Улыбка адвоката была вымученной и натянутой.
- Конечно. Как скажешь, Уэйн. Я за тебя на все сто.
- Вам не стоило беспокоиться, джентльмены, - сказал Найлз, беря
Уэйна за локоть и направляясь в сторону двери. - Я послежу за сном
Уэйна.
Неожиданно лицо Джорджа Ходжеса покраснело от ярости, он
пересек комнату и положил руку на плечо мужчине.
- Послушайте, вы...
Найлз молниеносно развернулся, и в горло Ходжеса уперлись два
жестких пальца. Ходжес почувствовал короткую ослепляющую боль, от
которой подогнулись его колени. Через сотую долю секунды рука
Найлза снова спокойно висела вдоль его тела. В его бледно-серых глазах
мелькнул тусклый огонек. Ходжес закашлялся и отошел в сторону.
- Извините, - сказал Найлз, - но вы никогда не должны касаться
меня таким образом.
- Вы... вы пытались меня убить! - прохрипел Ходжес. - У меня
есть свидетели! Клянусь Богом, я привлеку вас за все, что вы натворили!
Я уезжаю отсюда сейчас же! - Он, шатаясь, прошел мимо них к выходу
из комнаты, прижимая руку к горлу.
Найлз оглянулся на Брэгга.
- Урезоньте вашего друга, мистер Брэгг. Ему не выйти из дома до
утра, потому что двери и окна заперты гидравлически. Я поступил
грубо, и я извиняюсь.
- О... конечно. Все в порядке. Я имею в виду, что... Джордж
немного расстроен...
- Точно. Я уверен, что вам удастся его успокоить. Поговорим
утром.
- Хорошо, - согласился Брэгг и соорудил слабую улыбку.
Август Крипсин ждал в своей спальне этажом выше в другом конце
дома. Когда Уэйн впервые увидел ее, она напомнила ему больничную
палату: стены были белыми, а потолок был разрисован под голубое небо
с белыми облаками. Жилая часть состояла из софы, кофейного столика и
нескольких кожаных кресел. Пол покрывали персидские ковры мягких
тонов, а торшеры излучали золотистый свет. Большая кровать,
укомплектованная пультом управления освещением, влажностью и
температурой и содержащая несколько маленьких телевизионных
экранов, была со всех сторон окружена пластиковой занавеской,
наподобие кислородной камеры. Рядом с кроватью был установлен
кислородный баллон с маской.
Шахматная доска все еще стояла на длинном кофейном столике
тикового дерева, где была оставлена прошлой ночью. Крипсин, одетый в
длинный белый халат, сидел рядом с ней. Когда Найлз привел Уэйна, его
глаза оценивали варианты продолжения партии. На Крипсине были
надеты тапочки и хирургические перчатки. Его тело покоилось в
специальном управляемом кресле.
- Опять кошмар? - спросил он у Уэйна, когда Найлз вышел.
- Да, сэр.
- Присаживайся. Давай продолжим игру с того места, на котором
прервались.
Уэйн пододвинул себе кресло. Крипсин учил его основам игры;
Уэйн безнадежно проигрывал, однако кони, пешки, ладьи и все прочее
отвлекало его от плохих снов.
- Они были настолько реальны, да? - спросил Крипсин. - Я
думаю, что кошмары более... реальны, чем обычные сны. - Он указал на
две пилюли, белую и красную, и на чашку травяного чая, которая стояла
напротив Уэйна.
Уэйн без колебаний проглотил пилюли и запил их чаем. Они
помогали ему расслабиться, помогали уменьшить мучительную
головную боль, и после того, как он к утру засыпал, он знал, что ему
будут сниться только прекрасные сны о том, как он был маленьким и
играл с Тоби. В этих навеянных лекарствами снах все было безмятежным
и счастливым, и Зло не могло найти дорогу к нему.
- Маленький человек боится малопонятных вещей, и только
человек с большим характером чувствует настоящий ужас. Я
наслаждаюсь нашими беседами, Уэйн. А ты?
Уэйн кивнул. Он уже начал чувствовать себя лучше. Сознание
прояснилось, затхлые сети страха растаяли, и он почувствовал себя как
на свежем летнем ветерке. Еще немного, и он засмеется как маленький
мальчик, все страхи и ответственность исчезнут как плохие сны.
- Всегда можно судить о человеке, - сказал Крипсин, - по тому,
чего он боится. И страх может быть также орудием; большой рукояткой,
с помощью которой можно заставить вращаться мир в любом
направлении. Ты лучше всех людей должен знать силу страха.
