поможет тебе Господь! Ах, oui, конечно же - вы видите в ней лишь
память об исторических событиях, возможно, курьез. А стали бы вы вот
так же заглядывать в пасть змее? Теперь эта лодка вскрыта и стоит в
хрупких деревянных стенах. И что же, скажите, вы нашли в ней?
- Ничего. Вообще ничего.
- Ложь! - свирепо прошипел Бонифаций. Он оглядел столпившихся
вокруг людей, и, когда снова посмотрел на белого, то уже опять владел
собой. Он сказал, почти прошептал: - Я знаю, что вы там нашли, Мур.
Вы слышите? Знаю! А вы решили, что грезите, или сошли с ума, или
прокляты и обречены видеть то, чего вам никогда не понять, как ни
старайтесь. Не ходите туда больше. Послушайтесь моих
предостережений, оставьте лодку в покое!
- Что же я там видел, Бонифаций? Поделитесь.
Священник помолчал, а когда заговорил, голос его шел от самого
сердца.
- Мур, перед вами на миг открылся Гадес. Вы видели обитель
вечных мук и казней. И все же вам хватает глупости думать, будто это
был кошмарный сон, будто вы в безопасности оттого, что непонятное
вам не может на вас посягнуть. ~Но я говорю - может!~ - Бонифаций
вдруг отвернулся от Мура и скользнул взглядом по лицам обступивших
его людей. Он шагнул в толпу, и та расступилась перед ним, испуганно
пятясь.
- Слушайте! - воскликнул он, и голос его зазвенел в тишине,
опустившейся на площадь. - Слушайте меня все, слушайте внимательно!
Среди вас есть те, кто прислушивается к моим словам, и такие, кто
презирает мое учение, но сейчас я всех вас прошу - слушайте! - Он
переводил по-прежнему суровый взгляд с лица на лицо. - Кокине
угрожает большая опасность... страшная опасность, и я настаиваю на
том, чтобы все, кто может, немедленно собрали вещи и покинули остров
как можно скорее! - По Площади прокатилась волна тревожного шепота.
Бонифаций вскинул руку.
- Подождите! Дослушайте до конца! Те, кто не может сделать то, о
чем я прошу, сделайте вот что: забейте досками окна своих домов,
заприте ставни и двери! Если у вас есть оружие, держите его под рукой! -
Толпа слушала все тревожнее, кое-кто нервно заерзал, но никто не
посмел ни уйти, ни опустить глаза. - Не выходите ночью на улицы, -
продолжал Бонифаций. - Присматривайте за женами и детьми, не
позволяйте им забредать на лесные тропинки...
Ему ответил хор гневных испуганных голосов. Несколько человек
выступили вперед, словно бросая Бонифацию вызов. Какая-то женщина
упала на колени и что-то горячечно забормотала, стиснув перед собой
руки как для молитвы.
- СЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ГЛУПЦЫ! - закричал Бонифаций. От
напряжения на шее у него вздулись вены. Всякий шум тотчас
прекратился; те, что хотели поспорить с Бонифацием, замерли на месте,
сердито блестя глазами. Его преподобие негромко продолжал: - Если
вам дорога жизнь, держитесь подальше от верфи...
От этих слов у них перехватило дыхание. Над толпой повеял
слабый ветерок с моря, улетел в глубь острова; где-то в задних рядах
упал железный горшок. Мимо Мура прошел пожилой мужчина, он
поднял с земли ведро, со страхом поглядел на белого человека и исчез в
толпе. Через несколько мгновений островитяне принялись молча
сворачивать торговлю. Музыканты унесли железные барабаны,
женщины похватали отпрысков за руки и потащили с площади, не
обращая внимания на протестующие крики и плач. Площадь быстро
пустела.
- Вы что, с ума сошли? - Мур подошел к Бонифацию. - Именно
этого и не хотел констебль! Из-за вас теперь начнется паника, черт бы
вас побрал!
- Я сказал им правду, - ответил Бонифаций. - Кип обманывает
себя. На ~моих~ руках крови не будет!
Мур подавил острое желание схватить хрупкого старика и трясти
его до тех пор, пока он не расколется и его мрачные тайны не
высыплются на песок.
- Объясните, как вас понимать, - сказал он немного погодя.
- Это может спасти им жизнь. Вам тоже.
- А просто объяснить вы не можете? - Мур был в ярости. Вуду
Бонифация подчинило себе островитян. Кип ничего не мог с этим
поделать.
