отец оставались такими же далекими, чужими и бесстрастными, как и всегда,
брат тоже не менялся и оставался прежним чопорным задирой, а сестра делала
все, что могла, чтобы избегать реальности.
Они оставили здание позади и свернули на широкое, уходящее в горы
шоссе. Рикса приветствовал эффектный пейзаж: крутые холмы и ковры лесной
травы пылали сочными багряно-красными, пурпурными и золотыми тонами. Под
безоблачным голубым небом развернулась панорама крови и огня.
- Как восприняла это мама? - спросил Рикс.
- Старается вести себя точно так же. Иногда лучше, иногда хуже. Вы же
знаете ее, Рикс. Она жила в совершенном мире так долго, что не может
принять происходящее.
- Я думал, что он поправится. Ты же знаешь, какой он сильный и какой
упрямый. Кто этот доктор, которого ты упоминал по телефону?
- Доктор Джон Фрэнсис. Мистер Эшер вызвал его из Бостона. Он
специалист по клеточным аномалиям.
- Папа... сильно страдает?
Эдвин не ответил, но Рикс понял. Агония, которую переживал Уолен
Эшер, была последней стадией "недуга Эшеров". По сравнению с ней приступы
Рикса были просто слабой головной болью.
Эдвин свернул с главного шоссе на узкую, но хорошо ухоженную дорогу.
Впереди был перекресток, от которого уходили три дороги: на Рэйнбоу, на
Тэйлорвилль и на Фокстон. Они поехали на восток, в сторону Фокстона,
городка с населением около двух тысяч человек, в основном фермеров,
принадлежавшего вместе с окрестными полями семье Эшеров на протяжении пяти
поколений.
Лимузин скользил по улицам Фокстона. Благосостояние города неуклонно
росло, и Рикс заметил изменения, произошедшие с тех пор, как он был тут в
последний раз. Кафе "Широкий лист" переехало в новый кирпичный дом.
Появилось современное здание Каролинского банка. Палатка императорского
театра предлагала билеты за двойную, по случаю Дня всех святых, цену на
фильмы ужасов Орлона Кронстина. Но старый Фокстон тоже продолжал
существовать. Двое пожилых фермеров в соломенных шляпах сидели на скамейке
перед магазином скобяных изделий и загорали. Мимо проехал побитый пикап,
груженный табачными листьями. Группа мужчин, праздно стоявших возле
магазина, обернулась и стала разглядывать проезжающий лимузин, и Рикс
заметил в их глазах тлеющие угольки негодования. Они быстро отвернулись.
Рикс знал, что когда они заговорят об Эшерах, их голоса, возможно,
понизятся до шепота. Понизятся от страха, что сказанное ими о старике
Уолене будет услышано за густым лесом и горным хребтом, разделяющими
Фокстон и Эшерленд.
Рикс взглянул на маленький, из грубого камня дом, в котором
находилась редакция "Фокстонского демократа", местной еженедельной газеты.
Он заметил отражение лимузина в окне дома и проникся уверенностью, что за
окном, почти касаясь лицом стекла, стоит темноволосая женщина. На
мгновение он вообразил, что ее взгляд направлен на него, хотя знал, что
она не может его видеть сквозь затемненные стекла. Тем не менее он
беспокойно отвел взгляд.
За Фокстоном лес опять быстро погустел и впереди казался непроходимой
стеной. Красота гор стала дикой, острые утесы торчали из земли словно
серые кости наполовину зарытых монстров. Случайная лесная тропа уходила,
петляя, от главной дороги в лес, в глушь, к горным деревенькам, где жили
сотни семей, крепко цепляющиеся за ценности девятнадцатого века. Их оплот,
гора Бриатоп, стояла на западном краю Эшерленда, и Рикс часто думал, кто
эти люди, поколениями живущие на горе, и что они думают о садах, фонтанах
и конюшнях, которые находятся в чужом мире под ними. Они с недоверием
относились ко всему чужому и редко спускались торговать в Фокстон.
