исцарапанного сапога прогоревшее полено, дерево треснуло и выпустило на
волю еще один язык огня. - Так х о л о д н о!
Мальчик смотрел на отца, на белую глазированную корку льда, которая
теперь начала таять, капая с усов и бороды, с бровей отца. Папа вдруг
закрыл глаза, крепко зажмурился, глубоко вздохнул и зябко задрожал всем
телом.
- О-о-о-ох-х-х!!!
Потом он выдохнул, глаза открылись, и он повел взглядом по сторонам,
взглянул в лицо сына и несколько секунд в молчании смотрел ему в глаза.
- Что ты так смотришь, малыш?
- Ничего. Запах какой странный... Что это за запах ?
Папа кивнул:
- Подойди-ка сюда ко мне!
Мальчик сделал шаг к отцу и вдруг замер на месте.
- Ну? Я же сказал - подойти сюда!
Женщина в другом конце комнаты стояла, замерев, все еще держа одной
рукой полу полушубка. На лице ее застыла кривая улыбка, словно она получила
пощечину, нанесенную неожиданно возникшей из темноты рукой. "Все в
порядке?" - спросила она. В голосе ее послышалась дрожащая нота, как у
органа в большом соборе в Будапеште.
- Да, - сказал Папа, протягивая к сыну руки.
- Все превосходно, потому что я наконец дома, с моими любимыми, с
сыном и женушкой.
Мальчик заметил, что тень набежала на лицо матери, и оно на миг
потемнело. Рот ее приоткрылся, и в глазах, как в глубоких озерах, застыло
ошеломление.
Отец взял сына за руку. Рука отца была мозолистой, заскорузлой в тех
местах, где веревка до ожога натерла кожу. И ужасно холодной. Мужчина
заставил мальчика пододвинуться поближе. В очаге языки пламени извивались,
словно змеи, разворачивающие свои кольца.
- Да, - сказал он шепотом, - верно. - Взгляд его упал на женщину. -
Почему в моем доме так холодно.
- Я... прости... - прошептала она. Она вдруг задрожала, а глаза ее
превратились в черные, полные ужаса, провалы. Из горла ее донесся тихий
вопль.
- Очень холодно, - сказал Папа. - Мои кости словно превратились в лед.
Чувствуешь, Андре?
Мальчик кивнул, глядя в лицо отца, освещенное пламенем очага, резко
обозначивших границы света и тени на лице. В темных, более темных, чем он
помнил, глазах он увидел свое собственное отражение. Да, глаза у папы стали
гораздо темнее, чем были раньше. Теперь они словно пещеры в горах, и
окаймлены серебром. Мальчик моргнул и отвел взгляд. Это потребовало такого
усилия, что мышцы шеи начали болеть. Он теперь дрожал, как и Мама. Ему
вдруг стало страшно, хотя он сам не знал, отчего. Он знал только, что кожа
Папы, его волосы и одежда, все это начало пахнуть так же, как та комната,
где уснула вечным сном бабушка Эльза.
- Мы совершили нехорошее дело, - пробормотал Папа. - Я, дядюшка Йозеф
и все остальные из Крайека. Не надо было нам идти в горы...
- Не-не-е-е-т, - простонала Мама, но мальчик не мог повернуть головы в
ее сторону.
- ...потому что мы ошиблись. Все мы ошиблись. Это оказалось совсем не
то, что мы думали...
Мама вдруг застонала снова, как попавший в ловушку зверь.
- Видишь ? - сказал Папа, повернувшись спиной к огню. Его белое лицо
словно светилось в тени. Он крепче сжал плечо мальчика, который вдруг
задрожал, словно сквозь его душу пронесся порыв ледяного северного ветра.
Мама всхлипывала, и мальчик хотел повернуться к Маме, но не мог
пошевелиться, не мог заставить свою голову повернуться, а глаза - моргнуть.
Папа улыбнулся и сказал :
- Мой мальчик. Мой маленький Андре...
И голова его наклонилась к сыну.
Но в следующее мгновение голова мужчины взметнулась обратно, в глазах
вспыхнули серебряные отблески.
- НЕ СМЕЙ СТРЕЛЯТЬ ! - завопил он.
И в это мгновение мальчик с криком вырвался из рук отца и увидел, что
мать дрожащими руками сжимает ружье, широко открывая рот, из которого
вырывался непрерывный вопль. И когда мальчик рванулся к ней, мать нажала
оба курка.
