всех моих в Регонде побили?
- Я тоже, - тихо сказала Элура. - Мы держали Обсервату, пока весь
народ не ушел в Регонду.
- Имя ладно, Мрак с ним! Я его от отца получил, отрекаться не стану.
А только до тех Пайлов, до Великих, мне дела нет! Неправильно это, леди
Элура, чтобы мне и тут за них отдуваться!
И она улыбнулась.
- Прости, Норт. Ты прав. Все счеты кончились со смертью Улафа и его
сыновей.
Едем и болтаем, как двое старых солдат, и теперь я сама не пойму,
отчего на него злилась.
- Я еще успел в Регонду - под самый конец. Мы с Каем из Текны
зацепились у Грасса. Пять дней держались, все думали: вот-вот подмога
явится.
- Я своих сразу повела к Орринде. Понимаешь, Норт, Капитан в этот раз
был прав. Без верхних крепостей мы бы Регонду не удержали.
- Ага! Отстоял страну до последнего дома! - хотел сказать кое-что
покрепче, но глянул за плечо - на Илейну - и прикусил язык. Элура
засмеялась тихонько. Такое мучительное облегчение: часть тяжести вдруг
свалилась с души, и теперь я сумею снести эту ношу.
Быстрый понимающий взгляд - и Норт говорит о другом:
- Я и не понял, что там у вас было. Сперва куча, ну все, думаю,
приехали - а вдруг никого.
- Ортан. Сорвался и всех раскидал, как сугроб перед домом.
Теперь смеется он. Запрокинул голову и хохочет, как мальчишка:
- А ты боялась! Что я, дурак, с колдунами драться?
Радостный белогривый полет Тарона - яростно-синий, яростно-белый,
звонкий, гремящий. Праздничная пестрота полосатых скал, сочная зелень
далекого леса - и ожидание. Я не знаю, чего я жду. Это идет не извне, а из
меня самого: странное, трепетное ожидание. Словно вся прежняя жизнь ничего
не значит, словно вся она была только затем, чтобы оно пришло -
неизведанное, то, что должно случиться...
Фоил напрягся, застыл в непонятном испуге. Мысль, не ложащаяся в
слова. Пестрый бессвязный поток. Спутанные разноцветные тени Трехлунья.
Вопли дерущихся этэи, пена, ярость, кровь на белом песке... _Э_т_о_?
Онои, ты не возьмешь ее в Трехлунье!
Онои, не веди их в Мир, ты умрешь!
Онои, я боюсь!..
Перед рассветом, когда спала вода, мы переправились через Тарон.
Серое, уже опустевшее небо, ломоть Офены и узенький серпик Мун; родилась
вторая луна, мы в пути уже десять дней, - и привычная, давно притупленная
боль: как там Орринда? Живы ли те последние, о ком я могу говорить "свои",
или стервятники уже раздирают их трупы?
Выше и выше по каменистому склону, подковы высекают искры из серых
камней. Только мы четверо, и весь мир против нас...
- Госпожа! - окликает Джер. - Глянь-ка!
Горсть рыжеватых пятен на лысом склоне. Горные козы? У Джера горят
глаза, он чуть не пляшет в седле. Стоит, конечно, седельные сумки пусты...
- Смотри! - говорю я. - А вдруг здесь не только звери?
- Людей здесь нет, - ответил Ортан, и я разозлилась: кой Мрак он
появляется так бесшумно? И как это он умудрился подкрасться по этим
гремящим камням?
- Вот так ты уверен?
- Да. Илирцы дерутся с дафенами, а те, что на нас напали, уже ушли за
Тингол.
- Всегда все знаешь?
- Это не я, - спокойно ответил Ортан, и рунг его вдруг обернулся и
поглядел на него. Переглянулись - и опять эта досада: что они сказали друг
другу без слов?
Джер умчался; короткий топот копыт, стук камней, тишина, и теперь мы
с Ортаном едем рядом.
- Странно, что Джер оказался в ваших местах.
- Отец выкупил его у инжерцев, - сказала Элура сухо. - Он поссорился
с вождями и пытался пройти через Инжер к Пределам Мира. Отцу всегда
нравились такие люди.
- Я очень любил сэра Родрика, - мягко ответил Ортан. - Он был один из
немногих, которых я понимал. Я плохо понимаю людей, леди Элура. Я слишком
рано от них ушел.
- Почему? - спросила и пожалела: глупый вопрос, все ясно и так.
