Кип прислушался. Ни звуков, ни движения. Он никак не мог унять
дрожь, тело не повиновалось ему.
- Они же мертвые... - наконец выдавил он. - ~Мертвые!~
И вдруг весь док наполнился эхом, разносящим всего одно слово,
странное и грозное.
И лживое.
10
Плечистый чернокожий рыбак сдал карты еще четверым игрокам,
расположившимся за центральным столом в "Лэндфолле". Быстро
темнело. Рыбаки давно вернулись с моря, и в "Лэндфолле" в этот час
было чрезвычайно шумно и оживленно; в глубине зала с дощатым полом
надрывался музыкальный автомат, исторгая бесконечный реггей, и кое-
кто безуспешно пытался уговорить подавальщиц потанцевать. Был вечер
пятницы, канун базарного дня, время пить-гулять, плести небылицы, а
то и подраться, чтобы выпустить пар, и до понедельника все были
вольные птицы. Вентиляторы лениво разгоняли табачный дым,
клубившийся под потолком, звенели о край стаканов бутылки, звучал
громкий смех и громкие голоса. Гам стоял такой, что жестяные рекламы
пива "Ред страйп" и "Ягуар" и рома "Бакарди" на грубых досках стен
мелко подрагивали.
Тот, кто сдавал, поудобнее устроился на стуле, заглянул в свои
карты и бесстрастно оглядел остальных игроков, пытаясь по выражению
лиц угадать, что у кого на руках. Игра шла уже больше часа, он успел
оставить своих партнеров почти без гроша и теперь чувствовал себя
вольготно, внутри ощущалось приятное тепло. Он напился нарочно,
нарочно то и дело прикладывался к бутылке - ему хотелось забыть то,
чего он наслушался об отчаянном смельчаке Турке. В одну из пятниц он
играл с Турком в этом самом баре, и мысль о том, ~как~ погиб парень,
выбивала его из колеи. Беспричинная, бессмысленная смерть. Сейчас
Турок, холодный и мертвый, лежал на мраморном столе в морге
кокинской больницы. Он вновь потянулся к бутылке и жадно отхлебнул
из нее. ~Черт подери, там мог бы лежать кто угодно~, подумал он.
~Хреново получилось, черт подери!~ Он поднес бутылку к губам и
сделал еще один большой глоток; ему вдруг показалось, что ему не так
уж тепло.
- Охренеть можно, - Джеймс Дэвис, сидевший напротив него,
шлепнул на стол карту. - Я слыхал, когда парнишку нашли, голова у него
чуть не напрочь была оторвана. Господи Иисусе, не хотел бы я быть на
ихнем месте. Нипочем не хотел бы.
Смитсон помотал головой:
- Не, приятель. Голова-то была на месте, а вот спину парню
переломило ровнехонько пополам. Видать, кто-то его от души обнимал.
- Ему башку пробили, - сообщил Янгблад, поднимая глаза от своих
карт. - Одна медсестричка мне сказала. Парень ошивался возле этой
клятой лодки, ну и нарвался. Я б ни за какие коврижки близко бы к ней
не подошел.
- Ты что, что-то разнюхал? - быстро спросил тот, кто сдавал,
здоровяк по имени Кертис. - Выкладывай денежки.
- Дело пахнет керосином, вот что я разнюхал, - Янгблад ссыпал в
банк мелочь. - С тех самых пор, как тот белый выволок эту сволочь
наверх. А я вот что скажу: убрать ее отсюда и утопить, гадину!
Перси подался вперед, переводя взгляд с одного лица на другое.
- Говорят, он так выкатил глаза, словно увидел, как Смерть идет за
ним, - прошептал он. - На верфи болтают, он видел, как Смерть
протянула к нему руки, и взяла за глотку, и...
- Хватит болтать ерунду! - перебил Кертис.
- Ну уж и ерунду, - обиделся Перси. - Чеканутый ты, коли не
веришь, что человек может увидеть, как Смерть идет за ним. Турок вот
увидел и помер на месте. Надеюсь, со мной такого не случится, Господь
не допустит. Надеюсь, ко мне смерть подберется тишком, с тыла, чтоб я
не мучился.
- Сам ты псих, приятель! - заявил Дэвис.
- Сколько карт? - спросил Кертис, пытаясь направить разговор в
иное русло.
Янгблад сказал:
- Несколько лет назад я плавал на большом промышленном судне.
