принять участие в суде.
На предварительное следствие много времени не понадобилось
-- факты говорили сами за себя. Я стоял перед судьями с
повязкой на раненой руке. Все было ясно -- вина была доказана.
Мулат покушался на жизнь белых. Значит, он заслуживал смертной
казни.
Но какой смертью его казнить? Одни предлагали повесить;
другие находили этот приговор слишком мягким. Большинство
одобрили предложение сжечь преступника живым. К этому зверскому
приговору присоединился и судья.
Отец мой просил смягчить приговор -- по крайней мере, не
мучить преступника. Но жестокие судьи его не слушали. У всех
плантаторов было много случаев бегства рабов, что объяснялось
близостью индейцев. И вот рабовладельцы, обвиняя отца в
излишней мягкости, решили, что беглые рабы должны получить
жестокий урок. Первой жертвой будет Желтый Джек, которого
сожгут живым.
Так они рассуждали, таков был произнесенный ими приговор!
Обычно думают, что североамериканские индейцы всегда
пытают своих пленников. Это явное заблуждение! В большинстве
достоверно засвидетельствованных случаев жестокость индейцев
была ответом на какую-нибудь вопиющую несправедливость, ранее
совершенную по отношению к ним, и пытка пленников являлась лишь
возмездием. В любые эпохи человеческая природа поддавалась
искушению мести. Белых можно с таким же основанием обвинять в
жестокости, как и краснокожих. Если бы индейцы сами писали
историю пограничных войн и захватов их территории, то весь мир,
вероятно, изменил бы свое мнение об их так называемом
"жестокосердии".
Сомнительно, чтобы во всей истории войн между белыми и
индейцами можно было найти примеры жестокости, равные тем, с
которыми белые относились к неграм. Многие из негров-рабов были
искалечены, подвергались пытке, приговаривались к смерти даже
за простую обиду, нанесенную словом, и, уж конечно, за
оскорбление действием -- например, пощечину или удар. Ибо таков
был закон, начертанный белыми людьми.
Жестокость индейцев почти всегда была только возмездием.
Но когда цивилизованные тираны пытали людей, то месть вовсе не
являлась поводом, которым можно оправдать их действия. Если же
это даже была месть, то не естественная жажда отмщения, которая
находит себе приют в человеческом сердце в ответ на
несправедливость, а просто низменная злоба, которую часто
проявляют подлые и трусливые тираны по отношению к слабым
созданиям, находящимся в их власти.
Желтый Джек совершил тяжкие преступления и безусловно
заслуживал смерти. Но судьи решили еще и пытать его. Мой отец и
несколько других соседей протестовали против этого, но
большинство голосов одержало верх, и ужасный приговор был
утвержден. И те, кто вынес его, сразу же начали готовиться
привести его в исполнение.
Владения джентльмена -- неподобающее место для казни.
Поэтому решили отойти подальше от дома, к озеру. В двухстах
ярдах от берега нашли подходящее дерево, и вся толпа
направилась туда вслед за осужденным. Желтого Джека привязали к
дереву и начали разводить костер.
Отец отказался присутствовать при казни. Из всего нашего
семейства один я последовал за толпой. Мулат увидел меня и
осыпал градом ругательств, торжествуя, что нанес мне рану.
Видимо, он считал меня своим злейшим врагом. Правда, я оказался
невольным свидетелем преступления Желтого Джека и его осудили
главным образом благодаря моим показаниям, но я не был
мстителен и готов был избавить его от ужасной участи, которая
ему угрожала, по крайней мере от пыток.
Мы подошли к месту казни. Люди уже суетились там: одни
собирали хворост и складывали его вокруг дерева, другие
разводили огонь. В толпе раздавались смех и шутки, но слышались
и возгласы, в которых ясно сквозила ненависть ко всей расе
цветных людей. Особенно усердствовал в этом отношении молодой
Ринггольд, необузданный, жестокий юноша, унаследовавший худшие
черты своего семейства.
