руках и все время заставлял его визжать.
Подойдя к ступенькам, ведущим в бассейн, он остановился и
оглянулся назад. Я заметил, что он посмотрел сначала в сторону
дома, а затем, с видимым удовольствием, в ту сторону, откуда
пришел. Несомненно, аллигатор был очень близко от него, так как
мулат без колебания швырнул щенка в воду. Затем, пройдя по краю
черепашьего садка, он вошел в апельсиновую рощу и скрылся из
виду.
Щенок, попав в холодную воду, все время продолжал визжать
и отчаянно барахтаться, взбивая воду лапами. Но ему недолго
пришлось бороться за жизнь. Аллигатор, привлеченный всплеском
воды и собачьим визгом, быстро приближался к пруду. Не
колеблясь ни минуты, он бросился в воду, с молниеносной
быстротой ринулся на середину и, схватив жертву своими
страшными зубами, мгновенно скрылся под водой.
Несколько минут я следил за движениями чудовища в
прозрачной воде. Но скоро, руководясь инстинктом, аллигатор
нырнул в одну из глубоких ям и исчез.
Глава VIII. КОРОЛЕВСКИЕ КОРШУНЫ
"Так вот что ты придумал, мой желтый дружок! Это все-таки
в конце концов месть. Но ты за это поплатишься, презренный
негодяй! Ты не знаешь, что за тобой наблюдают! Ты пожалеешь об
этой дьявольской затее раньше, чем наступит ночь!"
Так рассуждал я, разгадав, как мне казалось, намерение
мулата. В пруду плавало много красивых рыбок -- золотых и
серебряных -- и красных форелей. Это были любимцы моей сестры.
Обычно она ежедневно навещала их, кормила и смотрела, как они
резвятся. Она забавлялась их танцами и прыжками в воде. Они
хорошо знали ее, стайкой плыли за ней вокруг всего бассейна и
даже брали корм из ее рук. Сестра очень любила сама кормить
рыбок.
В этом-то и заключалась месть мулата! Он прекрасно знал,
что аллигатор питается рыбой, -- это его естественная пища. Он
знал, что вскоре все население пруда станет добычей аллигатора.
Такое страшное чудовище опустошит весь заповедный пруд и
уничтожит сотни бедных созданий. Это доставит большое огорчение
владелице рыбок, а Желтому Джеку -- радость.
Я знал, что мулат ненавидел мою сестру. Особенно сильно
разжигало его ненависть воспоминание о ее вмешательстве в
историю с Виолой, после которой он был наказан плетьми. Были и
другие причины. Виргиния благосклонно относилась к его
сопернику, который ухаживал за квартеронкой, а Желтому Джеку
она запретила даже приближаться к Виоле.
И хотя мулат внешне не выказывал своих чувств -- он не
осмеливался на это, -- я все же знал, что он ненавидит сестру.
Убийство лани уже говорило об этом, а то, что произошло
сегодня, служило лишним доказательством неукротимой ярости
мулата.
Он рассчитывал, что аллигатор изрядно опустошит рыбный
садок. Конечно, он понимал, что со временем страшного зверя
обнаружат и убьют, но до этого будет уничтожено много красивых
рыбок.
Никому и в голову не могло прийти, чтобы кто-нибудь
вздумал заманить сюда аллигатора. Уже не раз они заходили в
пруд из реки или из соседних лагун, вероятно привлекаемые сюда
необъяснимым инстинктом, который заставляет их направляться
прямо к воде.
Таковы были, по моему мнению, замыслы и расчеты Желтого
Джека. Впоследствии оказалось, что я угадал только наполовину.
Я был еще настолько молод и неопытен, что не мог представить
себе, до каких пределов способна дойти человеческая злоба.
Первым моим побуждением было последовать за мулатом домой,
объявить там о том, что он совершил, и наказать его, а затем
вернуться с людьми к пруду, чтобы уничтожить аллигатора, прежде
чем тот успеет произвести опустошение среди рыб.
Но в эту минуту мое внимание отвлекли олени. Стадо,
состоявшее из оленя с ветвистыми рогами и нескольких самок,
паслось невдалеке от бассейна. Олени находились в двухстах
ярдах от меня. Искушение было слишком велико. К тому же я
вспомнил, что обещал матери доставить жаркое к обеду. Обещание
надо выполнить. Я должен добыть оленину!
Теперь можно было рискнуть. Аллигатор уже позавтракал,
проглотив целого щенка. В течение нескольких часов он вряд ли
будет тревожить весело плавающих обитателей пруда. А Джек, как
я видел, вернулся домой -- стало быть, его в любой момент можно
будет найти, и он не избегнет наказания.
Эти соображения заставили меня отказаться от
первоначального плана, и все мое внимание сосредоточилось на
оленях. Тем временем они опять несколько удалились, так что я
уже не мог стрелять в них. И я терпеливо ждал, надеясь, что
олени снова подойдут.
Но я ждал напрасно. Олени боятся прудов. Они считают
вечнозеленый островок опасным местом и обычно держатся от него
поодаль. И это вполне понятно: именно оттуда оленей чаще всего
приветствует звенящий звук индейского лука или похожий на удар
бича треск винтовки охотника. Именно оттуда настигает их
смертельная стрела или пуля. Видя, что олени не приближаются,
а, наоборот, отходят дальше, я решил натравить на них гончих
собак и спустился со скалы через рощу в равнину.
Там, очутившись на открытом месте, я сразу спустил с
привязи собак и с криком помчался вперед.
Это была великолепная охота! Никогда еще олени не бежали с
такой быстротой, как это стадо под предводительством старого
вожака. Собаки почти настигали их. Саванну в милю шириной они
пересекли чуть ли не в несколько секунд. Все это я прекрасно
видел, так как трава на этом участке прерии была съедена скотом
и на всем пространстве не росло ни одного куста. Это было
бешеное состязание на скорость между собаками и оленями. Олени
мчались так стремительно, что я уже начинал сомневаться в том,
что добуду желанную дичь. Мои сомнения, однако, быстро
разрешились. На краю саванны охота наконец закончилась. Одна из
собак вдруг сделала скачок и впилась в горло самке, другие
собаки подоспели и окружили ее. Я поспешил к собакам, и через
десять минут самка была прикончена и освежевана. Довольный
собаками, охотой и своими собственными подвигами, взвалив
убитую самку оленя на спину, я с триумфом поспешил домой,
радуясь, что сумел выполнить свое обещание.
Внезапно я увидел на залитой солнцем саванне тень от
движущихся крыльев. Я поднял голову. Надо мной носились две
большие птицы. Они летели не особенно высоко и не стремились
подняться выше. Наоборот, они описывали широкие спирали,
опускаясь все ниже и ниже с каждым кругом. Сначала солнечные
лучи ослепляли меня, и я не мог различить, какие это птицы
шумели крыльями надо мной. Повернувшись, я стал против солнца и
теперь уже мог ясно рассмотреть ярко освещенное желтовато-белое
оперение птиц. По нему я определил, что это были грифы, или так
называемые "королевские коршуны", -- самые красивые птицы из
породы коршунов. Я даже склонен считать, что это красивейшие
птицы в мире. Во всяком случае, грифы занимают одно из самых
почетных мест в мире орнитологии.
Эти птицы -- уроженцы Страны Цветов -- не улетают далеко
на север. Они обитают в зеленых болотистых низмениостях,
поросших высокой травой, так называемых "эверглейдз", в диких
саваннах Флориды, в льяносах(11) реки Ориноко и в равнинах
Апуре. В некоторых местах Флориды они встречаются довольно
редко. Появление их вблизи плантаций всегда возбуждает интерес,
так же как появление орла; между тем на другую породу коршунов
-- катартов, столь же обыкновенную, как вороны, -- никто не
обращает никакого внимания.
В доказательство того, что грифы редкость, могу сказать,
что моя сестра никогда не видела вблизи ни одного из них, хотя
ей было уже двенадцать лет и она родилась во Флориде. Правда,
она еще никогда не уезжала далеко от дома и даже редко покидала
пределы плантации. Я вспомнил, что сестра не раз выражала
желание посмотреть на этих прекрасных птиц вблизи, и решил
доставить ей это удовольствие.
Птицы спустились так низко, что ясно были видны их желтые
шеи, кораллово-красный гребень на голове и оранжевые складки
под клювом. Они находились достаточно близко от меня, на
расстоянии прицела моей винтовки. Но они летели так быстро, что
нужен был гораздо более меткий стрелок, чем я, чтобы сбить их
пулей. Я не решался выстрелить, боясь промахнуться. Тут у меня
блеснула другая мысль, и я немедля выполнил задуманное. Я
заметил, что грифов привлекает туша самки, лежавшая у меня на
плечах. Вот почему они и кружили надо мной. План мой был весьма
прост. Я положил тушу на землю, а сам отбежал к группе
деревьев, ярдах в пятидесяти оттуда. Долго ждать мне не
пришлось. Ничего не подозревая, грифы стали снижаться. Как
только один из них коснулся земли, я выстрелил, и великолепная
птица мертвой упала на траву. Другой гриф, испуганный
выстрелом, взвился над вершинами кипарисов и скрылся у меня из
глаз.
Я снова взвалил самку на плечи и, неся птицу в руках,
направился к дому. Сердце мое было полно тайного ликования. Я
предвкушал двойное удовольствие -- от двойной радости, которую
должен был доставить. Я обрадую двоих -- тех, кто был мне
дороже всех на свете: любимую мать и милую сестру.
Скоро я миновал саванну и очутился в апельсиновой роще. Я
не пошел через калитку, а перелез через забор. Я был так
счастлив, что мой груз казался мне легким, как перышко. Я
радостно шел напрямик, раздвигая сгибавшиеся под тяжестью
плодов ветви и сбивая по пути золотые шары. Кто же заботится во
Флориде о нескольких сбитых апельсинах!
Когда я подошел к клумбам, мать была на веранде и
приветствовала меня радостным восклицанием. Я бросил добычу к
ее ногам.
-- Что это за птица? -- спросила она.
-- Это королевский коршун -- подарок для Виргинии. Где
она?.. Еще не вставала? Ах, маленькая лентяйка! Я пойду и
разбужу ее. Стыдно спать в такое прекрасное утро!
-- Нет, Джордж, она уже больше часу как встала, немного
поиграла в саду и ушла.
-- Но где она? В гостиной?
-- Нет, она пошла купаться.
-- Купаться?
-- Да, вместе с Виолой. А что?
-- О мама, мама!..
-- Что такое, Джордж?
-- Боже мой! Аллигатор!!!
Глава IX. КУПАНЬЕ
-- Желтый Джек! Аллигатор!
Вот и все, что я мог произнести. Мать умоляла меня
объяснить ей, что случилось, но я не в силах был вымолвить ни
слова. Охваченный безумным страхом, я бросился бежать, оставив
мать в таком же ужасе, в каком находился сам.
Я мчался к бассейну не по извилистой тропинке, а самой
краткой дорогой, перепрыгивая через все препятствия,
встречавшиеся на пути. Я перемахнул через изгородь и как вихрь
понесся через апельсиновую рощу. Слышался только хруст ветвей,
да на землю летели сшибаемые мною апельсины. Мои уши чутко
ловили каждый звук.
Шум позади меня все усиливался. Я слышал голос матери,
полный отчаяния. Ее крики всполошили весь дом, сбежались слуги
и служанки. Собаки, встревоженные внезапной суматохой, начали
лаять. Домашние и певчие птицы подняли пронзительный крик.
Все эти звуки доносились с плантации. Но не это меня
беспокоило, я прислушивался к звукам у бассейна. И вот я
услышал всплеск воды и ясный серебристый голосок сестры!
"Ха-ха-ха!" -- звонко смеялась она. Слава богу, сестра была еще
невредима!
Я остановился и громко закричал:
-- Виргиния! Виргиния!
Я нетерпеливо ждал ответа. Но ответа не было: может быть,
плеск воды заглушал мой голос?
Я позвал еще раз, уже громче:
-- Виргиния! Сестра! Виргиния!
На этот раз меня услышали:
-- Кто зовет меня? Это ты, Джордж?