Шли мы с Ямайки. Через час заштормило. Мы сбавляем ход и берем
чуть к западу, чтоб не напороться на камни у Джейкоб-Тис. Дело было
ночью, тьма кромешная, не видно ни зги, ветрище - мачты гнутся... До
костей пробирал, да. Тут рулевой сбивается с курса - это он-то, тридцать
лет в море, черт бы его драл, и шторм нас того гляди нагонит! - рация
дохнет, трещит, и все, а потом уж даже и не трещит, и прем мы зигзагом
куда-то вперед, ищем буи, ни хрена не видим, ни огней, ни земли - и
вдруг полный штиль. Ветра нет, море как зеркало. И тут - ей-богу не вру
- что-то как застонет! Сперва почти неслышно, а потом громче, ближе, и
тебе разговор на разных языках, и вопли дикие, и хохот, и без конца, без
конца...
- Чтоб тебя! - с чувством сказал Кертис.
- ...и видим мы, у нас гости. Со всех сторон суда, будь они
прокляты. Грузовые, пассажирские, пароходы, шлюпы под всеми
парусами - а ветра-то нет в помине... Зеленые такие и светятся, словно
ихние ванты да набор огнями Святого Эльма пыхают. Ну, братва,
доложу я вам, отродясь я ничего такого не видал - ни до того, ни после.
Вот они сперва давай перед нами плавать, потом вдоль бортов пошли. И
что мы видим? На палубах, будь они трижды прокляты, на вантах
матросики при деле! Ну не то чтоб лица у них были, так, обводы одни,
но поглядишь и сразу ясно - люди... или были когда-то. А штука в том,
что мы из шторма там выскочили, где этот мир с загробным встречается.
Я дак отворотился и стою трясусь. А они, покойники эти, все помощь
просят, потому как застряли там, на границе этой меж двух миров,
навсегда. Может, еще не готовы на ту сторону отбыть, а может, хотят в
родную гавань возвернуться, но только посудины их на дне лежат, а
наверху призраки шуруют. Черт его знает, может, то место и есть Ад,
больно там вопят да стонут жалостно. Рулевой разворачивает наше
корыто, и мы влетаем прямиком в шторм. Долго ли, коротко ли, видим
мы бакены у отмели и ложимся на обратный курс, и вот вам крест, никто
никогда так радостно не целовал землю, как мы в Кингстоне.
Некоторое время все сидели молча, старательно делая вид, что
полностью поглощены игрой. Кертис потянулся к своей бутылке,
отхлебнул и уставился на Янгблада. Тот глядел затравленно.
- Не верю я ни единому твоему слову. Враки все это. Я ничего
такого никогда не видел.
- Ну и молись, чтоб и дальше не видеть - спокойно сказал Дэвис. -
Три карты.
Рослая негритянка в красном платье прошла мимо их стола,
мельком взглянув, не надо ли чего. Она окинула взглядом бар - от
столиков, залитых резким светом ламп на потолке, до самых дальних,
тонувших в полумраке. Проклятый Фрэнки Кинг нализался, и хмелел все
больше, и разорялся все громче - скоро придется велеть Мо вышвырнуть
ублюдка вон. Двое затерли в угол Ренни, официантку, и пытались
договориться с ней на после работы, но девушка смотрела скучающе, без
интереса. "Так вам и надо, кобели", - мрачно усмехнувшись, подумала
негритянка. Да, и еще столик в глубине зала, где вполголоса толкуют
двое...
Она многое повидала в жизни - но таких физиономий, какие были
у Стивена Кипа и его белого приятеля, когда они явились сюда и сели за
столик у дальней стены, не видела никогда. Она подала пиво констеблю,
темный ром белому и хотела поболтать с ними, но почувствовала, что
им не до нее. В глазах Кипа было что-то такое, что заставило ее
вернуться к работе - протирать стаканы за стойкой, высматривать
признаки неизбежного скандала. Сейчас она пронесла свое крупное,
сильное тело мимо расступившейся перед ней пьяной компании и
подошла к столику констебля:
- Еще что-нибудь принести?
- Нет, - ответил Кип, даже не взглянув на нее, а белый покачал
головой.
Подождав еще несколько секунд, негритянка пожала плечами и
пошла прочь. Фрэнки Кингу хмель ударил в голову, и смотрел Фрэнки
воинственно.
Кип проводил ее взглядом, надсадно заперхал в сложенные
ковшиком ладони, посмотрел на выкашлянную слюну и вытер руки
носовым платком.
- Галлюцинации, - негромко предположил он. - Там внутри каких
только газов не было.
- Нет. Я так просто не успокоюсь. - Мур пристально посмотрел
прямо в глаза констеблю. - Как нам могло померещиться одно и то же?