Рикс неожиданно почувствовал легкий укол. Даже не глядя на карту
местности, он был совершенно уверен, что они въехали сейчас на территорию
имения Эшеров. Лес, казалось, потемнел, осенние листья были таких глубоких
тонов, что, казалось, отливали масляной чернотой. Полог черной листвы
свешивался на дорогу, заросли вереска, судя по виду, способные изодрать до
костей, закручивались уродливыми штопорами, опасными как колючая
проволока. Массивные россыпи камней лепились к склонам холмов, угрожая
скатиться и смять лимузин, как консервную банку. Рикс почувствовал, что на
его ладонях выступил пот. Места здесь, казалось, были дикими, враждебными
и неподходящими для любого цивилизованного человека, но Хадсон Эшер
влюбился в эту землю. Или, возможно, увидел в ней вызов, который надо
принять. Во всяком случае, Рикс никогда не считал эти места родными.
Проезжая по этой дороге, в последние годы очень редко, Рикс всегда
чувствовал жестокость в этой земле, своего рода бездушие сил разрушения,
которые делали его маленьким и слабым. Неудивительно, думал он, что жители
Фокстона считают Эшерленд местом, которое лучше обойти стороной, и
сочиняют небылицы, подчеркивая свой страх перед мрачными, негостеприимными
горами.
- Страшила все еще бродит в лесах? - тихо спросил Рикс.
Эдвин взглянул на него и улыбнулся.
- Боже мой! Вы еще помните эту историю?
- Как я мог позабыть? Давай вспомним, как это звучит? "Беги, беги,
лети стрелой и дома дверь плотней закрой - Страшила где-то рыщет, детей на
ужин ищет". Так?
- Почти.
- Когда-нибудь я сделаю Страшилу персонажем своей книги, - сказал
Рикс. - А как насчет черной пантеры, которая разгуливает там же? Есть
какие-нибудь новые наблюдения?
- В самом деле есть. В августовском "Демократе" писали, что какой-то
сумасшедший охотник клялся, будто видел ее на Бриатопе. Полагаю, подобные
истории и делают газетам тираж.
Рикс обозревал лесные заросли по обе стороны дороги. У него засосало
под ложечкой, когда он вспомнил рассказанную ему Эдвином сказку о
Страшиле, создании, живущем, по словам местных, в горах более ста лет и
ворующем детей, которые уходят слишком далеко от дома. Даже сейчас, уже
взрослый, Рикс думал о Страшиле с детским страхом, хотя знал, что эту
историю выдумали, чтобы удерживать детей вблизи дома.
За следующим поворотом дороги стояла громадная стена с затейливо
отделанными железными воротами. На гранитной арке над воротами железными
буквами было написано: ЭШЕР. Когда Эдвин подъехал достаточно близко,
сработал радиозамок и ворота распахнулись. Эдвину не пришлось даже снимать
ногу с акселератора.
Когда они проехали, Рикс оглянулся через плечо и увидел, как ворота
автоматически захлопнулись. Их устройство всегда напоминало ему капкан.
Мгновенно ландшафт переменился. Последние островки дикого и густого
леса перемежались сочными газонами и безупречно ухоженными садами, где
между статуй важничающих фавнов, кентавров и ангелочков росли розы, фиалки
и подсолнечники. Между ровными рядами сосен виднелась высокая стеклянная
крыша теплицы, где один из предков Рикса выращивал всевозможные кактусы и
тропические растения. Жимолость и английский плющ окаймляли границы леса.
Рикс увидел нескольких садовников за работой. Они подравнивали кустарник и
обрезали деревья. В одном саду стоял огромный красный локомотив времен
первых железных дорог, возведенный на каменный пьедестал. Он был куплен
Арамом Эшером, сыном Хадсона и пра-пра-дедушкой Рикса, первым из династии
Эшеров. Одно время Эшеры управляли своей собственной железной дорогой -
"Атлантик сиборд лимитед". По ней перевозили порох, боеприпасы и оружие.
Несколько тысяч акров имения Эшеров так никогда и не были
картографированы. Эти земли включали в себя горы, медленно текущие реки,
широкие луга и три глубоких озера. Как всегда, Рикс был поражен
неописуемой красотой Эшерленда. Это было великолепное, роскошное поместье,
достойное американских королей. Но тут, мрачно думал Рикс, тут была еще и
Лоджия - храм, святая святых клана Эшеров.
