бледно-зеленым. Он доблестно сражался, защищая людей, которых не знал, в
самых высоких традициях Служения. Заверяем вас, что вы не одиноки,
оплакивая его гибель. Его самопожертвование не будет забыто". Это послание
было направлено на кафедру физики.
Итак, Мэтт к нам не вернется. Я вспоминаю наши последние беседы, во
время которых он только качал головой, когда я доказывала ему
бесполезность всего этого. "Ты не права, Лейша, - отвечал он, - для
человечества это не обычная война. Это водораздел. Перекресток эволюции.
Две технологические культуры, несомненно, единственные существующие в
нашем рукаве Галактики, а, может, и во всем Млечном Пути. Если бы я был
религиозен, я бы сказал тебе, что все это нарочно подготовлено
природой..."
Проклятие.
Большую часть дня шел дождь. Университетский городок даже в лучшие
времена угрюм, а сегодня вечером деревья, обелиски, гигантские кусты
афелии - лишь тени другого мира, место, где нет больше Мэтта, и нет
порядка. Несколько человек, которых я вижу, спешат по домам, закутавшись в
тяжелые куртки.
Смерть на расстоянии".
Через несколько дней деллакондцы устроили засаду и рассеяли боевой
флот ашиуров в Щели. Это была их вторая крупная победа за неделю, причем
самая большая в смысле потерь противника: два основных корабля и
полдесятка кораблей сопровождения, а небольшой флот Сима потерял всего
один фрегат.
Потом произошла загадочная история.
Началась она невинно и болезненно. Личные голограммы из зоны боевых
действий не пользовались приоритетной передачей по коммуникационным сетям,
поэтому никто не удивился, когда от Оландера пришло еще одно послание.
Лейша, Кэндлз и все остальные собрались во Внутренних Покоях, и, хотя
многие уже не разговаривали друг с другом, общее горе свело их вместе.
"У них была вечеринка молодых (кроме Мэтта) офицеров обоего пола в
сине-голубой форме деллакондцев. На заднем плане кружились танцоры, все
очень веселились. Мэтт пытался говорить с нами, перекрикивая шум и смех,
говорил, что все они скоро будут дома. А потом была сказана фраза, на
которую сначала никто не обратил внимания, но которая с тех пор не дает
мне спать по ночам: "К этому времени, - сказал он, глядя на нас поверх
бокала с игристым вином, - вы уже узнаете об Эшалете и Щели. Мы наконец-то
повернули ход событий. Скажите Лейше, что эти сукины дети бегут!"
Только через несколько минут, когда голограмма закончилась, Кэндлз
издал ворчание и взглянул на меня с озадаченным выражением на лице. "Щель,
- сказал он. - Мэтт погиб при обороне Рэндинхала. Сражения за Щель еще не
было!"
Строго говоря, здесь все заканчивается. "Записные книжки" после этого
описывают только сравнительно обыденные вещи: нервный срыв у садовника,
работающего в университете, интервью с Кэндлзом, представляющее
определенный интерес для литературоведов, некоторые сомнения в собственных
силах, возникшие у Таннер из-за недостатка терпения по отношению к трудной
студентке. "Боже мой, - жалуется она, - мир распадается на части, а этот
ребенок расстроен тем, что ей приходится уяснять, чем кажутся жизнь и
смерть телепату. Но как иначе ей понять ашиурскую литературу?"
Несколько недель спустя она сообщает о своей отставке и делает
последнюю запись в дневнике. Это одно-единственное слово: "Миллениум!"
Миллениум был первым союзником Сима. Планета, пославшая свои корабли
на Чиппева, Гранд Салинас и Ригель. Арсенал Конфедерации во времена
величия деллакондцев. Именно на Миллениум Сим вывез беженцев после
знаменитой эвакуации Илианды.
Почитание Кристофера Сима на этой планете так велико, что "Корсариус"
до сих пор числится у них в списках действующих боевых кораблей. Во всех
переговорах флота участвуют его позывные.
Я запросил в той же библиотеке имена тех, кто имел доступ к "Записным
книжкам". Информация появилась на дисплее Джейкоба еще до того, как я
пошел спать. Шесть человек за последние пять лет. Я ожидал найти там имя
Хью Скотта, но ошибся.
Зато там было имя Гейба.
7
В некотором смысле, во время рейда на Хринвар была
одержана победа гораздо более значительная, чем просто
выигранное сражение. Миф о неуязвимости противника был
навсегда развеян, и ашиуры поняли, что не могут больше
продолжать свое безжалостное наступление, не оглядываясь
время от времени назад.
Обзор Мачесны, LXIV, N_7
Дворец Народа - это центр человеческого правительства. В нем
собирается Совет, на нижних уровнях размещаются кабинеты исполнительной
власти, а в западном крыле проходят заседания Суда. Он возвышается над
всеми окружающими строениями, даже над Серебряной Башней Конфедерации в
противоположном конце Белого Бассейна.
На примыкающем к помещению Суда квадратном километре, ранее занятом
парком, раскинулось здание Архива Конфедерации, и добраться до него можно
только пешком. Оно выстроено в романском стиле, рядом стоит на страже
знаменитое бронзовое изваяние Тариена Сима, держащего в вытянутой руке
свиток Договора (в действительности, он не дожил до завершения работы над
ним).
Снег растаял, погода стала не по сезону теплой, разнообразные флаги
планет хлопали на ветру, и выше всех реяло бело-зеленое знамя Человека.
День был слишком хорош, чтобы проводить его в четырех стенах, поэтому я
снял обруч и присоединился к довольно большому числу людей, греющихся на
солнышке.