Даже если мы находились под действием каких-то паров, почему, черт
возьми, нам привиделось одно и то же?
Кип молча тянул пиво из горлышка бутылки, потом поставил
бутылку на стол и спросил:
- Дэвид, а что мы видели? Тени, рухлядь, хлам...
- Хватит, черт побери! - Глаза у Мура горели. - Клянусь Богом, я
знаю, что я видел! И я еще не сошел с ума!
- А я ничего такого не говорил.
- Я не про то, - Мур помотал головой и провел рукой по лицу. - Я
никогда не был суеверным; я никогда не верил ни в джамби, ни во что
другое, но сегодня меня перевернуло. Кип, на лодке что-то было,
шевелилось, я чувствовал... чувствовал...
- Что?
- Ненависть, - договорил Мур. - На лодке я везде чувствовал зло и
ненависть. Может быть, у меня были забиты всякой дрянью легкие,
может быть, меня подвели глаза, может быть, я еле соображал от страха,
но те твари ненавидели нас, Кип. Им хотелось разорвать нас на куски.
- Я не видел на лодке ничего, кроме старых трупов, - резко
возразил Кип. - Если ты полагаешь, что там было что-то еще, ты
ошибаешься. Ты обознался в темноте. И принял эхо за стук по железу.
Видимо, виновата дрянь, которой мы надышались. Она добавила
громкости звукам и превратила тени в... э-э... то, что ты, по-твоему,
видел.
- Где же тогда, черт подери, твой фонарь?
- Я не видел, куда иду; чертовы стены надвинулись на меня, и я,
наверное, выронил его.
- Ты полагаешь? - недоверчиво переспросил Мур, и в нем
всколыхнулись злость и раздражение. - ТЫ ТАК ПОЛАГАЕШЬ?
- Не кричи! - предостерег Кип.
- Черт подери, не держи меня за дурака! Я стоял рядом с тобой!
Точно не скажу, что это было, но...
Кип внезапно схватил приятеля за рукав. Его взгляд посуровел.
- Ладно, - сказал он тихим ровным голосом. - Теперь ты послушай
меня. Здешние люди очень суеверны и боязливы, Дэвид. Стоит только
подобной истории просочиться в народ и слухам - разнестись по острову,
как все начнут разгуливать по улицам с оружием и запираться дома на
десять замков...
- А может, и надо бы, - упорствовал Мур, не желая сдавать
позиции. - В том, что находится внутри этой лодки, есть что-то ужасное,
Кип. Ты это знаешь не хуже меня.
Кип тяжело взглянул на него, выложил рядом со своей опустевшей
бутылкой мелочь и поднялся.
- Я иду домой спать. Надеюсь, ты сделаешь то же самое. - Он
помедлил и легонько хлопнул приятеля по плечу. - От этой лодки одни
неприятности. В понедельник утром я велю отбуксировать ее на
глубокое место и вскрыть корпус. У тебя уже есть нацистская
безделушка, у меня - убийство для расследования. По-моему, хватит.
- Дай Бог, чтобы от нее удалось так легко избавиться, - глухо
проговорил Мур.
Кип отошел и по дороге к выходу затерялся в толпе. Мур остался
один.
Пробираясь между тесно стоящими столиками, констебль оказался
рядом с компанией, играющей в покер. Один из игроков, подавшись к
приятелям, с жаром о чем-то толковал, понизив голос до шепота и
округлив глаза. Заметив напряженное выражение их лиц, Кип
прислушался.
- ...это та чертова лодка виновата, из-за нее все, - говорил человек
за столиком. - Я пойти поглядеть на нее и то боюсь. Не надо мне... - Он
вдруг заметил, что на него не смотрят, и взглянул Кипу в лицо. Кип
медлил, оглядывая сидевших за столом.
Тот, кто говорил, посмотрел на сдающего:
- Две, мать твою.
Кип выбрался из шумного прокуренного бара на прохладный
ночной воздух. Шагая через улицу к джипу, он вдруг уловил в дуновении
вечернего бриза гнилостный душок. Он знал, откуда этот смрад: из дока,
где стояла полуистлевшая лодка, сквозь щели и дыры просачивалась
гниль, чтобы отравить всю Кокину.
Он сел за руль, но включил зажигание не сразу. Он мог врать
Дэвиду Муру - наверное, он мог врать всему острову, постольку
поскольку это подразумевала его должность стража порядка. Но
обмануть себя он не мог. В чреве немецкой подлодки таилось что-то
ужасное, грозное, невыразимо злобное.
Струя гнилого запаха кольцами обвилась вокруг него, сдавила
