очи царя.
- Что же ты посоветуешь мне, мудрый Крез? - нарушил тягостное
молчание Камбиз. - Посылать ли мне быстрых гонцов в Персиду, чтобы оттуда
шли новые подкрепления, или же, оставив здесь сильные гарнизоны, вернуться
в свои пределы, пока мы еще способны выбирать, а не вершить то, что нам
диктует противник?
- Владыка, если ты действительно готов последовать моему совету, то
вот он: возвращайся на родину, сын Кира! - у Креза от волнения пересохло в
горле; он кашлянул, отвернувшись в сторону. - Но не подумай, что мой совет
продиктован желанием как можно быстрее покинуть пределы этой страны, чей
жаркий климат не подходит для моего надломленного тяжестью лет здоровья.
Забота о наследии Кира заставляет меня произнести эти слова! Владыка,
оглянись назад, в прошлое: сколько могучих царств исчезло навеки с
всевидящих глаз богов из-за недальновидности их правителей. Невозможно
завоевать все, покорить все государства и народы земли - смертному это не
по силам. Еще ни одному любимцу богов не удавалось подобное деяние. Не
лучше ли жить в вечном мире с другими венценосцами, кто принял инсигнии
власти из рук небожителей?! Так же, как царствовали некогда я в своей
Лидии, Амматис, доблестный отец Псамметиха, в этих краях, и Набонид,
последний деятельный царь Вавилона! Верни Псамметиху Верхнее царство,
помоги овладеть Нижним, заключи с ним равный военный союз на вечные
времена, и тогда не страшен любой противник, даже представший внезапно -
ни вам, ни вашим сыновьям!
Фанес, еще не проронивший ни слова, едва не вскочил со своего
миндера. Его седые всклокоченные волосы, которые он безуспешно пытался
привести в должный порядок прежде, чем предстать перед царем, нависали над
высоким, изборожденным морщинами лбом. Худое, оливкового цвета лицо грека
при последних словах Креза скривилось в презрительной гримасе, словно он
услышал что-то непотребное. Окинув вельможу злым взглядом из-под
огненно-рыжих бровей, Фанес обратился к царю с небрежной развязнностью
воина, готового в любое время дня и ночи ринуться во главе своих
соплеменников в кровавую битву, но не привычного к тонкостям придворного
этикета.
- Владыка, не слушай Креза, впавшего в детство! Способен ли он дать
дельный совет? Разве не он, погубивший собственное царство, погубил и отца
твоего, допущенного в сонм небожителей великого Кира, посоветовал ему
переправиться через многоводную реку и углубиться в чужие, неизведанные
земли, отрезав себе этим все пути к отступлению? Затмение нашло в тот
роковой час на разум отца твоего, иначе он не последовал бы совету, от
которого за парасанг пахло предательством. А сейчас Крез хочет, чтобы ты
вернул Псамметиху его царство, - вернул сейчас, когда фараон разбит тобой,
а после того, как ты сам поведешь своих воинов в дельту Нила, и они,
воодушевленные твоим присутствием, разобьют и разгонят жалкие отряды
Амиртея, весь Нил будет твоим - от места, где он выходит на поверхность из
мрачных глубин ада, до самого Верхнего моря. А ливийца Амиртея,
родившегося на свет в овечьем загоне, мы бросим к твоим ногам связанного,
беспомощного, чтобы ты попрал своей стопой его рабскую выю!
Крез даже не удостоил взглядом разгоряченного грека, закусившего
удила. В глубине души он сам удивлялся собственной безмятежности.
Физически ощущаемое спокойствие разлилось по всему его телу, словно он
находился не рядом с вспыльчивым и необузданным Камбизом, а с его отцом -
всегда уравновешанным и хладнокровным Киром. Вельможа даже перестал
испытывать неудобства от сидения на непривычном миндере.
- Позволь, владыка, ответить не знающему сомнений греку. Разве может
рассуждать разумно тот, кто пьет неразбавленное вино... - не успел Крез
произнести последние слова, как тут же пожалел об этом. Он совсем упустил
из виду, что и Камбиз в последнее время часто прибегает к этому напитку.
Но он вовремя исправил допущенную им оплошность - недаром среди других
придворных Крез прослыл мудрым. - Пьет безо всякой меры! Разве его ум
волновали когда-нибудь заботы о своей стране, и говорил ли он ночами с
бессмертными богами? Владыка, ты хорошо знаешь, что не мог я советовать
великому Киру вторгнуться в чужие пределы - мы уже достаточно далеко
находились от границ Персиды, и даже ветер не мог донести до изнуренных
воинов сладкий дым их родных очагов. И полноводных рек мы пересекли в том
походе не одну и не две! Кто из присутствующих не знает ошибки великого
Кира? Он оставил большую часть войска, а сам с немногочисленным отрядом,
по сути разведывательным, переправился через бурную реку и углубился во
враждебную территорию. Так удивительно ли, что бессмертные боги оставили
его, и славный Кир был разбит?!
Крез перевел дух и также спокойно, ровным голосом, продолжал:
- Владыка, последуй моему доброму, идущему из глубины не знающего
корысти сердца совету: возвращайся в Персиду! Разве судьба, уготованная
мне богами, разве выпавший мне жребий не говорит в пользу моего совета?
Ведь было время, когда ослепленный своим благополучием, я видел вокруг
себя только покорность и повиновение своих подданных и менее
могущественных соседей. И я решил, что все доступно моей воле и моим
желаниям: ни один враг не угрожал моей утопающей в садах Лидии, верные
союзники всегда были готовы прийти мне на помощь по первому моему зову,
уверенные, что и я поспешу к ним в трудный для них час! Талантам [талант -
единица веса в античном мире; колебалась от двадцати до тридцати
килограммов] золота и серебра в моих кладовых никто, даже я, не знал
числа, - недаром отважные мореходы разнесли по всем странам и сделали
обиходной поговорку "Богат, как Крез!" И возгордился я, владыка, взыграла
во мне непомерная гордыня, а ведь всевидящие боги не любят, когда она
поселяется в груди смертных, даже у избранных ими людей. И мне не пришлось
ждать долго кары, да и не ждал я ее, уверенный в неизменном благоволении
бессмертных богов... Не буду скрывать, владыка, и я метил на мидийский
престол, мечтал присоединить к своей огромную державу Астиага, чьи рубежи
омывали воды трех морей и Океана [в представлении древних греков Земля,
имевшая форму боевого щита, со всех сторон омывалась рекой Океан], который
вы, персы и мидяне, называете "Морем Вурукрта". Надеялся я в глубине
сердца, что мне, своему союзнику, завещает он Мидию. Были на то причины,
владыка, ты же знаешь: царица, любимая жена Астиага, мать матери Кира,
была моей родной сестрой! И еще одно обстоятельство, самое существенное из
всех, подогревало мои надежды, лелеемые долгие годы в моих чертогах в
ожидании ухода в мир иной престарелого, обиженного богами Астиага: не было
у мидийского царя сыновей-наследников...
Сейчас, когда прошло более двадцати лет после того, как моя Лидия
стала одной из сатрапий твоей державы, мне ясно, насколько наивны и
беспочвенны были мои притязания на мидийский престол. Это я понимаю
сейчас, двадцать лет спустя, а тогда... С годами мы становимся много
мудрее, владыка, и именно поэтому старость в почете у всех без исключения
народов земли... Как и следовало ожидать, почувствовав над собой холодное
дыхание смерти, Астиаг призвал в Экбатаны [столица Мидии] своего любимого
внука, еще совсем юного Кира, и завещал ему свое огромное царство. Все
мидийские вельможи склонились ниц перед новым владыкой, любимцем
Ахурамазды, признали его божественную власть над собою...
Через несколько дней Астиаг, простившись с близкими, ушел в страну,
откуда нет возврата, сопровождаемый причитаниями и неутешными рыданиями
родных, царедворцев и многочисленных плакальщиц. Но не успели проводить
Астиага в последний путь, еще не стихли раздирающие сердце вопли
плакальщиц и громкие рыдания близких, не успела окаменевшая от горя страна
сменить траурные одежды, как я объявил войну юному Киру, заручившись
добрыми предзнаменованиями оракулов Лидии и Эллады, поддержкой Амматиса,
Валтасара [Валтасар - царь Вавилона, побежденный Киром] и тех мидийских
вельмож, на чьих перстах были нанизаны мои перстни, чьи холеные руки
украшали мои драгоценные браслеты, чьи хитоны раскрашивали бесценным
пурпуром мои не поднимающие глаз... Самоуверенный, вступил я в битву с
ополчением Кира, надеясь, что перейдут на мою сторону мидийские вельможи,
облагодетельствованные моими дарами, однако дрогнули они в решающий час,
не сдержали своих обещаний... - Крез поторопился подавить в себе горестный
вздох. - Целый день, от зари утренней до зари вечерней, длилась
ожесточенная схватка, но ни я, ни Кир не смогли получить перевеса -
конница моя в те времена не имела себе равной во всей Азии. А время года
было крайне неблагоприятное для ведения военных действий - надвигалась
зима с ее пронзительными ветрами, холодом, убивающим все живое. Решил я
вернуться в Лидию, переждать до благодатной весны, уверенный, что так же
поступит и Кир. Но богобоязненный Кир не испугался зимы, нагрянул он
неожиданно к древним стенам Сард. А я к тому времени уже успел отпустить
отряды союзников, велев вернуться ранней весной, как только подсохнут
дороги...
На этот раз Крез не удержался и горестно вздохнул.
- И я был разбит, владыка, город мой, не выдержавший осады, взят,
разрушены его стены. Богатства мои стали легкой добычей отважных
персидских воинов, а сам я брошен к стопам царя! Вот так я, владыка,
избалованный удачей, не изменявшей мне до той поры, не только не
присоединил к своему чужое царство, но и лишился доставшегося мне от
отца...
Ленивым движением приподнялся Камбиз со своего ложа, опустил открытые
до колен ноги на мягкий ворсистый ковер.
- Да, мудрый Крез, во многом ты прав. Ослепленные постоянными
удачами, не знакомые с препятствиями при достижении цели, возомнившие себя
избранниками судьбы, смертные очень часто жаждут большего, чем им
определено непреклонным роком. Но ты неправ в другом: нет тех богов, о
которых ты упоминал сейчас, и которым ты приносил и продолжаешь приносить
втайне от меня обильные жертвы. Бог один - и имя ему Ахурамазда! Он
возлюбил Персиду и вознес ее превыше всех народов и царств. Рано или
поздно, но все народы земли склонятся перед величием единого бога, уверуют
в его могущество, перестав чтить несуществующих богов и разрушив до
основания их храмы, возведенные заблуждением и руками пленных... Или ты
думаешь иначе, мудрый Крез?
- Владыка, - не замедлил с ответом вельможа, - у меня было достаточно
времени, чтобы задуматься над этим, не гневись, если я поделюсь с тобой
своими сомнениями. Сейчас усилиями отца твоего, богобоязненного Кира, и
твоими беспримерными подвигами, владыка, Персида вознесена на недосягаемую
высоту - много народов и племен в твоей державе, и не хватит пальцев на
руках и ногах здесь присутствующих, чтобы пересчитать их, говорящих на
разных языках. Но, владыка, разве мало примеров подобного возвышения
одного народа над другими дают нам ушедшие без возврата столетия! В том
числе и тех народов, чьи правители шлют сегодня в твой дворец богатые
дары. Прочти надписи на храмах этой страны - где она, громкая слава
Рамзэса? Где оно, величие царей Кипра, кто из жителей острова еще помнит о
нем?! Прочти глиняные таблички городов Междуречья - где она, слава Саргона
Аккадского, чьи штандарты реяли над многими покоренными им странами?! В
столице державы, созданной легендарным Хаммурапи, стоит и следит за
порядком твой многочисленный гарнизон. Там, где красовались под голубым