Заряды просвистели над головой мальчика, ударив мужчину в грудь и
голову. Папа закричал - крик его прозвучал эхом воплю матери, но только он
был полон не ужаса, а ярости - когда удар выстрела отбросил его назад на
пол, где он и остался лежать лицом в сумрачной тени и сапогами в
тускло-красных углях очага.
Мама выронила ружье подавляя душившие горло рыдания, которые вдруг
перешли в приступ безумного смеха. Отдача едва не сломала ей руку, отбросив
спиной на дверь. Глаза ее застилали слез. Мальчик чувствовал, как бешено
барабанит сердце. Ноздри ел едкий запах порохового дыма, но он не мог
оторвать глаз от безумной женщины, только что стрелявшей в отца, лицо
которой исказила судорога, на губах выступила пеной слюна, а глаза
лихорадочно метались из стороны в стороны.
Потом в другом углу комнаты послышался тихий скребущий звук.
Мальчик, словно ужаленный, повернулся всем телом.
Папа поднялся с пола. Половина лица у него исчезла, и теперь челюсть,
подбородок и нос висели на белесых, бескровных сухожилиях. Уцелевшие зубы
блестели в отсветах пламени, а глаз повис на толстом сосуде, свешиваясь из
темной дыры в том месте, где была глазница. В дыре горла судорожно
сокращались мышцы и белые нити нервов. Пошатываясь, мужчина поднялся на
ноги и протянул перед собой огромные руки, пальцы которых были согнуты
сейчас наподобие когтей зверя. Он попытался ухмыльнуться, но лишь одна
сторона рта устрашающе изогнулась кверху.
В это мгновение мальчик и его мать увидели, что из ран не вытекло ни
капли крови.
- Оборотень! - вскрикнула Мама, прижимаясь спиной к двери. Слово
ворвалось в сознание мальчика, словно зазубренный нож, вырывающий огромные
куски плоти, и он почувствовал себя жалким и таким же неспособным сделать
шаг, как огородное чучело в зимнюю ночь. - Чудовище ! - кричала Мама -
Монстр!
- О, не-не-е-е-е-т ! - прошептало половиной рта чудовище. И сделало -
с трудом, но сделало - шаг вперед, жадно сжимая и разжимая пальцы-когти. -
Не так скоро, моя жена...
Мама схватила мальчика за руку, повернулась и сбросила засов. Он почти
настиг их в тот момент, когда ветер, твердый, как камень, ворвался в дом.
Мужчина пошатнулся, сделал шаг назад, прижимая одну руку к голове. Женщина
выбралась наружу в ночь, волоча за собой сына. Ноги их утонули в снегу,
который, словно болотная трясина, старался уже не выпустить свои жертвы.
- Беги! - крикнула Мама, стараясь перекричать завывание ветра. - Мы
должны бежать!
Она крепче ухватила его за руку - мальчику показалось, что пальцы ее
едва не до кости продавили мышцы - и они начали вдвоем пробираться сквозь
завихрения бурана.
Где-то в ночной тьме вскрикнула женщина, тонким, полным ужаса голосом.
Потом донесся мужской голос, в нем слышалась мольба о пощаде. Мальчик
оглянулся через плечо на сбившиеся в кучу домики Крайека. Сквозь бурю он
ничего не смог разглядеть. Но переплетаясь с сотнями голосов воющего ветра,
ему послышался хор жутких выкриков. Откуда-то доносилась отвратительная
какофония хохота, которая становилась все громче и громче, нарастая, пока
не утопила все просьбы о пощаде и воззвании к Богу. Он краем глаза заметил
уходящий в темноту собственный дом. Увидел тусклый красный свет в проеме
открытой двери, отблеск угасающих углей, и на его фоне - полуслепая, рывкам
двигающаяся фигура, которая выбралась за порог. И он услышал вопль
беспомощной ярости, вырвавшийся из искалеченной бескровной глотки:
- Я НАЙДУ ВАС !!!
В этот момент мать дернула мальчика за руку, принуждая двигаться
быстрее, и он чуть не упал, но она снова дернула и он побежал. В лицо им
бил завывающий ветер, и черные волосы Мамы уже стали седыми под слоем инея
и снега, словно она постарела за считанные минуты или сошла с ума,
превратившись в безумного обитателя одного из сумасшедших домов, которому
реальность предстает в виде скалящихся кошмаров.