Я знал, что ему нравится моя сестра. Я часто замечал, что
он оказывал ей особые знаки внимания и не скрывал своей
ревности к ее молодым друзьям. Его отец был самым богатым
плантатором во всем поселке, и надменный сынок считал себя
повсюду желанным гостем. Я не думаю, чтобы он нравился
Виргинии. Впрочем, наверное не могу сказать -- вопрос был
слишком деликатный, чтобы задать его девочке-подростку, которая
только воображала себя взрослой девушкой. Ринггольд не
отличался ни красотой, ни благородством.
Он был, пожалуй, неглуп, но заносчив по отношению к людям,
стоявшим ниже его, -- обычная черта сыновей богатых родителей.
Про него говорили, что характер у него мстительный. Вдобавок он
был расточителен, слонялся по кабачкам самого низшего пошиба,
устраивал петушиные бои.
Я не любил его и никогда не искал его общества. Он был
немного старше меня, но дело не только в этом -- мне не
нравились его характер и склонности. Но совсем не так
относились к нему мои родители. Они приветливо принимали
Ринггольда в доме, по-видимому считая его своим будущим зятем.
Они не замечали его недостатков -- блеск золота часто ослепляет
наши взоры.
Этот молодой человек был в числе тех, кто настойчиво
требовал смерти мулата. Он принимал самое деятельное участие в
приготовлениях к казни. Это объяснялось отчасти и природной
бесчеловечностью -- молодого Ринггольда и его отца считали
жестокими плантаторами, и для всех рабов нашей колонии самой
страшной угрозой было обещание продать их "массе Ринггольду".
Однако поведение молодого Ринггольда объяснялось и другой
причиной: он воображал, что поступает по-рыцарски, проявляя
дружеские чувства к нашей семье -- а главное, к Виргинии. Но он
ошибался: такая жестокость не могла вызвать у нас одобрения. Да
и вряд ли моя добрая сестра наградила бы его за это приветливой
улыбкой.
Молодой метис Пауэлл также был здесь. Услышав шум погони,
он вернулся и теперь стоял в толпе, но ни в чем не участвовал.
Ринггольд увидел индейца, и странное выражение
промелькнуло в его глазах. Он уже знал, что смуглый юноша спас
Виргинию, но благодарности к нему отнюдь не испытывал.
Наоборот, в его груди вспыхнуло другое чувство: это было
ясно видно по презрительной улыбке, игравшей на его губах.
Это стало еще заметнее, когда он грубо обратился к
Пауэллу.
-- Эй! Краснокожий! -- крикнул он. -- А ты не приложил
руки к этому делу? Слышишь, ты, краснокожий!
-- Это я краснокожий? -- с негодованием воскликнул метис,
бросив гордый взгляд на обидчика. -- Однако цвет моей кожи
лучше, чем вашей, трусливый болван! У Ринггольда цвет лица был
несколько желтоватый. Удар был нанесен метко. Оскорбление дошло
до сознания Ринггольда молниеносно, но он был так изумлен
подобным обращением со стороны индейца и пришел в такую ярость,
что на несколько мгновений утратил дар речи. Прежде чем он мог
что-нибудь промолвить, послышались восклицания:
-- Черт возьми! Что там болтает этот индеец?
-- Повтори, что ты сказал! -- закричал, опомнившись,
Ринггольд.
-- Если угодно, пожалуйста: трусливый болван! -- крикнул
метис, особенно подчеркнув последние слова.
Едва он успел вымолвить это, как Ринггольд выстрелил, но
пуля пролетела мимо метиса. В следующую минуту противники
ринулись вперед и вцепились друг другу в горло.
Оба упали на землю, но преимущество оказалось на стороне
метиса. Он очутился наверху, нож сверкнул у него в руке, и
Ринггольду, наверно, пришлось бы отправиться на тот свет, если
бы кому-то из толпы не удалось вышибить нож из рук метиса.
Несколько человек бросились к ним и розняли противников.