- Они хотели меня убить. - Пожал плечами и сказал удивленно: - За
что? Я был еще человеком... совсем ничего о себе не знал. Сэр Родрик не
дал им меня убить, а потом помог уйти.
- Ты... ненавидишь людей?
- Нет. Я их не понимаю. Нельзя ненавидеть то, чего не понимаешь.
Она невесело засмеялась.
- Вот этим ты и отличаешься от людей. Мы ненавидим именно то, чего не
умеем понять.
И черный рунг вдруг испуганно поглядел на нее.
Ортан тревожится. Он стал тревожиться сразу после полудня. Подгоняет
нас, а сам отстает, исчезает, появляется - и молчит. И для ночлега он
выбрал странное место: уступ среди осыпей, без топлива и без воды.
Фоил увел наших рунгов пастись - он лихо командует ими, и даже мой
драчливый Балир послушен ему во всем.
День был тяжелый, уснули быстро. Джер хотел сторожить, но Ортан
что-то сказал, и он улегся без возражений.
Мне не нравится, что все идет помимо меня. Мне не нравится, что я не
знаю, в чем дело.
- В чем дело, Ортан? - спросила она. - Погоня?
- Здесь нет людей, - говорит он уверено. - Я не знаю, что это.
Опасность, - говорит он. - Страх.
Он словно борется со словами, и сладкое горькое воспоминание: я читаю
Эрду Священные тексты, переводя их с Древнего на новый язык, и тоже
мучаюсь со словами, потому что для очень многих понятий в нашем языке нет
готовых слов.
- Ты думаешь на другом языке?
- Да. Язык людей... тесный. В нем самых важных слов.
А какие слова самые важные? думаю я. Наверное, те же: жизнь, смерть,
надежда.
- Ортан, что такое Сообитание?
- Со-обитание, - отвечает он. - Мир живых. Это плохое слово, оно не
вмещает смысл. Надо знать истинный язык, чтобы понять.
Истинный? думаю я. Как они высокомерны!
- Ну, хорошо, - говорю я. - А что означает "мир живых"?
- Мир, который принадлежит живым. Все, что думают, чувствуют или
растут, должны жить так, как им хорошо.
Слушаю этот детский лепет, и даже не гнев - тоска. Неужели он просто
глуп? Или он говорит о чем-то таком, что я не могу понять?
- Сообитание, - говорить он. - Мы все равны в том, что живые. Я и
травинка - у нас только одна жизнь, но я войду в Общее и останусь, а
травинка, этэи - вы говорите "рунги", серый лур - они не войдут, и поэтому
я должен их защищать. Понимаешь, их жизнь важнее моей - она кончится. Им
надо прожить ее так, как живут единственный раз...
- А разве ты не умрешь?
- Я просто больше не буду Живущим, но Общая Память меня сохранит.
О Небо! Прочь, прочь от этой жути!
- А закон? Ты говорил о законе.
- Законов много, - говорит он, - но главных два: то, что для всех. В
Сообитании можно убивать только тем, кто питается мясом - ради еды. В
Сообитании нельзя ничего менять - только если это делает само Сообитание -
чтобы себя сохранить.
- Ортан, я совсем ничего не понимаю!
- А разве ты хочешь понять, леди Элура?
Он прав, я не хочу понимать. Только страх и гнев. Я не хочу, чтобы
меня равняли с травой. Я не хочу соблюдать дурацких законов.
Я не вижу его лица - только чуть светящееся пятно и на нем огромные
черные тени глазниц. Я не хочу говорить того, что должна сказать.
- Ортан, - говорю я с трудом, - ты - единственный, кого спасли ильфы?
- Нет, нас много.
- И вы... вы живете все вместе?
- Да, - говорить он. - Кроме меня.
- А они... где они живут?
- На острове. Там ослаблен Закон. Сообитание присматривает за ними,
но дает им жить так, как им хорошо.
- Ортан, а если бы мы попали на этот остров?
- Это невозможно. Сообитание вас не пропустит.
- Ортан, - говорю я, - в этом Мире нет для нас места. Все равно нас
убьют - не сейчас, так через год. Неужели мы так опасны для целого мира -
четверо одиноких, бездомных людей?
Он молчит, ему трудно сказать "нет", и мне чудится в этом проблеск
надежды.
