ломные эпохи преступность всегда подскакивает, как утверждают историки и
криминалисты. И вд время революций тоже. Ослабление прежнего жесткого
порядка, разладка репрессивных механизмов порождает не только благую ле-
гализацию свободомыслия, но и разгул и легализацию преступных элементов.
Одно с другим как-то связано. Добро и зло только поверх земли кажутся
несмыкающимися, их кроны смотрятся отдельно, но корнями они таинственно
переплетены. Не бывает так, что если свобода объявлена, свободно растут
только плоды добра. Свободно растут и плоды зла. Если же объявить свобо-
ду добра и запрет на свободу зла - то не будет и свободы добра. Свобода
- это увеличение степеней свободы во всем. И вот хорошее при свободе
становится лучше, добрее, щедрее, а плохое - хуже, злее. Другое дело,
что забота общества должна быть направлена на поощрение добра и подавле-
ние зла.
Наше общество - в чем особенность и трудность - вступает сразу без
переходов в демократию из тоталитаризма, то есть из состояния на-
сильственного тотального послушания в фазу, которая нам известна лишь
теоретически как состояние всеобщего и добровольного законопослушания.
Сразу, резко - не обойтись без шока, без стресса. Что мы и наблюдаем в
росте преступности, в эксцессах неуправляемых уличных толп и т.п. Рас-
щепление массового тоталитарного сознания, возможно, сопровождается вы-
делением малоизученных видов отрицательных энергий, и, выходит, мы и те-
перь ставим эксперименты на себе. А что делать?
Из монолога Наташи О. (магнитофонная запись):
"Ну, в общем, сначала квартиру обворовали, магазин, потом вымога-
тельство было. У меня, в общем, три статьи. Мои родители были в шоке,
что я такое совершила, потому что у меня все было, но то, что родители
хотели, а не я. Я хотела сапоги за 300-400, а у них 160, это же одна
треть от полсапога. Что мне, полсапога носить? А папа начнет: а знаешь,
в наше время-я, в наше время мы скромно одевались (смеется). Ну, это бы-
ло - ваше время, а теперь - наше! Взрослые нас просто не понимают. Пло-
хими ведь не рождаются, правильно? Но вот идет по улице, ей столько лет,
сколько тебе, а она вся в импортном. И такая делаешься озлобленная. По-
чему, думаешь, - она имеет, а я нет? Почему? Чем я хуже? Правильно? Так
оно и получается; вот я увидела на ней куртку, и у меня мысль - снять,
забрать, насильно - и все".
Очень многие дела колонисток напоминают ситуации из нашей карательной
экономики, всякие экспроприации, реквизиции - только в миниатюре. Улич-
ный грабеж - просто тихая форма многих тихих и вполне узаконенных норм,
процветающих в экономической сфере, в отношениях государства с потреби-
телями. Отсутствие понятия неприкосновенности собственности - тоже пита-
тельный бульон для молодежной преступности.
В основе тоталитарного сознания, в глубине его природы лежит нетерпи-
мость к инакомыслию. У преступника тоже своя нетерпимость. Сегодня, ког-
да рухнули "священные" стереотипы недавнего прошлого, во многих головах,
и не только подростковых, образовался мучительный вакуум.
Вот жалуются: где порядок? Для формального порядка власть прежнего
стереотипа была более стабильна. Но лучше через период временного хаоса
прийти к разумному порядку свободных людей, чем существовать в мумифици-
рованном состоянии.
В тоталитарном государстве само понятие "законность" весьма условно,
если не сказать - извращенно. Если в тоталитарном обществе говорят
"честность", это может означать, что вы обязаны лгать, чтобы не выдавать
служебные тайны и блюсти корпоративную честь, давно открыт феномен двое-
мыслия, где слова, законы или ничего не значат, или значат совершенно
противоположное. Все равно что от людоеда, водящего ложкой в пустом
бульоне, услышать возмущенное: "Это бесчеловечно!"
Нам говорили про свободу, подразумевая верность тоталитарному режиму.
В этом перевернутом мире закон вполне мог быть синонимом беззакония.