Некоторые возмущались поведением индейца и требовали для
него смертной казни. Но нашлись люди с более благородными
представлениями о справедливости, они были свидетелями того,
как вызывающе вел себя Ринггольд, и, несмотря на влияние и силу
семейства Ринггольдов, стали возражать против этого убийства. Я
был исполнен решимости защищать метиса до последней
возможности.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось... Но вдруг
кто-то крикнул:
-- Желтый Джек бежал!
Глава XIII. ПОГОНЯ
Я оглянулся. Действительно, мулат бежал! Люди были
поглощены схваткой Ринггольда с индейцем и забыли про мулата.
Нож, который кто-то выбил из рук Пауэлла, упал к ногам Желтого
Джека. Воспользовавшись суматохой, он поднял его, разрезал
веревки, которыми был привязан к дереву, и бросился бежать.
Кое-кто пытался схватить мулата, но он выскользнул из рук. В
несколько прыжков он обогнал толпу людей и помчался к озеру.
Это была безумная попытка. Его или застрелят, или догонят.
Да, но пытаться спастись от верной смерти -- и какой смерти! --
разве это безумие?
Вслед беглецу загремели выстрелы, сначала из пистолетов,
потом из ружей. Винтовки лежали в стороне или стояли,
прислоненные к деревьям и заборам. Все помчались за ними.
Стрелки прицеливались один за другим -- слышался сухой треск,
похожий на учебную стрельбу отряда пехотинцев. Среди белых было
много метких стрелков, но трудно попасть в человека, спасающего
свою жизнь и мечущегося из стороны в сторону между пнями и
кустами. Ни один выстрел, по-видимому, не попал в цель. По
крайней мере, когда дым рассеялся, мы увидели, что мулат
бросился в озеро и поплыл.
Некоторые снова принялись заряжать винтовки, другие же,
видя, что времени терять нельзя, бросали оружие, поспешно
сбрасывали с себя шляпы, куртки, сапоги и прыгали в воду вслед
за беглецом.
Через три минуты картина совершенно изменилась. Место
казни опустело. Одни толпились на берегу, крича и жестикулируя,
а другие -- человек двадцать -- молча плыли, и только их головы
торчали из воды. Далеко впереди -- футах в пятидесяти от них --
виднелись черные курчавые волосы, желтые плечи и шея одинокого
пловца, прилагавшего отчаянные усилия, чтобы спастись от
преследователей.
Это была странная сцена! Как будто идет охота за оленем --
окруженный со всех сторон, он бросается в воду, а собаки с лаем
смело ныряют за ним. Только здесь царило еще большее
возбуждение, и люди и собаки охотились не за дичью, а за
человеком. Борзые и легавые вместе со своими хозяевами
бросились в яростную погоню. Право же, это была очень странная
сцена!
С берега продолжали греметь выстрелы: те, кто оставался
там, снова зарядили свои ружья. Пули то и дело шлепали по воде
недалеко от пловца, но ни одна не настигла его. Он уже
находился за пределами попадания.
Все это казалось мне каким-то сном. События сменялись так
быстро, что я почти не доверял собственным чувствам и
сомневался в действительности всего происходящего. За миг перед
этим преступник, связанный и беспомощный, лежал перед грудой
хвороста, который собирались поджечь. Теперь же он был свободен
и плыл вперед, а его палачи безнадежно отстали от него.
Перемена произошла настолько быстро, что в нее трудно было
поверить. А между тем все это совершилось у меня на глазах.
Прошло немало времени. Погоня на воде во многом отличается
от погони на суше. Несмотря на то что это был вопрос жизни и
смерти, беглец и его преследователи двигались вперед очень
медленно. В течение приблизительно получаса мы, оставшиеся на
берегу, были зрителями этого необычайного состязания. Ярость
первых минут улеглась, но тем не менее интерес зрителей не
ослабевал; люди еще продолжали стрелять и волноваться, хотя ни
стрельба, ни крики, конечно, не могли привести к желаемым
