Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#8| Maiden Astraea
Demon's Souls |#7| Dirty Colossus
Demon's Souls |#6| Fool's Idol
Demon's Souls |#5| Leechmonger

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Фэнтези - Елена Манова Весь текст 141.98 Kb

Один из многих на доороге тьмы...

Предыдущая страница Следующая страница
1  2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
ее от тюрьмы. Ела ли она хоть раз за все эти дни? Спала ли хоть миг за все
эти ночи? Только жгучая черная боль, только жаждущая пустота...
     - Он не хочет, - сказал  ей  тюремщик  и  отдал  кольцо.  Это  кольцо
подарил ей Энрас, и она берегла его до конца. - Уходи, - сказал  тюремщик,
- никто ему не нужен.
     Это была неправда, и она не ушла.  Она  только  присела  на  землю  в
глубокой нише, и ее лохмотья слились со стеной. Там, за этой  стеной,  еще
билось его сердце. Когда оно перестанет биться, она умрет.
     А потом появились люди, и она побежала к воротам.  Было  очень  много
людей, но она не видела  их.  Бешеной  кошкой  она  продиралась  в  толпе,
яростная и бесстыдная, словно горе.
     И  она  его  увидала!  Не  глазами  -  что   могут   увидеть   глаза?
Искалеченного, едва бредущего человека с изуродованным  лицом.  Нет,  всей
душой своей, всей  силой  своей  любви  увидала  она  его  -  красивого  и
большого, самого лучшего, единственного на свете. И она рванулась к нему -
сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь... и его глаза скользнули по ней.
     Это были чужие глаза, они ее не  узнали.  Только  тьма  была  в  этих
глазах. _Н_е_п_р_о_г_л_я_д_н_а_я _т_в_е_р_д_а_я_ темнота и угрюмая  гордая
сила.
     - Энраса нет, - сказали эти глаза. - Уходи! - и вытолкнули из  толпы.
И она, спотыкаясь, слепо пошла прочь, пока не наткнулась на  что-то  и  не
упала. И поняла, что незачем больше вставать. Энраса нет. Все.
     Серым жалким комком она легла у тюремной стены, и даже боли не было в
ней. Только жгучая, горькая пустота все росла и росла, разрывая ей  грудь.
И когда пустота стала такой большой, что проглотила весь мир, что-то мягко
и сильно ударило изнутри. Позабытое дитя напомнила о себе,  и  впервые  за
все эти дни в ней шевельнулась мысль. Нет, не мысль - долг. Если я умру  -
умрет и оно. Последнее, что осталось от Энраса, умрет во мне. Я не  должна
умирать...
     Грубые руки потянули ее с земли. Грубая рука схватила ее за плечо и и
отвела с лица покрывало. И она увидела:  это  те,  что  в  черном.  Черные
отыскали ее, и  она  умрет.  Умрет  -  когда  не  должна  умирать.  И  она
взмолилась - не Небу и не Земле, а кому-нибудь, кто может ее услышать:
     - О, пощадите! Дайте отсрочку! Мне еще нельзя умирать!
     И грубые руки отпустили ее. Сквозь черную тишину она  увидала  людей.
Много людей в серых плащах, лица их  были  закрыты  и  что-то  блестело  в
руках. Никто ничего не сказал. Тишина задрожала от лязга мечей,  и  черных
не стало. Люди в сером взяли ее на руки и унесли от тюрьмы.
     Когда открылись глаза, она лежала в постели. Она не  знала,  чей  это
дом. Теперь у нее не осталось дома. Она не вернется в дом отца, потому что