Можно только догадываться, сколько судеб поломали эти понятия-переверты-
ши за долгие десятилетия своего торжества.
Для меня было большим потрясением убедиться, что и кое-что в восхва-
ляемой педагогике Антона Макаренко принадлежит к прежним стереотипам.
Многие из орудий подавления личности в колонисте, действующие до сих
пор, являются изобретениями его педагогики тотального коллективизма. Но
я согласен с замполитом Мелитопольской ВТК Александрой Афанасьевной Ко-
чубей, сказавшей:
- Мы иногда забываем, что воспитываем наших девочек в коллективе, а
выпускаем их на свободу поодиночке, по одной.
В наших детских колониях до сих пор применяются те методы Макаренко,
которые делают ставку на авторитет коллектива в ущерб достоинства от-
дельной личности, ставку на безжалостные репрессии против провинившихся,
зависимость одного подростка - от всех, и всех - от одного, т.е. ставка
на то, что, по сути, есть казарменная педагогика, детский ГУЛАГ. До сих
пор поощряются стукачи, начисляют "баллы", если донес, кто где сигареты
прячет, практикуется наказание всех за провинность одного и т.п.
Человека свободного не воспитать безнравственными средствами. Общест-
во нашего времени нуждается во все большем числе по-настоящему свободных
людей. Но одно дело - действительно свободные люди, и другое - словно
выпущенные на волю как бы по амнистии по случаю объявления перестройки.
В книге Ю. Азарова "Не поднять тебе, старик" я прочел такое письмо
Антона Семеновича Макаренко, датированное 1937 годом:
"Среди интеллигентщины была искони вера в особую роль душевности, в
какое-то особое значение любимого учителя, в сверхъестественное значение
таких нелепостей, как то, что якобы воспитатель должен быть чутким, доб-
рым, любящим детей, энтузиаст с сердцем, переполненным любви даже к са-
мому испорченному ребенку - какая чушь!.. Кому это надо? Может быть,
врагам? А нам, большевикам-педагогам, нужна уверенность в завтрашнем
дне, нужна беспощадность к врагам... В воспитательных учреждениях должна
торжествовать логика: для коллектива, через коллектив, в коллективе! И
неприменно мажор! Улыбка, смех. Веселые ребята, Веселые педагоги!"
Маршировать по зоне надо с песней. С улыбкой. С чувством благодарнос-
ти.
Финал
К концу командировки я узнал про происхождение порезов на руках мно-
гих воспитанниц. Все они были новички колонии, прибыли с порезами, как
правило, из СИЗО.
Ира X. рассказывает:
- Это я на тюрьме. За что? Ну мы переговаривались с соседней камерой
по кружке, а корпусной, он самый злой был, вывел нас из камеры к "буцко-
манде", это с дубинками резиновыми, а внутри свинец, и начали нас бить.
В камерах крик - не трогайте малолеток. Мат! Крики! Нас бьют, а у нас
один выход - мы резалися, руки себе резали. Ну они устали, нас в карцер,
там врачи перевязали.
Еще я вспомнил рассказ Наташи Ш. о том, как всю жизнь никому она не
была нужна.
- У меня последнее рождение было только лет в шесть, бабушка справи-
ла... А потом у меня дня рождения никогда не было. Всегда всем справля-
ют, а мне... Говорю: у меня сегодня день рождения. Ну и что ж, что у те-
бя день рождения?.. скажут, и все.
Я был в Мелитополе, когда там - совпало - выходила на свободу группа
девочек: срок вышел. И видел, как некоторые рыдали от радости, от потря-
сения. (Лариса К. мне говорила, что она одна знала место в колонии, от-
куда через стену видно волю, а именно - рекламу на крыше гостиницы. Ча-
сами на нее смотрела ночью.)
А некоторые не хотели уходить, бились в истерике, хватались в проход-
ной за решетку, упирались. Страшно им было. Или уж отвыкли... Или не к
кому было ехать. Никому, никому не нужны...
