окружал, и смех был вокруг нее.
- Торкаса ты не услышишь. Один из моих собратьев - он хозяйничал тут,
в Ланнеране. Ничего, - сказал он, и голос был тоже вокруг нее, - придется
и ему расплатиться.
Вопль ужаса - и раскатистый хохот, она улыбнулась в ответ; ей было
так радостно, так беззаботно; он поднял ее и понес, а вокруг была Тьма,
прекрасная, добрая Тьма, ты можешь еще вернуться, сказал он ей, подумай,
это еще возможно, но она теснее прижалась к нему, сливаясь, вливаясь...
Жестокая дальняя искра света, и она подумала: вот оно! Без страха,
лишь щекотное любопытство: неужели, конец? И - ничего?
- Да, - сказал он, - совсем ничего, - и они стояли, держась за руки,
а колесо летело на них. И тяжелая темная сила поднималась в нем - в ней -
в них. Боль разлук, боль смертей, боль погибших надежд, боль рождения,
горечь жизни. Облако животворящей боли навстречу сжигающему огню, и она
почувствовала, что тает, растворяется, переходит... он - она - они -
ничего...
Говорят, грохот был ужасен. Волны умершего моря докатились до стен
Рансалы - и отступили, оставив трещины в несокрушимой стене.
Говорят, отблеск был виден и в Ланнеране. Белый огонь сделал ночь
светлее, чем день. Но Ланнеран был в ту ночь занят своими делами, и
знамение истолковали к добру.