Вдруг из-за белых от снега сосен показалась фигурка, тоже белая и
тонкая, словно сделанная из речного льда. Белые волосы вились по ветру, так
же, как и обрывки полусъеденной червями одежды. Фигурка замерла на верхушке
снежного пригорка, ожидая, пока они приблизятся. И прежде, чем мать
заметила ее, фигурка заступила им путь, улыбаясь, как маленький мальчик,
протягивая вперед свою ледяную тонкую руку.
- Мне холодно, - сказал шепотом Ивон Гриски, продолжая улыбаться... -
Я потерял дорогу к дому.
Мама замерла, выставила, защищаясь, руку. На мгновение мальчик попал
под власть взгляда Ивона Гриски, и в сознании его послышалось как будто эхо
шепота: "Ты пойдешь играть со мной?". И он едва не ответил: "Да-да,
конечно?" Но тут Мама что-то крикнула, слова унес прочь ветер. Она дернула
мальчика за руку, и он оглянулся назад с привкусом какого-то сожаления в
душе. Ивон уже забыл о них, он медленно шагал в направлении занесенного
метелью села Крайек.
Через некоторое время Мама уже не в состоянии была двигаться дальше.
Задрожав, она упала на снег. Ее вырвало, и мальчик отполз в сторону от
парящей лужи, глядя назад, туда, где за машущими ветвями сосен скрылся дом.
Лицо его обожгло морозом, и он подумал, останется ли в живых отец. Почему
Мама в него выстрелила? Папа так любил их, а она в него выстелила. Нет,
только нехороший человек мог поступить так!
- Папа! - позвал мальчик, услышав в ответ лишь голос ветра, словно
издевательски копировавшего человеческий голос. Веки мальчика были тяжелы
от инея.
- Папа! - Его детский усталый голос стал хриплым.
Но тут мать с трудом поднялась на ноги, снова заставляя его идти, хотя
он и пытался вырваться. Она яростно тряхнула его - белые полосы замерших
слез окаймляли ее лицо, как белая оторочка на вышивке, и прокричала:
- Он мертв! Ты понимаешь? Нам нужно бежать, Андре, чтобы спастись, мы
должны бежать!
Услышав эти слова, мальчик понял, что она наверняка сошла с ума. Папа
серьезно ранен, это так, потому что она выстрелила в него, но Папа был еще
жив. Нет, нет! Он там, дома, ждет.
И в это мгновение свет пронизал полог тьмы. Из трубы валил дым. Они
увидели придавленную снегом крышу. Они бросились бежать к этим огням,
спотыкаясь, с трудом переставляя окоченевшие ноги. Женщина что-то бормотала
про себя, истерически смеялась и все сильнее тащила мальчика за руку.
Мальчик из последних сил сопротивлялся ледяным пальцам мороза, сжимавшим
его горло.
"Ложись, - шептал ему на ухо ветер, теперь дувший в затылок, - ложись
прямо здесь и спи, эта женщина ранила отца, и она может ранить тебя тоже.
Ложись в снег прямо здесь, полежи немного, и тебе будет тепло. А утром
придет Папа, да, спи, малыш, забудь обо всем остальном!"
Над массивной дверью скрипела видавшая виды вывеска. Мальчик разобрал
смутно белевшие буквы: "Гостиница Доброго Пастуха". Мама яростно заколотила
в дверь, одновременно тряся мальчика за плечо, не давая ему заснуть.
- Впустите, пожалуйста! Впустите нас! - кричала она, колотя в дверь
побелевшими окоченевшими кулаками, которые уже не чувствовали.
Мальчик споткнулся и упал, голова его свесилась.
Дверь вдруг отворилась, к ним протянулись чьи-то руки. Колени у
мальчика подогнулись, он услышал стон Мамы, и холод - словно запретный
любящий чужестранец - в последний раз поцеловал его. Сознание провалилось в
бездонную пучину сна.
Часть первая
ПЯТНИЦА 25 ОКТЯБРЯ
" К О Т Е Л "
1.
Над шоссе 285, пересекавшем Техас от форта Стоктон до Пекоса, лежала
звездная ночь, черная, как асфальт шоссе, в полуденную жару едва не
кипевший, будто варево в котле. Темная ночь, погруженная в неподвижность,
подобная затишью в океане бури, оказалась как бы пойманной в промежуток
между закатом и рассветом. Во все стороны уходила плоская, как сковородка,
прерия, местами лишь однообразие нарушали кактусы и колючие кусты. Останки
старых автомобилей, обглоданные испепеляющим солнцем, и время от времени
случавшимися пылевыми бурями, давали убежище для случайных гремучих змей.
Как раз рядом с одной из таких темнеющих груд металлических корпусов,