...Но больше всего запала мне в душу такая сцена: группу колонисток
выводили на прогулку по городу под присмотром воспитателя, такое сейчас
практикуется. Они шли без нашивок фамилий на курточках, и, если не приг-
лядываться, можно было не заметить, что они из колонии. На девочек жал-
ко, страшно и радостно было смотреть - что творилось у них в душах! Вы-
вели же на свободу, пусть на время, но вроде как немного освободились.
Лица пылали, глаза блестели, а кругом расстилалась окраина, городская
воля. Попадались редкие прохожие со скучными лицами, не подозревающие о
празднике свободы. Счастливые девушки проходили мимо остановки автобуса,
на них озадаченно смотрели угрюмо ожидающие автобуса горожане. Через
черную лужу прыжками перескочила кошка. Бабка с сумкой посторонилась и
опять уставилась на вывеску "Продукты", где не хватало буквы "д" (а мо-
жет, и продуктов). А девчонки умирали от счастья, глядя вокруг себя.
Свобода! Воля!
Александр ВАСИНСКИЙ
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР Уголовное "братство"
В условиях свободы такой дифференциации не существовало, за исключе-
нием деления воров на "урок" и "оребурок" (крупных и мелких преступни-
ков). Вместе с тем рецидивисты, например, объединялись в преступные со-
общества ("малины"), в каждом из которых консолидировалась определенная
разновидность ("масть") профессиональных преступников - карманные воры
("ерши"), магазинные воры ("городушники"), взломщики сейфов ("медвежат-
ники"), мошенники, использующие фальшивые украшения ("фармазонщики"),
карточные шулера и т.п. Такие объединения имели главаря ("пахана"), де-
лились на мелкие группы ("братства") по 2-5 человек для непосредственно-
го совершения преступлений.
В "малинах" устанавливались определенные неформальные нормы поведе-
ния, однако они не выходили за рамки данной группировки. Нами не обнару-
жено случаев, когда бы блатные "законы" действовали на территории всей
страны и были бы обязательны для какой-либо группировки преступников. Но
бесспорно установлено пять профессиональных категорий преступников, от-
личавшихся друг от друга противоправной направленностью. Рассмотрим их
несколько подробнее.
1. Грабители - наиболее опасная, хотя и малочисленная группа преступ-
ников, специализирующихся на насильственном завладении имуществом (в
уголовной среде они назывались "громилами"). Убийства ими чаще соверша-
лись при разбоях в помещениях (квартиры, лавки). Орудия преступления бы-
ли самыми разнообразными (кистень, топор, веревка), однако в начале XX
века, по свидетельству В. Лебедева, среди "громил" (не только) получили
распространение финские ножи.
Уголовные традиции этой категории преступников соизмеряются веками.
Жестокость способов совершения преступлений, вызывающая большой резонанс
в обществе, тяжесть правовых последствий в случае разоблачения, специфи-
ка сбыта похищенного имущества обусловливали необходимость объединения
грабителей в хорошо замаскированные сообщества, порой численностью до
ста и более человек. Например, в начале XX века Московским уголовно-ро-
зыскным отделением в результате длительной и очень хитроумно проведенной
операции была обезврежена шайка "грабителей-убийц", в состав которой
входило больше ста участников. Эта группа действовала на протяжении мно-
гих лет в районе Большой Грузинской дороги и имела разветвленные прес-
тупные связи среди местного населения. Жертв своих преступники, как пра-
вило, убивали и сбрасывали в пропасть, поэтому никаких следов преступле-
ния не оставалось.
По указанию центральных властей полиция направила в район действия
грабителей опытного московского сыщика, который "после долгого путешест-
вия по разным духанам, ресторанам и вертепам воровских пристанищ" напал
на след шайки и внедрился в ее состав.
"Философия по Дарвину"
Длительное занятие насильственным промыслом вырабатывало не только
профессиональную привычку, но и нравственное кредо преступников в отно-
шении самого занятия и даже самой жертвы. Известный в начале нынешнего
столетия грабитель Полуляхов оправдывал, например, корыстные убийства
"философией по Дарвину". Совершив с целью ограбления убийство пристава,
