь... Толюк,  милый,  я  похожу...  пойду  по  бульварам  к
Москве-реке... а ты скажи, она непременно спросит, - что я  у  женщины...  С
весны, мол, путаюсь и влюблен накрепко... Дай я тебя поцелую...
   Зинаида Николаевна на другой день уехала в Орел.
 
   19
 
   В Риме, во дворце Поли, княгиня Зинаида Волконская устроила  для  русской
колонии литературный вечер. Гоголь по рукописи читал "Ревизора". Народу было
много. Но, к ужасу  Волконской,  после  первого  действия  половина  публики
покинула зал. Гоголь прочел второй акт - и в зале стало еще  просторнее.  Та
же история повторилась и с третьим. Автор мемуаров  заключает,  что  "только
обворожающей убедительности княгини удалось задержать небольшой  круг  самых
близких и сплотить их вокруг угрюмого чтеца".
   Человеческая тупость бессмертна.
   Явились к нам в книжную лавку два студента: шапки из  собачьего  меха,  а
из-под шуб синие воротники. Гляжу  на  носы:  юридические.  Так  и  есть:  в
обращении непринужденность и в словах препротивнейшая легкость.
   - Желательно бы повидать поэтов Есенина и Мариенгофа.
   У  меня  сыздетства  беспричинная  ненависть  к   студенческой   фуражке:
"Gaudeamus" ввергало в бешенство. В старших классах гимназии,  считая  наших
студентов  тупее  армейского  штабс-капитана,  мечтал  высшее  получить   за
границей.
   И разве не справедливо течение судеб русского студенчества,  заполнявшего
в годы войны школы прапорщиков и юнкерские училища и  ставшего  доподлинными
юнкерами и прапорщиками. В дни Керенского на полях Галиции  они  подставляли
собственный лоб под немецкую пулю ради  воодушевления  не  желающих  воевать
солдат. (Я нежно люблю анекдот про еврея, который, попав на позиции, спросил
первым словом: "А где здесь плен? ")
   В октябре за стенами военных  училищ  они  отстреливались  до  последнего
патрона и последней пулеметной ленты. А в решительный час пошли  в  "Ледяной
поход", сменив при Корнилове текинцев, с которыми  тот  бежал  из  Быховской
тюрьмы. В пути к станицам генералу  приходилось  уговаривать  своих  казаков
следующим  образом:  "Расстреляйте  сначала   меня,   а   потом   сдавайтесь
большевикам. Я предпочту быть расстрелянным вами". А студентов и уговаривать
не пришлось.
   Синие  воротники  рылись  в  имажинистских  изданиях,  а  мы  с  Есениным
шептались в углу.
   - К ним?.. В клуб?.. Выступать?.. Ну их к чертям! Не пойду, Сережа.
   - Брось,  Анатолий,  пойдем...  неловко...  А  потом  всетаки  приятно  -
студенты.
   На Бронной во втором этаже длинный узкий зал с желтыми  окнами  и  низким
потолком. Человек к человеку, как книга к книге на полке, когда соображаешь:
либо втиснешь еще одну, либо не втиснешь. Воротников синих! Воротников!..
   И как это на третий год революции  локотков  они  на  тужурках  своих  не
протерли?
   На эстраду вышел Есенин. Улыбнулся, сузил веки  и,  по  своей  всегдашней
манере, выставил вперед завораживающую руку. Она жила у него одной жизнью со
стихом, как некий ритмический маятник с жизнью часового механизма.
   Начал:
   Дождик мокрыми метлами чистит...
   Что-то хихикнуло в конце зала.
   Ивняковый помет по лугам...
   Перефыркнулось от стены к стене и вновь хихикнуло в глубине.
   Плюйся, ветер, охапками листьев...
   Как серебряные пятачки, пересыпались смешки по первым  рядам  и  тяжелыми
целковыми упали в последних. Кто-то свистнул.
   Я люблю, когда синие чащи,
   Как с тяжелой походкой волы,
   Животами, листвой хрипящими,
   По коленкам марают...
   Слово "стволы" произнести уже не удалось. Весь этот ящик, набитый  синими
воротниками и золотыми пуговицами, орал, вопил, свистел и грохотал ногами об
пол.
   Есенин  по-детски  улыбнулся.  Недоумевающе  обвел  вокруг   распавшимися
веками. Несколько секунд постоял молча и, переступив с ноги  на  ногу,  стал
отходить за рояль.
   Я впервые видел  Есенина  растерявшимся  на  эстраде.  Видимо,  уж  очень
неожидан был для него такой прием у студентов.
   У нас были боевые крещения. На свист Политехнического зала  он  вкладывал
два пальца в рот и отвечал таким пронзительным свистом, от которого смолкала
тысячеголовая беснующаяся орава.
   Есенин обернул ко мне белое лицо:
   - Толя, что это?
   - Ничего, Сережа. Студенты.
   А когда вышли на Бронную, к нам подбежала девушка. По ее пухлым  щекам  и
по розовенькой вздернутой пуговичке, что сидела чуть ниже  бровей,  текли  в
три ручья слезы. Красные губошлепочки всхлипывали:
   -  Я  там  была...  Я...  я...  видела...   Товарищ   Есенин...   товарищ
Мариенгоф... вы... вы... вы...
   Девушке казалось, что прямо с Бронной мы отправимся к
   Москве-реке искать удобную прорубь.
   Есенин взял ее за руки:
   - Хорошая, расчудесная девушка, мы идем  в  кафе...  Слышите,  в  кафе...
Тверская, 18... Пить кофе и кушать эклеры.
   - Правда?
   - Правда.
   - Честное слово?
   - Честное слово...
   Эту  девушку  я  увидел  на  литературной  панихиде  по  Сергее  Есенине.
Встретившись  с  ней  глазами,  припомнил  трогательное  наше  знакомство  и
рассказал о нем чужому, холодному залу.
   Знаешь ли ты,  расчудесная  девушка,  что  Есенин  ласково  прозвал  тебя
"мордоворотиком", что любили мы тебя и помнили во все годы?
 