отец выдал Энраса черным.
     Через день - или несколько дней? или это  все  длилась  ночь?  -  она
поднялась с постели. Ей дали платье и чистое покрывало,  и  люди  в  сером
куда-то ее повели.
     Ночь была в ней, но стояло ранее утро, серое, как плащи, и ее привели
на площадь. Площадь была пуста, и помост уже разобрали. Она не знала,  что
был помост. Она только поняла: здесь умер Энрас. Она легла на  истоптанный
грязный камень, раскинула руки, прижалась  к  нему  лицом.  И  всей  душой
своей, всей силой своей любви она воззвала  к  Энрасу:  любимый,  где  ты?
Ответь, отзовись, я не могу без тебя!
     Но он так давно и так далеко ушел! И кровь, что здесь пролилась, была
не его кровь. Он успел уйти, не изведав ни мук, ни позора, и кто -  другой
умер  здесь  вместо  него.  И  острая,  как  кинжал,  благородная  жалость
вонзилась в нее и исторгла слезы на глаза.  О  брат  мой!  Неведомый  мой,
несчастный брат!  Спасибо  тебе  за  то,  что  ты  сделал.  Демон  ты  или
наказанный бог, или лишенная тела душа, но пусть кто-нибудь пожалеет  тебя
и дарует тебе покой!
     А когда она поднялась с земли, человек с закрытым лицом  заговорил  с
ней.
     - Дочь Лодаса, - сказал он, - мы  себя  погубили.  Мы  сделали  богом
того, кто был послан спасти людей. Теперь он недобрый бог, он покинул  нас
в гневе, и смеялся над нами, когда уходил. Если хоть что-нибудь на  земле,
что способно смягчить его гнев?
     - Да, - сказала она и  прижала  ладонь  к  животу.  И  тогда  человек
сдернул с лица повязку. У него было сильное худое лицо и  глаза,  золотые,
словно у хищной птицы.
     - Дочь Лодаса, ты вернешься в дом отца?
     - Нет, - сказала она спокойно.
     - Тогда я, Вастас, сын Вастаса, принимаю тебя в свой дом.
     - Я не буду ничьей женой.
     - Ты войдешь в мой дом как _т_о_о_м_и_ - старшая из невесток.
     И она закрыла лицо и пошла за ним.
     В тот же день они покинули Ланнеран. Два дня  мотало  ее  в  закрытой
повозке, и мир был тускл и бесполезен, как жизнь. А  на  третий  день  она
увидала Такему. Дом Вастаса стоял на высокой горе, а селение  облепило  ее
подножье.
     В доме Вастаса она одела вдовий убор, и когда черное  платье  облекло
ее стан, темнота сомкнулась над ней.
     Три дня лежала она без и сна без слез в черной боли своей  утраты.  А
потом - впервые - к ней пришел этот сон.
     В черном - черном заботливом мраке была она, и другие, такие же, были
рядом. Неощутимые, недоступные взгляду, но они были рядом, и  он  не  пуст
для нее был мрак. Но жестокий свет возник впереди, колесо из звезд, колесо
из огня, оно мчалось к  ней,  рассыпая  пламя,  и  под  ним  задыхалась  и
корчилась тьма.
     И она уже знала, что это конец. Мрак дрожал под ногами, и жар опалял,
но огромный яростный человек с телом Энраса, но не Энрас, вдруг схватил ее
за руку и приказал:
     - Назовешь его Торкасом.
     А потом он отшвырнул ее прочь - прочь от смерти,  прочь  от  огня,  и
колесо прошло по нему...
     Она проснулась в слезах и встала с постели. И с тех пор она  зажигала
в молельной два поминальных огня - один для Энраса, один - для Другого.



