...А наутро под вечер последнего дня запрета они все-таки добрались
до моря.
Они не сразу увидели море. Черная роща вздыбилась впереди, и Ортан
чуть крепче стиснул ладонь Элуры.
- Брачные угодья! - сказал он чуть слышно. - Тихо! Я должен запеть
прежде, чем нас услышат!
И он опять ушел в темноту, и сухие, короткие мысли-приказы повели их
сквозь спящий лес.
И вдруг пение птицы? голос флейты? чистый серебряный звук родился
вдали. Так бы звучал лунный свет, обрети он голос.
- Лорны! - молча сказал ей Ортан, и она чуть слышно шепнула Норту: -
Это лорны. Молчи!
След в след, настороженно и бесшумно шли они по неподвижному лесу, и
серебряный голос был уже не один. Чистые, раздельные, прозрачные, как
хрустальные нити, свивались и развивались звенящие голоса, взмывали в
безумное небо, рушились вниз, текли, уходили и возвращались. Прозрачная,
радостная печаль, звенящая, обреченная радость. Любовь - это смерть, и нет
надежды тому, кто любит. Любовь - это жизнь, и не дано воскрешения тому,
кто не смог полюбить. Люби - и умри, люби - умри и воскресни. Приди, приди
- и люби, приди - обрети свою смерть и свое воскрешение!
- Стойте! - мыслью велел ей Ортан и вернулся из тьмы. - Ждите! -
велел он мыслью и вышел из чащи. И голос его, глубокий, сильный и звучный,
как темная птица влетел в перезвон серебряных птиц.
Люди не могут так петь - легко и бесхитростно, будто дышат!
- Дети Моря! - пел теплый и плотный земной голос, пел на неведомом
языке, но каждое слово было понятно, будто само родилось в душе. - Дети
Моря! Я пришел в неурочный час, и за это достоин смерти. Но со мною та,
которую я люблю, с кем я встретил свое Трехлуние. Ради Трехлуния подарите
нам эту ночь, пусть решится наша судьба при свете солнца!
И - молчание. Черная тишина - и одинокий голос, как лунный луч из-за
тучи.
- Кто ты?
- Нас четверо. Мы из рода ваших врагов, но мы давно никому не враги.
Мы шли на Остров, и нам пришлось нарушить Закон, чтобы дожить до дней
Соединения. Трехлуние совершилось - пел он, - пускай совершится Закон, но
наши подруги - те, что несут в себе жизнь, молю, не губите их, пусть они
попадут на Остров!
Подбежать, закричать, вмешаться - но что-то внутри приказало: жди!
Такое долгое ожидание - и тот же голос, холодный и чистый, пропел
короткое слово: - Жди!
И вновь взметнулись их голоса, искрясь, сплетаясь, но не сливаясь, и
Ортан мысленно сказал Элуре:
- Вас зовут. Выходи.
И черное море, многоцветное море, сияющее, текущее жидким огнем,
легло перед ними огромной ширью - от неба до неба во все концы.
Опять пропел одинокий голос, и Ортан прижал Элуру к себе.
- Пойдем, - сказал он. - Нам велено ждать вон там, за скалою.
Там, за скалою, не было ветра, был только запах - пронзительный и
чужой.
- Ортан, - тихо сказал Норт. - Кажется, я понял, о чем ты с ними...
Прости, что подвел.
- Ничего, - спокойно ответил Ортан. - Может, эта ночь и не будет
последней.
А Элура холодно улыбнулась: милый мой, ты всего лишь взял меня!
Неужели ты думаешь: я изменилась и не сделаю так, как захочу?
- Ортан, - спросила Илейна, - а почему так грустно? Поют о любви, а
плакать хочется!
- Потому, что они умрут, - ответил Ортан. - Три ночи они сражаются за
любовь, и тот, кто победит, соединится с любимой. А утром он умрет, потому
что лорнам-мужчинам отмерена в жизни одна только ночь любви. Их женщины
живут втрое дольше мужчин, но у них рождается мало женщин.
- Почему? - спросила Илейна. - Как жестоко!
- Иначе они сумели бы жить так, как им хорошо. Пасти свои рыбьи
стада, сражаться с чудовищами из бездны, растить дворцы из кораллов, в
одиночку странствовать по морям... Их стало бы слишком много, и им бы
пришлось сражаться за рыбные пастбища и выводковые лагуны... меняться
самим и изменять мир.
- И они согласились? - спросила Элура. - Или их не спрашивали ни о
чем?
- Их спросили, и они согласились. Они были уже разумны, Элура. Они
знали: если хочешь многое получить, надо от чего-нибудь отказаться.
- Ну и что же они получили?
- Уверенность, - спокойно ответил он. - Безопасность. Они уже не
воюют. Они счастливы и свободны. Они под защитой.
- А гвары? Чем они заплатили за власть над миром?
- Тем, что отказались от власти, - ответил Ортан. - Они ничем не
правят, они просто живут. Они несут в своих умах груз Общей Памяти -
только это и есть у них: их жизнь и Общая Память.
- Власть мертвецов?
- Нет. Все мы есть в Общей Памяти, но она - не просто все люди. Она
что-то другое, гораздо большее. Она - этот мир, все, что в нем есть. Я не
знаю, как рассказать, Элура. Ты еще не узнала истинный язык, а в людском
языке нет для этого слов.
- А мы? - спросил Норт. - С нас-то какую цену возьмут?
- Не знаю, - тихо ответил Ортан. - Мы еще неразумны. Нас не спросят.
Вот ушла, догорела, погасла ночь; тихо канула в море Мун, и скатилась
за нею Феба, только розовый серпик Офены зацепился за горизонт. И теперь
серебряные голоса пели скорбную песню прощения. Тихой жалобой, горестным
торжеством зазвенела она над морем.
Ночь ушла, и счастье ушло, нам осталась только печаль. Горе любящим -
ушла наша ночь, и день смерти встает над водой. За рождение платят
смертью, за любовь - вечной разлукой. Смерть! Смерть! Горе нам: ушла наша
ночь, и день приносит нам смерть...
Норт и Ортан встали плечом к плечу, и обняв поникшие плечи Илейны, я
со злобой подумала: не отдам!
Но уже зарумянилась алая дымка, и край солнца - алый отсеченный
ломоть, поднялся из розовой пустоты. Черные стрелы вспороли бледную гладь,
грозные быстрые острия, молнии, бьющие из воды. Ортан взглянул на меня и
улыбнулся, и его спокойная мысль коснулась меня. Он что-то мне говорил -
беззвучное теплое слово, оно коснулось меня, и что-то открылось во мне, и
я улыбнулся в ответ - уверено и спокойно.
Норт сказал:
- Как ни будет... а спасибо за все. Это было здорово, Ортан! Ну,
держись, мой Штурман, веди несмышленых. Илейна! Выше нос, голубка! Не
пропадем!
- Я не отдам тебя: Норт, - сказала Элура. - Я никого не отдам!
Вышла и встала у самой воды - тоненький стройный мальчик, Норту до
подбородка, Ортану по плечо - все еще Штурман, последний из Экипажа.
Черные стрелы распороли море до кромки, и серебристые головы
поднялись из воды.
Лорны пришли.
С тяжелой ловкостью они выходили из моря, серебряно-черные,
сверкающие... прекрасные. Только миг они были для нас безобразны.
Безволосые головы, безгубые рты, длинные выпуклые глаза.
Но зеленые их глаза обратились на нас: гордые, смелые, чуть
подсвеченные насмешкой, - и не стало морских чудовищ, остались люди. Пусть
с хвостами, пусть в чешуе - все равно просто люди глубин.
- Дети Моря! - запел за спиною Ортан, и голос его, спокойный и
звучный, легко улетел в просторную ширь. - Солнце взошло. Мы здесь, и мы
ждем.
И ответ: не пение - пересвист, точно стайка птиц в лесу на рассвете.
Ну, совсем не страшно и даже смешно, но в руках у них тяжелые копья, и
Элура сорвала с плеча самострел.
- Нет! - сказала Элура. - Я его не отдам! Вы не убьете его, пока не
убьете меня, а до этого я прикончу многих!
Она знала, что лорны поймут - это сделает Ортан.
- Да! - сказала Илейна и вытащила кинжал. - Сначала убейте нас!
Тишина и смешливая звонкая трель:
- Бесхвостые! Если ваши жены воюют, значит, детей рожаете вы?
- Нет! - сказала Элура. - Это мы рожаем детей, и мы их растим. И за
наших детей должны говорить мы! Он мне нужен - отец моего ребенка. Кто
защитит мое дитя в этом мире, которого я не знаю? Кто научит его в этом
мире жить? Кто сумеет сделать его разумным? Дети Моря! - страстно сказала
она. - Мы так недавно пришли в этот мир! Мы все еще ничего в нем не
понимаем. Мы все еще воюем, Дети Моря! Воюем с миром и сражаемся между
собой. Я, женщина, стала воином потому, что мужчины наши погибли. Я не
хочу сражаться - я хочу рожать и растить детей. Муж мой - первый из нас,
который сумел стать разумным. Не отнимайте его у меня, оставьте мне
надежду, что и мы будем жить в мире с Сообитанием и с собой!
- Не отнимайте! - тихо сказала Илейна. - Я люблю его. Я умру, если он
умрет.
Молчание - и искристая трель, где участие слить с насмешкой:
- И все ваши жены так отважны и говорливы?
Ортан ответил:
- Нет. Других таких не осталось. Эти трое - последние из людей
Корабля.
- Принадлежащий Истинному, зачем ты с ними? Зачем ты делаешь то, что
не должно?
- Она - моя женщина, - тихо ответил Ортан, - и мне не надо другой.
Она не бросит своих людей, а я не брошу ее. Позвольте мне отвести их на
Остров, и я вернусь...
- Со мной! - сказала Элура, и лорны ответили ей переливчатым смехом.
- Придется тебе научиться рожать, Беспокойный!
- Нет! - сказала Элура. - Он научит меня! Я хочу научиться быть
женщиной, Дети Моря! Я всю жизнь воевала - я хочу научиться жить в мире!
Тишина - и тяжелое звонкое слово:
- Закон.
- Погоди, Штурман, - сказал Норт. - Я сам за себя отвечу. - Встал
рядом с ней перед блестящей толпой, вскинул голову и сказал им спокойно и
твердо:
- Я один виноват - с меня и спрос. Сам провинился - сам отвечу. А
только дурацкий это закон, нечестный! Последнее дело - дать себя убить,
когда еще можно драться. Почему им можно сотню на одного, а мне нельзя
мечом защитить себя и подругу?
И Элура подумала: ох, дурак! Что он несет? Что сейчас будет?!
Быстрый щебет, зеленые вспышки глаз - и рослый, тяжелый лорн,
пожалуй, не ниже Норта, скользнул из блестящей толпы.
- Ты будешь драться со мной, - весело свистнул он. - Победишь -
уйдешь с ними. Проиграешь - умрешь.
- А если ни ты, ни я? - спросил его Норт деловито, и лорн засмеялся в
ответ:
- Если я тебя не убью, значит, ты победил.
Кто-то из лорнов кинул Норту копье, он усмехнулся, вынул меч и отдал
Элуре. И вступил в серебряный круг.
Круг раздался - и противники разошлись. Сладит ли с непривычным
оружием Норт? Много короче, чем пика, но длиннее, чем дротик, и, кажется,
тяжелый. Наконечник четырехреберный, белый, ослепительно гладкий, древко
черное, почти в человеческий рост...
Но лорн огромным грациозно-тяжелым прыжком уже пересек свою половину,
и копья встретились - Норт отразил удар. Выпад - опять отразил.
Странный танец, стремительный и угловатый, лорн ведет, это он делает
бой. Черно-серебряная, грузно-изящная тень - выпад, контрвыпад, толчок,
Норт упал на одно колено, кровь на куртке, но он вскочил и отпрыгнул
назад.
Норт! Эй-хо! Снизу! Она не кричит - молчит, закусив губу, только
твердит про себя: снизу, Дурак! Бей от земли!
Услышал? Сам догадался? Пошел вперед, уклонился, нырок, удар почти от
земли - и лорн пошатнулся, копье его опустилось, и неожиданно яркая
струйка ползет по серебряной чешуе.
Свист - но Норт уже отступил, поднял копье и ждет.
Опять сошлись - черно-белый стремительный танец, стук, топот и хрип -
и отпрянули друг от друга. На серебряном кровь видней, чем на старой
кожаной куртке, но и Норт получил свое.
И опять вперед: теперь они осторожней, кружат, нащупывая слабину.
Фехтование на дубинках? Норт, не верь, он просто хитрит. Не давай себя
обмануть, он искусней, Норт!
Норт споткнулся, и острие устремилось к его груди. Вскрик Илейны,
нет, нет, да! Да! Она подскочила на месте и пронзительный клич - "Эй-хо!"
- раскатился над берегом моря, потому что Норт уклонился, пропустил