- Смерть так смерть, - говорю я, - ладно! Что будет - то будет. Но мы
ведь тоже живые, Ортан! Нам тоже надо прожить свою жизнь - единственную,
ведь у нас другой не будет. Ортан! - говорю я. - Ради себя я бы не стала
просить. Моя жизнь что-то значит лишь для меня. Но ради них... Ортан!
Помоги их спасти!
Он молчит. Долго молчит и нехотя отвечает:
- Мы не дойдем. Сообитание вас убьет.
- А тебя?
- Не знаю. Может быть, тоже. Хорошо, - говорит он, - я попытаюсь. Но
мы не дойдем.
Я не вижу его лица, но чувствую взгляд, этот странный, тревожащий
взгляд, как будто он видит меня - ту невидимую меня, что запрятана так
глубоко.
Опаленные горы. Это выглядит веселей, чем звучит. Просто горы,
смирные и округлые, в пегой шкуре светло и темно-зеленых пятен. Просто
легкий, едва заметный привкус гари. Даже не запах - только горький привкус
во рту.
Джер неспокоен: вот он подъехал к Ортану, что-то сказал, показывает
рукой. А вот и Норт рядом с ними - тоже смотрит из-под руки.
Я не подъеду и ни о чем не спрошу. Незачем спрашивать о том, что
знаешь. Летнее Междулуние кончилось без дождя - значит, чирод уже
загорелся. Кто-то рассказывал мне, как горят чироды. Синее, почти
бездымное пламя прыгает по кустам, мчится по всей горе со скоростью
ветра... Через несколько дней эти горы будут черны. Черные-черные
Опаленные горы. А к весне чирод уже встает в человеческий рост...
Они не столковались, и едут ко мне. Я тоже боюсь. Я не хочу в огонь.
- Ортан, - спросила она, - ты уверен, что мы сможем пройти?
- Я не уверен, - ответил он. - Может быть.
- Тогда почему бы нам не проехать немного дальше? Ветер с запада. Там
уже могут быть выгоревшие места.
- Мы не успеем. То, что за нами... оно догоняет. Мы умрем, если не
спрячемся за огонь.
- А Фоил? - спросила Элура. - Что он говорит?
Спросила и пожалела - сейчас не время для шуток.
- Он боится, - ответил Ортан. - То, что сзади, страшней. Он пойдет
сквозь огонь.
- А наши рунги?
- Они пойдут. Фоил их поведет.
Она поглядела на спутников и сложила губы в улыбку. Ужас в глазах
Илейны, ни кровинки в лице, но она не отстанет, об этом можно не думать.
Джер? Согласен. Не слишком надеется - но согласен.
- Норт?
- Не знаю! Я так не привык - шарахаться. Кто-то, что-то... С нами
женщины, понял? Куда ты их тащишь? Вон смерть, а что там позади...
- Она, - сказал Джер. - Я тоже чую.
- Что?
- Не знаю, госпожа. Локаи говорят: рода.
Норт усмехнулся:
- Ага! Слыхал я такие байки! Никто не видел, никто не знает...
- Кто узнал - тот умер, - просто ответил Джер. - Сам смекни,
господин. Локаи вон куда ушли, вполголода живут, а в этаком богатом краю -
и ни души. А мои предки? С чего бы это они под Экипаж ушли, ежели б не
погибель?
Я ничего не знаю об этом. Странно, я думала, что хоть о нас-то я знаю
все. Только это уже не важно. Я боюсь. Тяжелый, медленный страх шевелится
внутри. Если Джер говорит, я обязана верить. Я могу сомневаться в Ортане
или в себе, но Джеру я обязана верить.
- Ты в меньшинстве, сэр Норт, - сказала Элура. - В незнакомом месте я
верю проводнику. Если Ортан и Джер говорят одно - значит, что-то в этом да
есть.
- Есть или нет, - огрызнулся Норт, - а лучше бы умирать не в огне.
Это очень больно, леди Элура!
- Пусть умирают враги, - сказала она надменно. - Я поклялась, что
леди Илейна будет жить - и она будет жить. Вперед!
Вперед! Вперед! Сначала мы едем шагом, уже не по камню, а по плоски
подушкам зеленого мха, но что-то случилось - мой рунг задрожал подо мной,
я чувствую эту дрожь, на проникает в меня, я тоже дрожу, и крик... нет, не
мой! Это Фоил кричит - пронзительный, почти человеческий крик, и рунги
рванулись вперед; мы мчимся; нас хлещут бичи беспощадного страха, мы