                                 3.ТОРКАС

     На исходе ночи, едва просветлело, Торкас  с  Тайдом  были  на  горной
тропе. Самый добрый, самый надежный час между жаром  дня  и  ужасом  ночи,
когда все живое торопится жить. Добрый час для охоты; они  вдвоем  загнали
тарада, и Торкас прикончил его ножом.
     Торкасу шел семнадцатый год; он был суровый и  молчаливый,  рослый  и
сильный не по годам. И пока Тайд освежевал зверя, он стоял на  самом  краю
утеса над долиной, всплывающей из тишины.
     Он будет правителем этого края, потому что у Вастаса нет сыновей.  Он
это знал; это было совсем не важно. И сила  его,  и  храбрость,  и  личный
воинский знак - кто может похвастать этим в такие годы? -  тоже  не  много
значили для него. Он просто такой, какой он есть, и  это  дается  ему  без
труда. Но есть и другое, которое не дается. Томительное тревожное ощущение
второго, не настоящего бытия. Как будто он жил и прожил, и забыл, и  снова
живет все то же десятый раз.
     Как будто он - не он, не только он. Опять оно поднялось изнутри:  мир
ярче, резче запахи, тревожней звуки. И что-то - черное, знакомое, чужое  -
смерть?  Тень   за   спиной.   Упорный   взгляд,   назойливое   вкрадчивое
приближение...
     И он отпрыгнул. В единственный оставшийся  миг  он  отпрыгнул  назад,
схватил за шиворот Тайда, отшвырнул его за скалу и прыгнул вслед. И лавина
камней обрушилась на утес, на то место, где он стоял и где  Тайд  свежевал
тарада. Камни бились об их скалу, отлетали, гремели вниз, и он  чувствовал
на губах эту тягостную улыбку безнадежного торжества.
     - Сын бога! - тихо промолвил Тайд. - Воистину длань судьбы над  нами!
Мальчик мой, за что тебе это?
     Глаза в глаза - и серая бледность легла на его лице.  Тайд  ходил  за
Торкасом с малых лет, он учил его ездить верхом и драться;  крепкий  мужик
на пятом десятке, но для Торкаса он был стариком.
     - Не бойся, - сказал Торкас. - Я не спрошу.
     Их дормы остались внизу, у начала тропы, и,  вскакивая  в  седло,  он
снова взглянул на Тайда. Глаза - в глаза и не единого слова. И это значит:
из тех, что посмеют ответить, я  должен  спрашивать  только  мать.  И  это
значит: мне незачем торопится, до вечера я не смогу увидеть ее.
     Ему было незачем торопится:  еще  загадка  ко  многим  загадкам.  Она
отлично легла к другим, и сразу все стало почти понятно.
     Я не знаю, как зовут мою мать.
     Вастас, владетель Такемы, зовет мою мать _т_о_о_м_и_, женою  старшего
брата, - но у Вастаса нет братьев.
     А все в доме, даже жены Вастаса, называют мать госпожой - и в лицо, и
за глаза. В детстве я думал: "госпожа" - это ее имя.
     Я не знаю, кто мой отец. Вастас зовет меня сыном, но это не так...  Я
знаю чуть не с рождения, что Вастас - не мой отец, хотя  любит  меня,  как
сына.
     Суровое вдовство матери и то, что она не стареет. Она  красивее  всех
женщин Такемы, но кто из мужчин пытался прислать ей дары?
     И странные сны, где меня всегда побеждают. Всегда я дерусь с одним  и
тем же врагом, и он всегда успевает меня прикончить. И  тусклая  память  о
непрожитой жизни. Какие-то сказочные города, чудовища, огромные реки...
     Кто этот бог, что бросил меня и мать? И что во  мне  так  встревожило
Тайда?
     В доме Вастаса свято блюли старинный обычай. С десяти лет Торкас  жил
среди воинов на мужской половине, и _р_а_о_л_и_ -  внутренний  дом  -  был
закрыт для него. Он мог попросить служанку позвать к  нему  мать,  но  это
было бы оскорбительно для нее. Только  к  смертному  одру  он  мог  бы  ее
позвать.
     Она могла бы вызвать его к себе, но это  было  бы  оскорбительно  для
него. Он был воин высокого ранга, а не слуга - только к смертному одру она
могла бы его позвать.
     И оставалось лишь  просить  у  Вастаса  позволения  пройти  вместе  с
матерью во внутренний сад.
     ...Дворик, где пахли цветы и журчала вода, и деревья еще  не  осыпали
вялые листья. Серый сумрак висел среди серых стен, и мать была  все  такой
же девочкой в черном.
     Кем он был, этот бог, который оставил ее?
     - Мама, - сказал он тихо,  и  голос  его  задрожал,  потому  что  эта
девочка - все равно его мать. Она его родила и  кормила  грудью,  и,  пока
могла, отгоняла страшные сны. - Мама, - спросил он, - как твое имя?
     Снизу вверх она глядела в его глаза, и  в  огромных  ее  глазах  было
черное горе.
     - Еще не время, Торкас, - сказала она.
     - Мама, - сказал он, - я уже многое понял.
     Черное горе стояло в ее глазах, но голос ее был тверд и спокоен:
     - Догадываться - не значит знать. Нет, Торкас, - сказала  она.  -  Не
торопись. Побудь еще моим сыном. Мальчик мой, - нежно сказала  она,  -  не
покоряйся, будь сильнее судьбы! Разве Вастас не любит тебя? В самый черный
час он спас меня. Он заботился о тебе и воспитал, как родного сына.  Разве
ты не обязан отдать наш долг?  Служи  ему,  защищай,  унаследуй  Такему  и
сбереги от врагов!
     - Мама, я должен знать! Я выберу сам, но я должен.
     - Выбора не будет, - сказала она.
     Стоят и смотрят друг другу в глаза рослый воин и  хрупкая  женщина  в
черном. И только глаза их похожи - как мрак походит на мрак,  огонь  -  на
огонь и вечность - на вечность.
     - Мое имя Аэна, - сказала она. - Я дочь Лодаса, одного из Двенадцати.
     - Двенадцать?
     - Двенадцать соправителей Ланнерана, - ответила  она  без  улыбки.  -
Твой отец был Энрас  из  рода  Ранасов,  третий  по  старшинству.  Он  был
человеком, но его сделали богом. Больше я тебе ничего не скажу.
     Она повернулась и ушла, и он остался один. И он подумал:  почему  она
моя мать? Почему другой такой нет на свете?



                                4. ВАСТАС

     Лет десять, как он перестал ночевать в _р_а_о_л_и_. С  тех  пор,  как
начались страшные ночи. Слишком долго его вызывать из раоли, не то, что из
комнат в Верхней башне.
     А, может быть, вовсе не в этом дело. Жены его стареют, как и он  сам,
а _О_н_а_, та, которую он так поспешно назвал сестрою, та, между которой и
им только его честь и его слово...
     Даже горечи нет в мимолетной мысли, как нет  в  нем  сейчас  волнения
Предыдущая страница Следующая страница
1  2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама