друг другу и создают в лагере такую обстановку, в которой
каждый, твой шаг -- нарушение. Ты все время находиться в
состоянии нашкодившего школьника -- тебя все время есть за что
наказать.
В результате -- взрослый человек начинает вести себя, как
ребенок. В лагере между заключенными нет сильных, постоянных
привязанностей, нет настоящей дружбы. Узники -- как дети, то
поссорятся, то помирятся, то снова ссорятся. Этические нормы --
детские. Заслугой считается украсть, утащить что-нибудь из
лагерного хозяйства. В лагере полно добровольных доносчиков,
хотя доносительство никак не вознаграждается, не создает лучших
условий, не спасает от газовой камеры.
Эпизод из моего школьного детства. Как-то в классе
третьем-четвертом у нас в школе завели такой порядок. Утром у
входа нас встречала милая пионервожатая в белом халатике с
красным крестом. Мы показывали ей ладошки и входили в школу.
Если у тебя ладошки грязные, ты отправляешься в умывалку, а
затем в класс. Никого не наказывают, не высмеивают -- инцидент
на этом считается исчерпанным. Но я до сих пор помню то неясное
чувство неловкости, стыда, унижения, от которого я смог
отделаться, только прочитав Беттельгейма. Казалось бы, все
правильно: чистота -- залог здоровья. Но когда тебе десять лет,
ты -- взрослый человек, а эти ладошки низводят тебя до уровня
трехлетнего ребенка.
Коллективная ответственность
В лагере не наказывают именно того человека, который
совершил проступок. Наказанию подвергается вся группа
заключенных, в которой находился провинившийся. Если нарушение
произошло в бараке, наказывают весь барак, если во время работы
-- всю рабочую команду. Бывали случаи, когда и весь лагерь
отвечал за проступок одного человека. Этот метод хорош тем, что
заставляет самих заключенных следить, чтобы в лагере всегда все
было в полном порядке. Тебе не дадут совершить подвига,
поступка твои же товарищи по несчастью -- они вовремя свяжут
тебя по рукам и ногам. Парадоксальная ситуация -- интересы
эсэсовцев и заключенных начинают совпадать.
Легко понять, что возможность нести ответственность за
свои собственные поступки -- сильное душеукрепляющее средство,
и в лагере оно недопустимо.
Не высовывайся
В лагере постоянно, примерно на одном уровне,
поддерживается "фон террора": время от времени на глазах у
заключенных кого-то секут розгами, расстреливают, посылают в
газовую камеру. Вот стоит эсэсовец. Он чувствует, что для
поддержания этого фона уже пора кого-то наказать. Кого выбрать,
когда все такие неразличимые -- одинаково постриженные, в
одинаковых полосатых пижамах? Того, кто хоть чем-то выделяется
из общей массы, то есть еще сохранил что-то свое,
индивидуальное.
Сила этого метода в том, что человек в своем естественном
стремлении к безопасности станет сам производить внутреннюю
работу по разрушению своей личности, чтобы слиться с этой
серо-полосатой массой, стать неотличимым.
Не смотри
Еще одна сцена из .лагерной жизни. Эсэсовец измывается над
своей жертвой. К месту действия приближается группа
заключенных. Метров за десять они все, как по команде,
демонстративно поворачивают головы в другую сторону и переходят
на бег трусцой. Эсэсовец останавливает их: "Смотрите -- так
будет со всяким, кто осмелится...". Что же происходит? Все
правильно -- заключенные показывают эсэсовцу, что они "не
видят" того, что им не положено видеть, но видят, если им это
прикажут. Суть метода -- подмена естественных, спонтанных
реакций человека реакциями по приказу: прикажут -- вижу,
прикажут -- не вижу.
Почему в лагере запрещено носить часы? Имея часы, ты
знаешь, сколько времени осталось до обеда, можешь распределить
свои силы, сам что-то спланировать, сам, хоть в какой-то мере,
управлять ситуацией. Это частный случай общего правила --
отсутствие в лагере информации о чем бы то ни было. Информация
-- не просто удобство, это возможность самостоятельно оценить
ситуацию, это какое-то право. А в лагере человек лишен даже
"самого личного" права -- права на смерть. Попытка самоубийства
наказывалась... смертной казнью.
Утренняя зарядка
Завыла сирена. 45 минут -- на то, чтобы встать, прибрать
постель, совершить утренний туалет, выпить чашечку теплой
жидкости, называемой "кофе", и построиться на плацу. Заправке
постелей -- особое внимание. Все должно иметь абсолютно
правильную геометрическую форму: углы -- прямые, поверхности --
плоские. Подушка -- в форме куба, одеяло, на которое специально
нанесен симметричный прямоугольный рисунок, должно быть сложено
способом, соответствующим этому рисунку. И не просто одна
постель, но и ряд их в одном проходе должны быть выстелены по
струнке -- иногда эсэсовцы проверяют заправку постелей с
помощью геодезических приборов.
Теперь представьте себе барак, двух- или трехэтажные нары,
а на них -- люди, разбуженные сиреной после шестичасового
заполненного кошмаром сна. Тот, кто наверху, неизбежно портит
все тому, кто внизу. И если хоть одна постель будет убрана
неправильно, пострадают все. А у тебя только 45 минут. Идет
зарядка, зарядка враждой и ненавистью к своему же товарищу,
заключенному.
Но вот с постелями покончено, теперь -- в туалет. Ну,
туалет -- это слишком сильно сказано. На барак в тысячу человек
-- пять открытых всем ветрам и взорам толчков. Выстраивается
очередь. У всех заключенных из-за плохого питания, тяжелой
работы и общей нервной обстановки трудности с желудком. Очередь
двигается невыносимо медленно. Она начинает подгонять человека,
занимающего толчок, оскорблениями, насмешками. Надо успеть,
потому что потом, во время работы, если тебя прихватит,
придется идти к эсэсовцу и, превратившись в ребенка,
выпрашивать у него разрешение сходить в туалет. Вдоволь
поиздевавшись над тобой, он может разрешить. А может -- не
разрешить.