Зная, что теперь бессмысленно взывать к здравому смыслу
напуганных Бонифацием кокинцев, Мур стал смотреть, как последние
торговцы уносят с площади свой товар. Один фермер волок
упирающихся свиней, жена и дети помогали ему, охаживая непослушную
скотину палками по заду. Другой нагибался, собирал с земли вязанки
сахарного тростника и охапками бросал в тачку.
- Запомните, - сказал Бонифаций, глядя в глаза Муру. - Держитесь
подальше от этой лодки.
- Бога ради, что все это значит? - снова спросил Мур, однако его
преподобие, не проронив больше ни слова, пошел прочь той же дорогой,
которой пришел, - через быстро пустеющую Площадь в сторону
песчаной ленты Фронт-стрит.
- ДА ЧТО ЖЕ ЭТО? - в сердцах крикнул Мур, но Бонифаций не
остановился и вскоре исчез среди дощатых домов.
Теперь Мур понял, кто здесь хозяин; он видел в толпе и мэра
Рейнарда, и еще дюжину своих знакомых, неподвижно застывших под
пронзительным взглядом Бонифация. Никто из них не шелохнулся,
никто не издал ни звука, зато голос священника свободно летел над
площадью, упрашивая, приказывая, умоляя. И никто из его паствы не
осмелился ослушаться.
Через несколько секунд Мур остался на Площади один - только
пара тощих собак бродила в поисках объедков. Муру почудилось, что
сквозь их злобное глухое ворчание он расслышал какой-то очень далекий
и неопределенный звук. Едва слышное жужжание, как будто у него над
головой кружила муха; жужжание постепенно превратилось в стрекот
сверчка, а затем в гудение пчелы. Мур запрокинул голову и, загораживая
глаза от солнца, обшарил взглядом небо. И нашел источник звука -
огромная крылатая тень, вздымая песчаные вихри, прошла над самыми
крышами деревни.
Стивен Кип ехал по узкой, изрытой козьими копытами тропе через
темно-зеленые, почти черные джунгли; под шипованными шинами
оказывались то камни, то останки вырванных с корнем деревьев, джип
подпрыгивал и дребезжал. На перекрестке Кип затормозил, чтобы
сообразить, куда ехать дальше: в этой части Кокины он бывал всего
дважды. В один из этих двух раз он безнадежно заблудился на дороге,
которая вилась и петляла, пока не оборвалась у моря. Он вытер лоб
рукавом. Воздух здесь был густой, влажный, сырость проникала под
одежду и испариной оседала на коже. Густой шатер лиан и ветвей
подпирали золотистые прозрачные колонны света, но местами тень была
непроницаемой, плотной, как океанское дно. В тесно переплетенных
кронах деревьев порой раздавались тревожные крики и на миг
вспархивало что-то алое, синее или желтое - это птицы взмывали ввысь в
поисках безопасности.
Кип выбрал правое ответвление тропы и свернул. Под колесами
захлюпала дождевая вода - он ехал через большую, круглую стоячую
лужу. Над самой землей колыхались волокна тумана, они обвивались
вокруг темных древесных стволов и ускользали в высокую траву. Еще
минут через десять (Кип все гадал, не сбился ли он с пути и в этот раз)
дорогу перегородило поваленное дерево. Кип остановил джип вплотную
к нему: дерево еще жило, когда его свалили, - на стволе виднелись
отметины от топоров. Значит, он все-таки ехал правильно.
Кип вылез из джипа, перешагнул через дерево и дальше пошел
пешком. Когда мотор смолк, крики птиц стали как будто бы громче,
одни - пронзительные и надменные, другие - грустно-нежные. Чуть
дальше Кип заметил лицо, нарисованное золой на стволе дерева: круглые
неподвижные глаза, разинутый зубастый рот. Предостережение, подумал
Кип. Знак, отгоняющий любопытных - а может быть, и нечто большее,
чем явная ссылка на каннибальское прошлое карибов. Миновав рисунок,
констебль услышал в джунглях топот бегущих босых ног, сминающих
листву. Звук быстро затих вдали. Кип понял: его увидели.
