промокшая насквозь старуха, обняла ее за талию, потянула в дом.
"Вдовы от моря, - подумал Мур, наблюдая за ними. - Вдовы? Нет-нет.
Еще нет". Женщины пошли по грязи к дому.
- Почему? - спросил Мур старуху, когда они проходили мимо него,
и прирос к месту, такая твердая уверенность, возможно, даже
умудренность, проступила на морщинистом лице.
- Судьба, - ответила старуха, и они с женой Чейна ушли.
~Судьба. Судьба. Судьба~. Это слово вошло в его мозг и
взорвалось там тысячью стальных осколков. Мур вспомнил надпись на
транце разбитой морем яхты: "Баловень судьбы". Он ничего не мог
сделать - быстрые потаенные течения судьбы несли его, ничего не
понимающего, не постигающего причин и смысла происходящего, несли,
как бы отчаянно он ни боролся с ними. Он не мог победить в этой
борьбе, ибо жизнь подобна морю, и ее могучая сила увлекает человека в
таинственную пучину Бездны его будущего.
Возможно, возвращение Корабля Ночи было лишь вопросом
времени; возможно, Мур лишь ускорил неизбежное. Сейчас, оглядываясь
на цепь смертей и разрушения, он видел в ней лишь звено той цепи
событий, которая заставила его объехать весь мир и очутиться здесь, не
где-нибудь, а именно здесь под хлестким тропическим ливнем. Чейн
прав, дошло до него, ничто не помешает этим тварям вернуться за
новыми припасами, за новыми жизнями. Много лет назад, в другой
бурный штормовой день, когда земля сомкнулась над ним, в нем, Муре,
что-то сломалось. Тогда какая-то часть его умерла, и он стал подобен
истерзанным тварям с борта подводной лодки - бесприютный,
неприкаянный, попавший в тиски судьбы, которая лишь сейчас
обнаружила себя. Только последние несколько дней позволили ему
явственно увидеть страшное будущее.
К добру ли, к худу ли, но Мур любил этот остров и островитян. Он
любил их как свою утраченную семью. И, с Божьей помощью или без
нее, не должен был, не мог, не желал терять их из-за внезапного
мрачного каприза своей судьбы.
- Я помогу ему, - услышал он свой голос.
Яна вцепилась ему в руку, стараясь остановить, удержать. Она
вытерла залитые дождем глаза и замотала головой:
- Дэвид, он сумасшедший! Если он найдет лодку, она разрежет его
траулер пополам! Он не вернется, он знает, что не вернется!
В мышцах Мура зажглось раскаленное белое пламя. ~Мы
рождаемся в одиночку и смерть должны встречать в одиночку~. Кто это
сказал? Преподаватель философии, тысячу лет назад, в учебном классе, в
другой жизни. "Всем нам придется умереть, мирно или в муках", - сказал
Чейн. Мур понимал, что шансы расстаться с жизнью очень велики, и
принимал это. Он рискнет, схватит удачу за хвост, бросит вызов злобным
богам, потому что в краткий, мимолетный миг прозрения видел финал
своего путешествия. Видел замерший в ожидании нос Корабля Ночи,
острый, как нож.
Он высвободился от Яны и пошел по раскисшей извилистой
дороге вниз, к бухте, где еще двигались светляки фонарей.
Старенький, видавший виды траулер Чейна терся бортом об
обшитый старыми покрышками причал. Это было самое большое судно
в индейской флотилии, пожалуй, чуть-чуть больше пятидесяти футов от
носа до кормы, широкое, с продолговатым корпусом. Почти вся краска с
бортов облупилась, кое-где виднелись заплаты, но все они находились
выше заметной темной полосы ватерлинии. Посреди палубы, чуть
сдвинутая к корме, была широкая приземистая кабина, выкрашенная в
бордовый цвет, с несколькими металлическими иллюминаторами. В
дождливое небо смотрели голые мачты с туго свернутыми парусами, со
снастей капало. На корме стояли лебедки, лежали сети, какие-то
железные бочки. Судно казалось солидным, надежным - продолговатый
притупленный нос, надстройка, чистый четкий контур.
Приблизившись, Мур различил на плоской корме выцветшие,
когда-то красные буквы: "Гордость". Сильная зыбь качала траулер, терла
бортом о покрышки; скрипели и стонали доски, глухо плескала у носа
вода.
На юте возилось несколько голых по пояс карибов - убирали сети и
тросы. Работали помпы; из шлангов на корму выплескивалась вода.