Идет утренняя зарядка злобой и ненавистью, которой должно
хватить на весь день. Эта едкая кислота, накапливаясь внутри
человека, обращается против него самого -- разъедает его
существо.
Защита
Работа
Если мы ищем средство самоутверждения, что-то такое, на
основе чего можно строить, а не ломать, то первое, приходящее в
голову, это работа. Человек может думать так: "Ну ладно. Я
вижу, что творится вокруг. Но то, что я делаю, я делаю хорошо.
Я -- специалист, меня уважают, и этого у меня не отнимешь".
Конечно, в лагере не так уж много возможностей для
квалифицированного труда, но кое-что все же есть -- небольшие
заводы, мастерские и так далее. Представим себе интеллигента,
который попадает, скажем, на кирпичный завод. Поначалу у него
все валится из рук, вместо кирпичей -- причудливой формы"
лепешки. Но он очень старается. И вот месяца через три он уже
делает вполне приличные кирпичи. Они и ему самому нравятся, да
и другим не стыдно показать. Правда, одна мысль не дает ему
покоя -- а куда идут его красивые кирпичи? В соседнем лагере
строится крематорий, в котором будут сожжены тысячи, миллионы
людей. А может быть, и он сам. "И я своими кирпичами участвую в
строительстве этого крематория". Можно, конечно, посильнее
зажмуриться и сосредоточиться на совершенствовании формы
кирпичей. Но как только эсэсовцы замечают, что у заключенного
кирпичи начинают получаться, его сразу же переводят на другую--
самую грязную и тяжелую работу. Цель -- показать тебе, что от
твоего умения, старания, от тебя ничего не зависит. Ты будешь
делать то, что может сделать любой. Еще лучше, если эта работа
к тому же и бессмысленна. Отсюда перетаскивание камней с места
на место и погрузка песка в вагоны ладонями.
Я говорил уже, что доносчики не пользовались в лагере
никакими привилегиями. Принцип тот же самый -- нельзя
допустить, чтобы заключенный мог бы сам чего-то достичь, своими
действиями повлиять на свое положение. Таким образом, у
человека выбивается из рук мощное защитное средство -- работа.
Элита
Другое сильнодействующее средство самоутверждения --
власть. Управлять другими людьми, принимать решения, нести
ответственность за судьбы этих людей -- все это, несомненно,
цементирует личность человека. И в концлагере такая возможность
существует. Потому что всей жизнью концлагеря управляют
заключенные.
В бараке -- это староста, а в больших бараках, состоящих
из отделений, ему подчиняются старосты отделений. Бараки
объединены в "острова", и есть старосты островов, а на самом
верху -- староста лагеря. Капо, начальник рабочей группы,--
заключенный, начальники столовой, мастерских, поликлиники --
заключенные. И потому, в частности, сотня эсэсовцев может
управлять лагерем в несколько десятков тысяч человек, что почти
всю работу за них выполняют сами заключенные. Представителей
этой разветвленной, многоярусной иерархии называют в концлагере
"элитой".
Человек, прорвавшийся в элиту, действительно обладает
властью. Но он не может не сознавать, что его цели полностью
совпадают с целями эсэсовской администрации. Если ты --
староста, то, защищая себя и людей из своего барака, ты должен
стремиться к тому, чтобы в бараке всегда был полный порядок. А
это как раз то, к чему стремится и эсэсовец. И мысль о том, что
ты становишься активным соучастником всего, что творится в
лагере, отравляет твою душу. Конечно, ты можешь спасти своего
человека от газовой камеры. Но вместо него ты все равно должен
внести в список кого-нибудь другого. И поставить под этим
списком свою подпись.
И еще. Поразительно, как быстро человек, попавший в элиту,
забывает те лишения и страдания, которые он терпел, когда был
обыкновенным заключенным. Дело в том, что жизнь элиты резко
отличается от жизни заключенных. Элита питается значительно
лучше и отдельно, она лучше одета, меньше работает, больше
времени проводит в помещении. Некоторые даже живут в отдельных
комнатах. И вот староста посылает на смерть заключенного,
которого он застал за одним из самых страшных преступлений --
когда тот рылся в помойке в надежде найти картофельную шелуху.
Староста, который еще три месяца назад полжизни бы отдал за
пригоршню этой шелухи, теперь представить себе не может, как
это можно быть таким голодным. Это удивительное свойство
человеческой психики -- попав из невыносимых условий в более
благополучные, человек быстро и начисто все забывает. Поэтому
староста не может залезть в шкуру заключенного, взглянуть на
мир его глазами. Для старосты это существо другой породы, и
здесь он тоже сближается с эсэсовцем, переходя на другую
сторону колючей проволоки.
Самоучитель по выживанию
Книга Беттельгейма "Просвещенное сердце" переведена на
много языков. Автор предисловия к французскому изданию назвал
ее "самоучителем по выживанию". Оба слова здесь важны.
Во-первых, она помогает человеку защитить свою личность от
разрушения, а в экстремальных условиях это равносильно
физическому выживанию. Во-вторых, в книге можно найти много
конкретных "правил поведения". Они не собраны в одном разделе
-- эту книжку надо читать самому и самому выбрать из нее то,
что тебе лично подходит. Это, действительно, самоучитель.
Итак, представим себе, что мы оказываемся в концлагере. И
так же, как и Беттельгейм, очень скоро начинаем понимать, что
еще немного -- и нам крышка. Надо сопротивляться. Но как?