По дорожкам бродили туристы, собираясь кучками вокруг монументов.
Один из четырех гидов рассказывал об Архиве, самом старом здании в
Андикваре, построенном еще в конце Смутного Времени. Его неоднократно
перестраивали, в последний раз четыре года назад, летом 1410-го. Оно стало
андикварской сокровищницей: там в укромных местах всегда находили ценные,
давно потерянные документы.
Внутренняя главная галерея оказалась почти пустой. Небольшая группа
школьников с учителем окружила витрину из стекла и мрамора, в которой
находился Договор Конфедерации и еще несколько связанных с ним документов.
Другие школьники рассматривали высеченную на стене Декларацию о
намерениях, совместное решение Окраины и Земли вступить в войну против
ашиуров. Я прошел мимо соратника в мундире, стоящего у Южной Арки, и
спустился в библиотеку.
Там можно было получить воспроизведения основных сражений
Сопротивления. Волчки. Вендикари. Черный Адриан. Гранд Салинас. Щель.
Ригель. Типимару. И, наконец, Трифлис, где впервые воссоединились
представители человечества.
Сейчас, два века спустя, эти названия звучали заклинаниями. Ожившие
легенды.
Я выбрал пять из них: Эсхатон, Санусар, Щель, Ригель и Волчки.
Последний рейд был, конечно, классическим; некоторые историки утверждали,
что именно он изменил ход войны.
По пути домой, лениво проплывая над столицей, я спрашивал себя,
каково было людям жить в мире узаконенного убийства. Напряженность еще
сохранялась, время от времени случались перестрелки, но все это было
где-то там, далеко. Трудно себе представить существование в условиях
активной, ежедневной, санкционированной бойни. Меня поразило, что
последний конфликт, в котором участвовали исключительно люди, произошел в
самый разгар Сопротивления. Пока в Щели шли решающие бои, Токсикон, в
мощном флоте которого так отчаянно нуждался Сим и который он с таким
нетерпением ждал, воспользовался случаем и напал на союзника деллакондцев
Мури. Позже Сим назвал этот поступок самым мрачным моментом войны.
Сегодня, возможно, впервые за всю человеческую историю, ни один из
живущих людей не знает на собственном опыте, что такое воевать со своими
братьями. И этот счастливый факт - подлинное наследство, оставленное нам
Тариеном и Кристофером Симом.
Хотя в то время никто этого не сознавал, нападение на Мури явилось
самым счастливым событием войны, поскольку оно привело общественное мнение
Токсикона в невероятную ярость, и автократическое правительство рухнуло в
течение года. Сторонники вступления в войну, с редким единодушием
поддержанные населением и военными, захватили власть, прервали борьбу с
побежденными противниками и немедленно заявили о своем намерении помочь
деллакондцам. Трагично, что через несколько часов после объявления о
вступлении в войну Токсикона пришло известие о гибели у Ригеля Кристофера
Сима.
Я вернулся, домой, не спеша пообедал и выпил немного больше вина, чем
обычно. Джейкоб молчал. На дворе похолодало, дул резкий ветер, порывы
которого сотрясали деревья и дом.
Я бродил из комнаты в комнату, листал книги Гейба, в основном тексты
по истории и археологии, отчеты о раскопках на нескольких десятках
планетах, где поселения были основаны в таком далеком прошлом, что уже
один этот факт объяснял крушение и гибель их культуры.
Было еще несколько биографий, несколько учебников по планетологии,
разрозненные мифологические тексты, несколько общих справочников.
Гейб никогда не проявлял особого интереса к литературе ради нее
самой. Он читал Гомера перед нашим отправлением в Гиссарлык, Кашимонду -
перед Бэтти Кей и так далее. Поэтому, когда в дальнем углу дома я
наткнулся на несколько томов Уолдорфа Кэндлза, я собрал их вместе с
материалами из Архива, присоединил томик "Слухов Земли" из спальни Гейба и
отнес все в кабинет наверху. Тогда я мало знал о литературном даре
Кэндлза, но быстро уловил его особенности. Его занимали хрупкость и
бренность: страсти, которые так легко развеять, молодость, которая так
легко теряется в страданиях войны. Самыми счастливыми, по его мнению,
являются те, кто героически погиб во имя своих принципов. А остальные -
те, кто пережил своих друзей, - смотрят, как остывает любовь, и чувствуют,
как зима все глубже проникает в их тела.
Книги были порядочно зачитаны. В конце концов, я вернулся к тому, с
чего начал, и перечитал стихотворение "Лейша":
Затерянный пилот,
Вдали от Ригеля
Несется по орбите
Одна в ночи
И ищет колесо
Из звезд...
В морях времен ушедших
Оно кружится,
Отмечая год.
Девять звезд на ободе
И две у ступицы.
Она,
Блуждая,
Не знает отдыха,
Покинув
Свою гавань
И меня.
С Ригелем связано только одно событие - гибель Сима. Но как расценить
остальное? Из примечаний следовало, что поэт считал стихотворение
завершенным, и не было никаких намеков на то, что редактор видит в нем
нечто загадочное. Конечно, великая поэзия почти всегда загадочна, этого,
как мне кажется, от нее и ожидают.
В предисловии к "Темным звездам", первому тому собрания сочинений,
было написано, что Уолдорф Кэндлз преподавал классическую литературу, не
был женат, не получил должного признания при жизни. Не очень крупный
талант - таково было мнение его современников.
Для нас же все выглядело совершенно по-другому.
Величие жертвы, принесенной мужчинами и женщинами, сражавшимися