Меньше чем в ста ярдах впереди начиналась вырубка; он увидел
индейскую деревню - два десятка убогих лачуг из некрашеных досок, за
много лет выгоревших на солнце и отмытых дождями. Посреди деревни
стояла захудалая лавчонка с полупровалившейся крышей; местами
черепицы не было вовсе и просвечивали доски. Жестяные щиты
рекламировали "КОКА-КОЛУ" и "ТАБАК ПРИНЦ АЛЬБЕРТ". Сразу
за деревней, на выходящем в синий простор Карибского моря мысе
Кариб-Пойнт, темнела приземистая башня заброшенного маяка; она уже
начала рассыпаться от времени, подножие ее заросло зелеными лозами, а
стекла на площадке давно разбились. Между домами были натянуты
веревки, на них сохло застиранное ветхое белье, кое-где на маленьких
квадратных участках земли росли тощий маис и бобы.
Голый малыш снаряжал в плавание по грязноватой луже
выструганную из куска дерева лодочку; он поднял на Кипа удивленные
глаза. Целая стайка детей при виде нагрянувшего в Карибвиль констебля
кинулась наутек, их желтый гладкошерстный пес побежал следом,
остановился, зарычал и облаял Кипа. Перед магазинчиком собралась
небольшая толпа - зоркие блестящие глаза, черты резче и суровее, чем у
жителей Кокины, золотисто-смуглая кожа. Красивая женщина с
длинными черными волосами несла на голове корзину; завидев Кипа,
она остановилась как вкопанная, потом опомнилась и удалилась в
сторону одной из хижин. За его шествием по деревне украдкой следили
из окон, из-за дверей-ширм. Он чувствовал враждебность карибвильцев.
Они так и не признали его лицом, облеченным властью, представителем
закона на острове, и вообще не любили тех, кто своим происхождением
был связан с англичанами.
Когда Кип приблизился к магазину, толпа расступилась и
рассеялась так быстро, что он не успел с ними заговорить. Он стоял у
порога и осматривал деревню. Единственная дорога спускалась с холма к
полукружью песчаного берега. У верфи в Карибской бухте стояли на
приколе несколько старых ржавых баркасов, Кип даже разглядел на
палубах людей. Еще дальше на пляже стояла бетонная громада
недостроенного отеля: стальной каркас и голые стены. Когда-то
англичане решили построить здесь гостиницу с видом на море,
эспланадой вдоль берега и пристанью для яхт, но проект провалился, и
теперь остов этого сооружения высился здесь безмолвным стражем
остановленного прогресса: джунгли вернулись и заключили его в свои
зеленые объятия, а ящерицы и пауки провозгласили укрытием от зноя.
- Что вам нужно? - спросил кто-то, немилосердно коверкая слова и
мешая английский с испанским.
Кип оглянулся. За дверью-ширмой стоял подбоченясь грузный
мужчина в футболке. Очень короткую стрижку искупали темные,
блестящие, чрезвычайно пышные баки. Горящие угольки глаз под
густыми черными бровями разглядывали констебля с любопытством и
недоверием.
- Я хочу видеть вождя, - сказал Кип.
Индеец помолчал и смерил его взглядом.
- Зачем?
- По долгу службы.
- Да? Что ж, тогда можете переговорить со мной: я деверь Чейна.
Кип отрицательно покачал головой:
- Так не пойдет. Чейн здесь или нет?
- Нет, - ответил мужчина. - Он ушел утром в море на своей лодке.
Кип не поверил. В стороне он увидел еще двоих индейцев, крепких
и плечистых. Привалясь к разрушенной кирпичной стене, они
наблюдали за ним. Один делал вид, что чистит ногти ножом.
- Мне нужен Чейн, - сказал он, пристально глядя на них. - В
Кокине случилась беда. Погиб человек, и я хочу знать...
- Мы слышали про это, - перебил Чейнов деверь. - Про все. Так вы,
значит, прикатили сюда выпытывать как да что - не наша ли это работа
ненароком? Уходите, констебль. Вас здесь не больно-то жалуют.
- Спасибо за помощь, - язвительно поблагодарил Кип, краем глаза
следя за парочкой у стены. - Я знаю, где живет Чейн. Я сам его найду. -
Он пошел прочь. Мужчина крикнул ему вслед: "Поаккуратней,
констебль! Тут вам не какая-нибудь сраная розовенькая Кокина!"
Послышался смех, кто-то выругался и сплюнул, но Кип не обратил на
это внимания. У дверей дома в конце ряда ветхих лачуг он постучал.
Подождал и постучал снова. Дверь приоткрылась, осторожно выглянуло
хорошенькое, гладкое женское личико.
- Я ищу его, - сказал Кип.
Женщина мотнула головой и прибавила несколько слов на
