оно не смогло бы удержать двоих, теперь, сидя на нем, я это ясно понял.
Еще более тронула меня благородная доверчивость Коффена, когда он
протянул мне свое копье:
- Возьмите его и гребите все прямо, на солнце. Думаю, корабль
находится где-то в той стороне.
Он был тысячу раз прав, доверив мне копье, я скорее пронзил бы им
свое сердце, чем посягнул на его жизнь.
Некоторое время я плыл в указанном направлении, все время стараясь не
оставить товарища далеко позади, потом уступил ему место и поплыл сам. Мы
несколько раз менялись так местами. Все время наши взгляды исследовали
горизонт. Тот, кто сидел на обломке, играл роль впередсмотрящего. И Бог
смилостивился над нами и вознаградил нас за наше теплое отношение друг к
другу.
В ту минуту на бревне сидел я и следил за поверхностью моря. И вдруг
мне показалось красное пятнышко не более носового платка - это развевался
красный флаг, водруженный нами на теле кашалота. Никогда не забуду
выражение лица моего товарища, когда я закричал слабым голосом ура. Я
тотчас бросился в воду и уступил Коффену его копье и бревно.
- Да! - в восторге подтвердил он. - Да, конечно, это наш значок! У
нас есть шанс на спасение! Капитан Дринкуотер не такой человек, чтобы
забыть, что Лидж Коффен совершил с ним двенадцать экспедиций! Люди с
"Летучего облака" знают, в каком направлении увлек нас кашалот. Дринкуотер
обшарит все уголки океана!
У нас теперь была только одна цель - достигнуть кашалота. Мы
напрягали все остатки сил, чтобы плыть и грести.
Наконец мы достигли его. Коффен глубоко вонзил копье в тело
животного. Мы воспользовались древком и с его помощью вскарабкались на
кита. Очутившись в безопасности, мы упали в изнеможении, более похожие на
трупы, чеи на живых людей.
Придя в себя, мы начали обдумывать наше положение. По правде сказать,
мы не могли считать себя спасенными, а только обрели надежду. Немного
передохнув и набравшись силя, мы вскарабкались до самой шеи кита, до того
места, где стоял наш флаг. Но какая неожиданность! Трое из наших товарищей
уже были там! Весь экипаж шлюпки был налицо, не хватало лишь Билла. Наши
удивленные возгласы вывели из оцепенения обессиленных матросов, мы
искренне приветствовали друг друга.
Их одиссея походила на нашу, они немногим раньше добрались до
кашалота. Один из них торжественно произнес:
- Вот мы и все в сборе, нет только Билла. Никто не видел его?
Не мне было отвечать на этот вопрос. Я поднял глаза на Лиджа Коффена.
наши взгляды встретились. Его взор красноречиво говорил: храните тайну.
- Я думаю, он утонул, - уклончиво произнес Коффен. - С нами случилось
бы то же, если бы не подвернулся обломок лодки, который помог продержаться
на воде так долго.
Наши радостные излияния скоро перешли в меланхолию, и мы серьезно
задались вопросом, что нас ожидает. Что мы выиграли, взобравшись на
кашалота? Немного отдыха, некоторую отсрочку, какую иногда дают осужденным
на смерть, без малейшей надежды на помилование. Если судно или лодки не
придут нам на помощь, мы безусловно погибнем.
Каковы шансы на помощь? Рассудок заставлял признать, что они очень
слабы. Помощь могла прийти только от "Летучего облака", потому что шлюпки,
потеряв нас из виду, должны были вернуться к судну. Мы были уверены, что
наши товарищи приложат все силы, чтобы отыскать нас. Но к чему приведут
эти усилия? Разве мы не затерялись в пустыне Тихого океана, величайшего на
всем земном шаре? Остров в двадцать тысяч квадратных миль показался бы
простой точкой на его безграничной поверхности. Что же представляло, в
таком случае, тело кашалота, к бокам которого прилепилось пять
человеческих фигур, словно раковины к борту броненосца? Судно могло пройти
в миле от нас и не заметить ничего. Все зависело от состояния погоды и от
большей или меньшей прозрачности воздуха.