- Я? - Уэйн оторвал взгляд от шахматной доски. - Почему?
- Потому что в этом мире есть два величайших ужаса: Болезнь и
Смерть. Ты знаешь, сколько миллионов бактерий населяет человеческий
организм? Сколько из них может внезапно стать смертельно опасными и
начать сосать соки из человеческих тканей? Ты знаешь, как хрупок
человеческий организм, Уэйн.
- Да, сэр.
- Твой ход.
Уэйн начал изучать лежащую перед ним доску из слоновой кости.
Он пошел слоном, не имея в голове других идей, кроме как съесть одну
из черных ладей Крипсина.
- Ты уже забыл то, что я говорил тебе, - заметил Крипсин. - Ты
должен научиться смотреть через плечо.
Он протянул руку на другую сторону доски и съел второй своей
ладьей последнего слона Уэйна. Лицо его при этом напоминало
раздутую белую луну.
- Почему вы живете так? - спросил Уэйн. - Почему не выходите
наружу?
- Почему же, иногда выхожу. Когда у меня намечена какая-то
поездка. Сорок девять секунд от двери до лимузина. Сорок шесть от
лимузина до самолета. Неужели ты не понимаешь, что плавает в воздухе?
Каждая эпидемия чумы, которая свирепствовала в городах и странах,
кося сотни и тысячи, начиналась с маленького микроорганизма.
Паразита, который выделился при чихании или прицепился к мухе,
когда та залезала в крысиную нору. - Он наклонился к Уэйну, его глаза
расширились. - Желтая лихорадка. Тиф. Холера. Малярия. Черная чума.
Сифилис. Кровяные нематоды и черви могут инфицировать вас и убить
вашу силу, оставив в результате пустую оболочку. Бациллы бубонной
чумы могут быть дремлющими и безвредными на протяжении
поколений, а затем неожиданно истребить полмира. - На черепе
Крипсина засверкали маленькие капли пота. - Болезнь, - прошептал
он. - Она повсюду вокруг нас. Она прямо за этими стенами, Уэйн,
прижалась к ним и пытается проникнуть внутрь.
- Но... люди теперь иммунны ко всем этим вещам, - возразил
Уэйн.
- Никакого иммунитета не существует! - Крипсин почти кричал.
Его губы несколько секунд беззвучно шевелились. - Степень
сопротивляемости росла и падала; болезни менялись, вирусы
мутировали и размножались. В 1898 году бубонная чума убила в Бомбее
шесть миллионов; 1900 году она появилась в Сан-Франциско;
аналогичные чумным бактерии были найдены у земляной белки. Ты
понимаешь? Они ждали. Каждый год в Соединенных Штатах
регистрируются случаи заболевания проказой. В 1948 в Штатах чуть не
разразилась эпидемия оспы. Болезнь все еще здесь! Кроме того,
появились новые бактерии, новые паразиты, которые эволюционировали
все это время!
- Если болезни поставить под контроль, то и смерть окажется под
контролем, - сказал Крипсин. - Какую силу должен иметь человек,
чтобы... не бояться. Эта сила сделает его подобным Богу!
- Я не знаю. Я... никогда не думал об этом с такой точки зрения.
Уэйн взглянул в обрюзгшее лицо Крипсина. Глаза мужчины были
бездонным черными омутами, а поры на коже напоминали размером
блюдца. Его лицо, казалось, заполнило всю комнату. По телу Уэйна
разлилось тепло и ощущение безопасности. Он знал, что в этом доме он
был в безопасности, и несмотря на то, что иногда он видит кошмары,
посылаемые ему этой женщиной-колдуньей, она не сможет до него
добраться. Ничто не сможет добраться до него; ни обязанности, ни
страхи, ни какие-либо болезни окружающего мира.
Крипсин поднялся с кресла с ворчанием гиппопотама,
выныривающего из черной воды. Он неуклюже пересек комнату,
подошел к кровати, отодвинул окружающую ее пластиковую занавеску и
нажал пару кнопок на пульте управления. В тот же миг на трех
видеоэкранах возникло изображение. Уэйн искоса взглянул на них и
хмыкнул. Это были видеозаписи его телевизионного шоу, и на всех трех
экранах он касался людей, стоящих в Очереди Исцеления.