   20
 
   - Пропадает малый... Смотреть не  могу  -  пла-а-а-а-кать  хочется.  Ведь
люблю ж я его, стервеца... Понимаешь ты, всеми печенками своими люблю.
   - Да кто пропадает, Сережа? О чем говоришь?
   - О  Мишуке  тебе  говорю.  Почем-Соль  наша  пропадает...  Пла-а-а-акать
хочется...
   Есенин стал пространно рассуждать о гибели нашего друга.  И  вправду  без
толку текла его жизнь. Волновался не своим  волнением,  радовался  не  своей
радостью.
   - Дрыхнет, сукин кот, до двенадцати... прохлаждается, пока  мы  тут  стих
точим... гонит за нами без чутья, как барбос за  лисой:  по  типографиям,  в
лавку книжную за чужой славой... Ведь на же тебе -  на  Страстном  монастыре
тоже намалевал: Михаил Молабух...
   Это когда мы своими богоборческими стихами расписали толстые монастырские
стены.
   Есенин сокрушенно вздохнул:
   - И ни в какую - разэнтакий - служить не хочет. Звезды своей не понимает.
Спрашиваю я его вчера: "Ведь ездил же  ты,  Почем-Соль,  в  отдельном  своем
вагоне на мягкой рессоре - значит,  может  тебе  Советская  Россия  идти  на
пользу?" А он мне ни бе ни ме... Пла-а-а-акать хочется.
   И, чтобы спасти Почем-Соль,  Есенин  предложил  выделить  его  из  нашего
кармана.
   Суровая была мера.
   Больше всего в жизни любил Почем-Соль хорошее общество и хорошо покушать.
То и другое - во всей Москве  -  мог  обрести  он  лишь  за  круглым  столом
очаровательнейшей Надежды Робертовны Адельгейм.
   Как-то, с карандашом в руках прикинув скромную цену обеда, мы с  Есениным
порядком распечалились - вышло, что за один присест каждый из нас  отправлял
в свой желудок по 250 экземпляров брошюрки стихов в  48  страниц.  Даже  для
взрослого слона это было бы не чересчур мало.
   Часть, выделенная на обед Почем-Соли, равнялась 100 экземплярам. Приятное
общество Надежды Робертовны было для него безвозвратно потеряно.
   В пять, отправляясь обедать, добегали мы вместе до  угла  Газетного.  Тут
пути расходились. Каждый раз прощание  было  трагическим.  У  нашего  друга,
словно костяные мячики, прыгали  скулы.  Глядя  с  отчаянием  на  есенинскую
калошу, он чуть слышно молил:
   - Добавь, Сережа! Уж вот как хочется вместе...  Последний  раз  -  свиную
котлетку у Надежды Робертовны...
   - Нет!
   - Нет?..
   - Нет!
   Вслед за желтыми мячиками скул у Почем-Соли начинала прыгать верхняя губа
и зрачки - черные мячики. Ах, ПочемСоль!
   Во время отступления из-под Риги со своим банным отрядом  Земского  союза
он поспал ночь на мокрой земле под навесом телеги. С тех пор прыгают в  лице
эти мячики, путаются в голове имена шоферов, марки автомобилей, а в непогоду
и ростепель ноют кости.
   Милый Почем-Соль,  давай  же  ненавидеть  войну  и  обожать  персонаж  из
анекдота. Ты знаешь, о чем я говорю. Мы же  вместе  с  тобой  задыхались  от
хохота.
   Некий провизор  крутил  в  аптеке  пилюли  и  продавал  клистиры.  Война.
Привезли его под Двинск и посадили в окоп. Сидит несолоно хлебавши.  Бац!  -
разрыв. Бац! - другой. Бац!  -  третий.  В  воронке:  мясо,  камень,  кость,
тряпки, кровь и свинец.  Вскакивает  провизор  и,  размахивая  руками,  орет
немцам: "Сумасшедшие, что вы делаете?! Здесь же люди сидят".
   Но тебе, милый Почем-Соль, не до анекдотов. Тебе хочется  плакать,  а  не
смеяться.
   Мы, "хамы", идем к Надежде Робертовне есть отбивные на косточке,  а  тебя
("Тоже друзья! ") посылаем из жадности ("Объешь нас") глотать в  подвальчике
всякую пакость ("У самих небось животы болели от той дряни").
   Почем-Соль говорит почти беззвучно - одними губами, глазами и сердцем:
   - Ну, Сережа, последний раз...
   У Есенина расплюснулись руки:
   - Н-н-н-е-т!
   Тогда зеленая в бекеше спина Почем-Соли ныряла в ворота  и  быстро-быстро
бежала к подвальчику, в котором рыжий с нимбом повар разводил фантасмагорию.
   А мы сворачивали за угол.
   - Пусть его... пусть... -  И  Есенин  чесал  затылок.  -  Пропадает  ведь
парень... пла-а-а-кать хочется.
   За круглым столом очаровательная Надежда  Робертовна,  как  обычно,  вела
весьма  тонкий  для  "хозяйки  гостиницы"  разговор  об  искусстве,  угощала
необыкновенными слоеными пирожками и такими свиными  отбивными,  от  которых
ПочемСоль чувствовал бы себя счастливейшим из смертных.
Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5 6  7 8 9 10 11 12 13 14 ... 75
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (2)

Реклама