А в эти минуты все было против нас. Нас мочил ливень, над морем
поднимался туман. Вокруг же не было ничего, кроме волнующегося моря,
прекрасный голубой цвет которого перешел в печальный и однообразный серый.
Настала рождественская ночь. Какой она была для пяти несчастных,
которые считали себя покинутыми Богом и людьми! Разбитые усталостью,
умирая от голода и жажды, с душой, полной смертельной тоски, мы уже не
вспоминали и не грезили о радостях Рождества и о пиршестве, в котором
могли бы принять участие. Мы были слишком заняты настоящим, мрачным и
зловещим, и будущим, еще более зловещим и еще более мрачным.
Солнце зашло. Несмотря на мучительный голод, никто не решился
оторвать кусок сырого мяса от горы, которая была под нами, и положить его
в рот.
5. СПАСЕНИЕ. - ПОЛЯРНЫЙ БАССЕЙН. - ПАРИ ПО ПОВОДУ КИТА
Мы спали. Во всяком случае, я спал глубоким сном. Природа брала свое.
Физическая усталость дала нам несколько часов душевного отдыха и полного
забвения. Когда я проснулся, мои товарищи уже были на ногах. Коффен
взобрался на самую возвышенную точку. Он пристально всматривался в океан.
- Ничего, - сказал он наконец. - Я не вижу ни корабля, ни лодок.
Когда он сошел вниз, его лицо выражало отчаяние. Мы по очереди стали
наблюдать за морем. Мы делали это не потому, что питали надежды, а просто
потому, что бездействие томило нас и каждый собственными глазами хотел
убедиться, что от надежд пора отказаться.
Мы умирали от голода и все-таки не могли решиться попробовать сырого
кашалота. Вся душа возмущалась против этого. Если бы мы еще могли развести
огонь и сварить его...
Нас начинала жестоко мучить жажда. Уже накануне мы томились ею, а
теперь она стала невыносимой. Наше положение усугублялось тем, что утром,
в день Рождества, мы выпили двойную порцию рому, а ром, как известно,
имеет свойство возбуждать, а не утолять жажду.
Вчера ливень принес некоторую свежесть, ночью ветерок обвевал наши
разгоряченные головы, поэтому мы смогли немного поспать. Но в первый день
Рождества солнце поднялось над ровным и спокойным морем, на котором едва
можно было заметить лишь медленное и слабое колыхание. За час до полудня
солнце уже жгло как огонь. Лучи отражались в воде, и море походило на
расплавленное стекло.
Эта мертвая тишь и зной мучили наши тела и тревожили душу. Даже если
бы на корабле знали, где мы находимся, судно не смогло бы в такой штиль
сдвинуться с места.
Некоторые мои товарищи, дошедшие до отчаяния, попробовали подносить
куски мяса кашалота к губам. Но это ничуть не помогло им. Мясо кашалота,
имеющее в себе массу соли, только усиливало жажду.
- О милосердный Боже, когда же кончатся наши страдания!
Сколько раз раздавались эти вопли отчаяния! Иногда к ним
примешивались проклятья морю, солнцу и даже чайкам, чьи белые крылья мы
принимали за далекие паруса. Время от времени слышался крик:
- Парус!
Но тот, кто испускал этот вопль, тут же сознавал свою ошибку и
посылал проклятья какой-нибудь невинной морской птице, невольно обманувшей
его.
Когда этот крик надежды раздался в очередной раз, мы едва обратили на
него внимание, до такой степени тяжело было разочаровываться. Но на этот
раз магические слова произнес Лидж Коффен. И все-таки мы не сразу поверили
своему счастью. Подняв головы, мы заметили, что начинается легкий ветерок.
Это обстоятельство победило нашу недоверчивость. Мы все вскарабкались к
флагу. Поднявшись на цыпочки, мы смотрели по направлению, указанному
Коффеном.
Действительно, там можно было видеть белое пятно, и это пятно ни в
коем случае нельзя было принять за крыло чайки. Это был парус, парус,
надуваемый ветром. Скоро судно подошло ближе, и мы узнали "Летучее
облако".