- Я смотрю это снова и снова, - сказал огромный мужчина, - и
надеюсь, что вижу правду. Если это так, то ты единственный человек на
земле, который может сделать для меня то, что я хочу. - Он повернулся к
Уэйну. - Мой бизнес - комплексный, требующий много внимания. Я
владею компаниями от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка плюс еще
многими в других странах. Для распоряжений я пользуюсь телефоном.
Люди делают все, чтобы стать ближе ко мне. Однако мне пятьдесят пять
лет, мне везде мерещатся болезни, и я чувствую, что дела ускользают у
меня из рук. Я не хочу, чтобы это произошло, Уэйн. Я перенесусь в Рай -
или в Ад - оставив дела такими, как они есть. - Его черные глаза
загорелись. - Я хочу отвести от себя смерть.
Уэйн смотрел на свои руки, сцепленные на коленях. Голос
Крипсина эхом отдавался в его голове, будто он сидел в огромном
кафедральном соборе. Он вспомнил, что его папа говорил ему, чтобы он
хорошо прислушивался к тому, что говорит мистер Крипсин, потому что
он мудрый и справедливый человек.
Крипсин положил руку на плечо Уэйна.
- Я рассказал тебе о своем страхе. Теперь расскажи мне о своем.
Уэйн, поначалу нерешительно, стал рассказывать. Потом он
разговорился, пытаясь высказать все, что было внутри него, и зная, что
мистер Крипсин поймет. Он рассказал ему о Рамоне Крикмор и ее сыне,
о том, как она прокляла их с отцом и пожелала отцу смерти, о смерти и
воскрешении своего отца, о том, как она стала насылать на него
кошмары и как он не может выгнать из головы ее лицо или лицо
мальчика-демона.
- Из-за нее... у меня болит голова, - объяснил Уэйн. - А этот
парень... иногда я вижу его глаза, смотрящие на меня, как... как будто он
думает, что лучше меня...
Крипсин кивнул.
- Ты доверяешь мне сделать для тебя хорошее дело, Уэйн?
- Да, сэр, доверяю.
- Ты чувствуешь себя удобно и комфортабельно здесь? Я помогал
тебе заснуть и все забыть?
- Да, сэр. Я чувствую... что вы верите мне. Вы слушали меня и вы
поняли. Другие... они смеялись надо мной, как тогда под Тауэром...
- Тауэр? - спросил Крипсин. Уэйн тер лоб, но не отвечал. - Я хочу
показать тебе, сынок, как я могу быть искренен. Я хочу, чтобы ты
доверял мне. Я положу конец твоим страхам. Это будет сделать просто.
Но... если я сделаю это для тебя, то я попрошу тебя сделать кое-что для
меня взамен, чтобы я мог знать, насколько искренен ты. Понимаешь?
Пилюли заработали. Комната начала медленно вращаться, цвета
перемешались в длинную радугу.
- Да, сэр, - прошептал Уэйн. - Они должны гореть в Адовом
пламени навечно. Навечно.
- Я могу для тебя послать их в Ад, - Крипсин наклонился над
Уэйном сжав его плечо. - Я попрошу мистера Найлза позаботиться об
этом. Он религиозный человек.
- Мистер Найлз мой друг, - сказал Уэйн. - Он приходит по ночам
и разговаривает со мной, и он приносит мне перед сном бокал
апельсинового сока... - Уэйн заморгал и попытался сосредоточить
взгляд на лице Крипсина. - Мне... нужно немного волос колдуньи. Я
хочу подержать их в руках, потому что я знаю...
Огромное лицо улыбнулось.
- Это просто, - прошептало оно.
49
Бабье лето сильно затянулось. Синий вечерний свет догорал,
желтые листья шелестели на деревьях и, падая, шебуршали по крыше
дома Крикморов.
По мере сгущения темноты Рамона все больше и больше
выкручивала фитили ламп, стоящих в передней. В камине горел слабый
огонек, и она придвинула свой стул поближе, чтобы он мог ее греть; она
следовала традиции чокто, заключающейся в том, чтобы разводить
маленький огонь и садиться к нему поближе, в отличие от белых людей,
которые разводят огромный костер и становятся подальше от огня. На
столе рядом с ней горела керосиновая лампа с металлическим
отражателем, дающая достаточно света для того, чтобы она могла в
третий раз перечитать письмо, полученное сегодня от сына. Оно было
написано на листочке в линейку, вырванном из тетради, но на конверте,
в левом нижнем углу, красивыми черными буквами было напечатано