Один из индейцев пронес объемистый сверток из прозрачного пластика,
но Муру не было видно, что это. Он подождал. Индеец открыл дверь
каюты и исчез внутри.
- Где Чейн? - крикнул Мур тому, кто был к нему ближе всех.
Кариб поднял голову и угрюмо посмотрел на него, потом
повернулся к Муру спиной и покатил тяжелую железную бочку дальше.
- Эй! - Мур ухватился за тянувшуюся вдоль причала ограду,
перегнулся и крикнул другому индейцу, дальше на палубе: - Эй!
Позовите Чейна!
Но тут дверь каюты вновь открылась, и из нее появился человек,
который занес внутрь сверток, а за ним - Чейн, что-то отрывисто, резко,
приказным тоном говоривший ему. Чейн заметил Мура и подошел к
планширу.
- Что вы здесь делаете? - спросил он угрожающе. - Я же велел вам
проваливать!
- Я хочу пойти с вами, - объяснил Мур.
Несколько мгновений Чейн молчал. Потом он сказал:
- Уходи домой, белый. Эта охота не для тебя.
И отошел от борта.
Мур отчаянно замахал руками:
- Постойте! Погодите! Прошу вас! Вы вряд ли поймете, но для
меня это очень важно. Я не буду обузой, я сам плавал, я могу подменить
любого из команды. За мной не придется присматривать!
- Зачем вам это? - спросил индеец.
- Я... хочу быть там, - сказал Мур. - Лично удостовериться, что
лодка не вернется. Позвольте мне пойти с вами.
- Вы сошли с ума, - сказал Чейн.
- Нет. ~Я~ нашел эту сволочь, из-за меня она всплыла. Если бы не
я, по Кокине этой ночью не гуляла бы смерть. Как вы не понимаете? Я
должен быть там, обязательно, у меня есть право помочь вам остановить
эту тварь... может статься, у меня даже больше прав на это, чем у вас.
Чейн хмыкнул.
- Нет, не больше.
- Ну так как? - настаивал Мур, отмахнувшись от этого замечания.
Чейн внимательно присмотрелся к нему. Он вдруг протянул руку,
крепко взял Мура за запястье и потянул к себе, пока траулер не поднялся
на гребне очередной волны.
- Ладно, - сказал он. - Но старайтесь не мешать мне.
"Гордость" снова качнулась, разбив крутым боком бурлящую пену,
и затихла. Тогда с причала на палубу кто-то спрыгнул. Чейн круто
обернулся, а рыбаки разинули рты.
Яна откинула волосы с лица, и мокрые пряди рассыпались по ее
плечам.
- Я с вами, - объявила она мужчинам.
Не успел Чейн и рта раскрыть, как девушка подступила к нему.
Индеец попятился.
- Выслушайте меня. Прежде всего хочу довести до вашего
сведения, что то, что вы задумали, - безумие. Я сама дура набитая, что
пришла сюда, но если вы намерены догнать подводную лодку, а тем
более заметно замедлить ее продвижение, без меня вам не обойтись. Я
знаю эти лодки вдоль и поперек, я знаю, где слабые места в их броне,
знаю, где ее можно протаранить, чтобы лишить маневренности. И еще я
знаю, что траулер против подводной лодки, даже такой старой и
медленной, это самоубийство. И не заводите старую песню о том, что-де
женщина на борту приносит несчастье - меня этим не проймешь, только
зря потратите время.
Приоткрыв рот, Чейн, как зачарованный, смотрел на нее. Дождь
заливал испещренную шрамами половину его лица.
- Если кто-нибудь из вас начнет лезть не в свое дело, окажетесь за
бортом, понятно? Если уж вам так приспичило, помогите ребятам
перетащить бочки с соляркой. Давайте! - Он наградил Яну
уничтожающим взглядом и вернулся в рубку.
Трюмный люк был распахнут; Мур помог какому-то индейцу
протащить тяжеленную бочку по палубе и спустить ее в трюм, а Яна
убирала у них с дороги тросы. Кошмар, думал Мур, кативший по палубе
четвертую бочку, что если мы ошиблись и лодка идет вовсе не к Ямайке,
а к Тринидаду и Южной Америке? Нет, нет; он был уверен, что некогда
служившее в военном флоте чудовище, снедаемое яростью и жаждой
крови, отправит субмарину охотиться на грузовые суда в районе морских
сообщений. Что если мы опоздали, что если лодка ускользнула, что если
страшную команду уже не остановить?