Тогда из наших уст, вернее, из наших сердец, вырвались горячие
восклицания признательности Господу, чья воля спасла нас от смерти. Мы не
думали больше о долгих муках, которые перенесли, все было забыто. По
установке парусов и направлению хода судна мы убедились, что нас заметили,
а если не нас, то, по крайней мере, красный флаг, развевающийся на
кашалоте. Было совершенно невероятно, чтобы его не заметили в подзорную
трубу.
Скоро мы различили нос корабля, то опускающийся, то поднимающийся,
его фок, надуваемый ветром. "Летучее облако" шло прямо на нас.
В одном кабельтове от нас судно остановилось и спустило три самые
большие лодки. За нами достаточно было послать всего одну. Но капитан
Дринкуотер никогда не забывал дела. Я уверен, даже чрезвычайно
обрадованный тем, что нашел своих людей, он не забыл и о том, что мы
сидели, по меньшей мере, на сотне тонн великолепного жира.
Что касается нас, то в наших головах было нечто иное, чем кашалот с
его тоннами жира. Мы бросились в первую же причалившую лодку.
Не без труда забрались мы на борт "Летучего облака" и, когда наконец
очутились на его палубе, едва стояли на ногах.
- Где Билл? - спросил капитан, окинув нас быстрым взором и увидев,
что одного из шестерых пропавших меж нами нет.
- Утонул, - ответил старший офицер.
Отвечая, он пристально глянул на меня, и я опять прочел в его взоре:
храните тайну!
Я хранил ее, пока он был жив. Мог ли я поступить иначе, когда сам был
обязан ему жизнью?
Кашалот-самка был потерян для нас так же безвозвратно, как разбитая в
щепы лодка. Но так как старый самец действительно дал нам сто тонн
отличного жира, наши трюмы были полны.
В этом сезоне нам больше нечего было делать в Тихом океане, и мы
направились в Нью-Бедфорд, куда и прибыли благополучно.
Вместо года мое плавание продолжалось более двух лет, как это
обыкновенно случается. Можно было ожидать, что я навсегда излечился от
страсти если не к морю, то к охоте на китов. Но я не знал ничего лучше.
Воспоминание о моем приключении - или злоключении, как вам угодно,
-возбуждало во мне приятное волнение и подстрекало начать все сначала. Без
сомнения, я видел смерть совсем близко, но я чувствовал сильное влечение к
таким драматическим событиям. Одним словом, я решил снова наняться на
"Летучее облако".
У меня уже были опыт и знания настоящего китолова, и на этот раз я
мог предлагать свои услуги не как робкий новичок. Я даже мог выбирать
между судами, отходящими в Атлантический океан, Тихий или Индийский. Но я
остался верен своему знамени, или, вернее, своим товарищам. Кроме того, я
искренне привязался к капитану Дринкуотеру: это был прекрасный человек,
несмотря на некоторые неприятные привычки. Если оставить в стороне его
пристрастие к спиртному, он был уважаемый член общества, хороший моряк,
смелый как лев и чрезвычайно великодушный.
К старшему офицеру я не питал подобной искренней симпатии, но во
всяком случае и он внушал мне дружеское расположение и, если хотите,
чувство благодарности. Воспоминание о трагическом конце Билла было не из
приятных, но я не мог забыть, что человек, сказавший мне:"Помните Билла!"
- спас мне жизнь, рискуя своей. Я был уверен, что при необходимости он
снова будет готов оказать мне такую же услугу.
У меня была еще одна причина предпочесть "Летучее облако". Капитан
Дринкуотер на этот раз решил оставить в покое кашалотов и начать кампанию
против китов, известных под названием "bowhead" /круглоголовые/. Это самый
большой из известных видов. Говорят, что они в изобилии водятся в полярном
бассейне, в той части Ледовитого океана, которая начинается после
Берингова пролива. Что касается китов с плоской головой, то они водятся в
широтах более южных.
Мы должны были поднять паруса, лишь только капитан продаст груз
спермацета и "Летучее облако" будет вновь покрашено и отремонтировано.