Эдвин притормозил у въездных ворот Гейтхауза. Особняк из белого
известняка с красной шиферной крышей окружали красочные сады и огромные
древние дубы. В нем было тридцать две комнаты. Пра-пра-дедушка Рикса
Лудлоу построил его как дом для гостей.
Лимузин остановился. Рикс боялся входить в этот дом. Когда Эдвин
собрался выходить, Рикс заколебался и почувствовал его руку на плече.
- Все будет хорошо, - уверил Эдвин. - Вот увидите.
- Да, - ответил Рикс. Он заставил себя выйти и достал сумку из
багажника, а Эдвин взял чемодан. Они поднялись по каменным ступенькам,
прошли через внутренний дворик, посреди которого в маленьком декоративном
пруду плавали золотые рыбки, и остановились перед массивной дубовой
дверью.
Эдвин позвонил, и молодая горничная-негритянка в бледно-голубой
хрустящей униформе впустила их. Другой слуга, средних лет негр в сером
костюме, провел Рикса в дом, взял его багаж и направился к центральной
лестнице. Рикс заметил, что дом с каждым его приездом становится все
больше похож на какой-то мрачный музей. Великолепной меблировкой -
персидскими коврами, старинными французскими столами и стульями,
позолоченными зеркалами прошлого века и средневековыми гобеленами,
изображающими сцены охоты, - казалось, можно восхищаться лишь на
расстоянии. Стулья в стиле Людовика Пятнадцатого никогда не проминались
под весом человеческого тела, бронзовые и керамические предметы искусства
покрывались пылью, но оставались нетронутыми. Все вещи в доме, казалось,
были также холодны к Риксу, как и люди, выбравшие их.
- Миссис Эшер и мистер Бун в гостиной, сэр, - сказала молоденькая
горничная, явно намереваясь проводить Рикса туда.
Эдвин пожелал удачи и пошел загнать лимузин обратно в гараж.
Горничная раздвинула ореховые двери гостиной, установленные на
колесиках. Рикс на секунду замер у порога и почувствовал тошнотворный
сладковатый запах, неожиданно возникший, казалось, из ниоткуда.
Он понял, что это запах гниения человеческого тела, идущий сверху из
комнаты отца.
Рикс собрался с духом и шагнул в гостиную, представая перед братом и
хозяйкой Эшерленда.
2
Вороша бронзовой кочергой дрова в мраморном камине, Бун поднял взгляд
на звук открывающейся двери и в позолоченном зеркале над очагом увидел
Рикса.
- О! - сказал он. - А вот и знаменитый автор триллеров, мама!
Маргарет Эшер сидела в высоком итальянском кресле, глядя на огонь.
Она мерзла весь день и никак не могла изгнать холод из своих костей. Она
не обернулась поздороваться с сыном.
Двери закрылись за Риксом, мягко, но со слабым щелчком, похожим на
звук защелкивания капкана. Теперь он был с ними наедине. Он был одет в
потертые джинсы и бледно-голубую рубашку под бежевым свитером - вполне
уместно для любого другого места, за исключением этого, подумал Рикс. На
Буне был костюм с иголочки, а на матери - тщательно подобранное голубое с
золотом платье.
- Здравствуй, мама, - сказал Рикс.
- Я замерзла, - сказала она, как будто не слыша. - В доме очень
холодно, ты не заметил?
- Хочешь, принесу тебе свитер, мама?
Она помедлила, размышляя над вопросом Буна, ее голова слегка
склонилась набок.
- Да, - сказала она в конце концов. - Свитер может помочь.
- Само собой. Мам, покажи Риксу тот жемчуг, что я привез тебе из
Нью-Йорка. - Бун показал пальцем на ее шею, призывая ее поднять голову.
Нить жемчуга ярко блестела в золотом свете, который просачивался сквозь
большое окно с видом на азалиевый сад. - Мило, а? Обошлась в четыре тысячи
долларов.
- Очень мило, - согласился Рикс. - Бун и мне привез в Нью-Йорк пару
подарков, мама.
Бун невесело рассмеялся.