Примерно за сорок минут траулер был приведен в полную
готовность. С нижней палубы донесся гортанный рокот, закурился
белый дымок выхлопов, задраили люк. Несколько индейцев спрыгнули
на причал и стали убирать швартовы. Под ногу Муру подвернулся
пустой деревянный ящик с полустертой, сделанной по трафарету
надписью "НЕ КАНТОВАТЬ", и он пинком отшвырнул его в сторону.
Команда собралась на юте. Они покинули траулер и стояли под дождем,
глядя, как "Гордость", отдав швартовы, отходит от причала. Кто-то
помахал на прощанье рукой.
- Чейн их оставил! - сказал Мур Яне и пошел в рубку.
Внутри просторной каюты с покрытыми темным лаком дощатыми
переборками стоял штурманский стол; в глубине рубки горела
укрепленная на стене керосиновая лампа. Подволок был из толстых,
некрашеных деревянных брусьев. Чейн, который почти касался его
головой, стоял за полированным штурвалом с восемью спицами, перед
тускло освещенными приборами. На уровне его плеча на полке
примостилась рация. Мур громко сказал, перекрикивая шум двух
дизелей:
- А что же остальные?
Чейн, не отрывая глаз от моря за широким стеклом в деревянной
раме, переложил штурвал на несколько градусов влево, и стекло
забрызгала пена.
- Остались на берегу со своими семьями. И вы, и женщина сами
напросились сюда, Мур. Если вы передумали, плывите обратно, я не
против.
- Но вам же понадобятся люди!
- Я ни с кого не требую больше, чем он сам хочет дать, - сказал
Чейн. - Их место в Карибвиле, с близкими. Они помогли мне
подготовиться, а большего я у них просить не вправе.
- Но вы ничего не сможете в одиночку, - возразил Мур.
- Я не один.
Вошедшая в рубку Яна вопросительно посмотрела на Мура. На
стекло обрушился дождь пополам с морской водой; нос траулера высоко
задрался и резко опустился. Яна ухватилась за деревянный брус
подволока, чтобы не упасть.
- Если вы передумали... - повторил Чейн.
- Нет, - ответил Мур и повернулся к Яне: - Вам не следовало бы
быть здесь.
- За меня не волнуйтесь, не маленькая.
Чейн сердито засопел.
- Либо сию секунду убирайтесь с моего корабля, либо идите на бак
и смотрите за морем.
Из рубки Муру видно было бурлящее море. Небо из черного
становилось серым - быстро светало. Сильный ветер гнал низкие тучи,
рвал облачную пелену, и в прорехи пробивался промозглый желтоватый
свет. Мур вышел на палубу, на резкий колючий ветер, и увидел, что в
небо поднимается черный столб дыма. Он висел точно над деревней, и
сердце Мура мгновенно подкатило к горлу.
- Чейн, - позвал он, показывая на дым. Индеец выглянул, не
выпуская штурвала из сильных рук. "Деревня горит", - сказал он,
задыхаясь от ярости. В горле застрял комок. Чейн развернул траулер,
очень медленно, чтобы волны не перехлестывали через левый борт,
перевел рычаг управления двигателями на "малый вперед", и шум
дизелей стал тише. Холодные угрюмые глаза Чейна смотрели в одну
точку.
Через несколько минут Мур различил разгромленные рыбачьи
хижины. Траулер Чейна прошел между обросшими зеленой слизью
бакенами в более спокойные воды гавани. Запах дыма здесь был густым
и едким, и Мур почувствовал, как ярость закипает в нем с новой силой.
Когда траулер подходил к грузовой пристани, Мур увидел кучку
оборванных островитян, закричал им и бросил швартов. Не дожидаясь,
пока Чейн отключит двигатели, он спрыгнул на причал и стал
пробираться сквозь толпу к лачугам.
Чейн вышел на палубу.
- Мур! - рявкнул он. - Не до того!..
Но Мур уже исчез. Ярость бушевала в нем, ноги вязли в сыром
песке. Над бухтой висел тошнотворный запах гари. На мостовой лежали
вынесенные из развалин обугленные трупы; во многих из них не осталось
ничего человеческого - трудно было представить, что когда-то они
ходили, жили, дышали как все люди. Мур стиснул зубы, высматривая
знакомые лица, но не мог никого узнать. Впереди, там, где работала еще
одна группа спасателей-добровольцев, кто-то крикнул: "Вот он!" - и
какая-то женщина зарыдала.
Потрясенный Мур уходил все дальше. Вокруг мелькали лица -
