востоку от нас был проход, не замеченный нами, но открытый экипажем
"Летучего облака". Судно сигналами приказало нам оставаться на месте. Если
бы мы не поняли сигналов, то могли бы испугаться, потому что, к нашему
величайшему удивлению, корабль поднял паруса и произвел маневр, словно
удалялся от нас. Но, сделав два узла, он снова направился к нам и,
насколько мы могли судить издали, спустил шлюпки в море.
Наши офицеры следили за всеми его маневрами в подзорные трубы и
сообщали о них нам. Вот они сказали, что от судна отошла шлюпка. Потом
передали, что она идет на ледяное поле. Мы поняли, в чем дело, когда Лидж
Коффен причалил свою лодку к нашим и закричал:
- Друзья, а мы уже думали, что вы на дне океана! Счастлив видеть вас
живыми и здоровыми! Скорее прыгайте в ваши лодки и следуйте за мной!
- Какой дорогой?
- Ах, черт возьми! Да тою же, какой я пришел сюда! Видите ли, на
востоке есть проход между льдами, этим проходом мы и вернемся назад.
Мы не заставили себя ждать и прыгнули в лодки. Не без труда
последовали мы за мистером Коффеном: очень тяжело грести без скамеек, не
имея точки опоры. Но, как бы то ни было, мы совершили этот переход и скоро
ступили на палубу "Летучего облака". Наш бравый капитан сердечно пожал нам
руки.
К этому времени все мы уже чувствовали отвращение к полярному
бассейну и круглоголовым китам, и капитан Дринкуотер - не меньше нашего.
Он решил искать счастья в другом месте.
Бристольский залив на севере Алеутских, или Лисьих, островов имел в
эту пору репутацию наиболее выгодного для китоловов, и мы направились к
нему.
Возвращаясь по старому пути, мы снова прошли Берингов пролив и
сказали "прости" полярному бассейну. Мы только жалели о том, что пришли
сюда. Мы надеялись, что в Тихом океане нам повезет больше, и, говоря
откровенно, в этом чувствовалась необходимость. "Летучее облако" очень
мелко сидело в воде, так как не было обременено грузом жира, между тем не
следовало забывать, что экипаж был заинтересован в прибылях.
Да что прибыли, когда нам нечем было покрыть даже наших издержек, так
как сезон почти кончался, а мы все еще не могли рассчитывать на успех.
Целыми днями мы проклинали круглоголового кита, причину наших бедствий.
Бристольский залив щедро вознаградил нас, и мы наверстали время,
потерянное в полярном бассейне. Кит, плоскоголовый, настоящий левиафан, в
изобилии встречается в северной части Тихого океана, и мы набили его
столько, что печи "Летучего облака" пылали непрерывно, топя жир.
Нам не хватало только одного кита, чтобы груз был полон. Но вот мы
встретили его, и три лодки под начальством трех офицеров отправились на
охоту. Я снова попал в лодку мистера Рэнсома. Этот молодой офицер,
жаждущий отличиться, заставлял нас работать сверх сил. Он даже обещал нам
награду, если мы опередим другие лодки и представим ему возможность первым
пустить гарпун. Естественно, мы старались изо всех сил, и мистер Рэнсом
загарпунил кита первым. Гарпун глубоко вонзился в тело гиганта.
Этот кит оказался скверным животным. Со всей скоростью, на какую он
только был способен, он поплыл вперед, увлекая нас за собою на буксире.
Через несколько минут остальные лодки были уже далеко позади и только
мелькали время от времени, когда высокая волна поднимала их на хребет.
Море было неспокойно, и небо предвещало еще большее волнение.
Но мистер Рэнсом не обращал ни малейшего внимания ни на небо, ни на
море, ни на отставшие лодки, которые уже не могли соперничать с нами. Он
еще видел судно, и этого ему было достаточно. Но мало-помалу и "Летучее
облако" исчезло за водяными валами, мы уже с трудом видели только кончик
грот-мачты. Однако мистеру Рэнсому и это было безразлично: он не хотел
рубить канат и отказаться от добычи. Кит же продолжал свой бешеный бег.
Время от времени рулевой Греммель напоминал своему командиру об опасности,
которой он подвергал всех и в том числе себя самого.
- Вы видите, сударь, - говорил он почтительным тоном, - наступает
ночь, уже едва можно различить верхушки мачт. Если мы потеряем из виду
корабль, бог знает, что может случиться. Не благоразумнее ли обрубить
канат?
- Обрубить канат? Никогда, - упрямствовал офицер. - Верхушки мачт еще
видны. Греммель, неужели мы позволим киту издеваться над собою как раз
тогда, когда наносим ему последний удар? Вы только присмотритесь к нему -
видно, что он долго не продержится.
- Не во гнев вам будь сказано, сударь, - ответил Греммель, - он,
напротив, продержится еще долго. У него вполне достаточно сил, чтоб
наделать нам хлопот. Посмотрите! Видите, как он идет!
Кит выбросил фонтаны воды через свои дыхала, и так высоко, что ветер
донес брызги до нас. Молодой офицер обернулся, и лицо его выразило
недовольство и разочарование, когда он увидел, что мачты "Летучего облака"
уже исчезают на горизонте. Он колебался, его раздирали сожаление оставить
кита в такой благоприятный момент и боязнь совершить преступное
безрассудство, позволяя увлечь себя дальше.
- Я не могу решиться обрубить канат, когда на конце его кит, -
печальным голосом ответил он, - да еще так хорошо загарпуненный. Я уверен,
мы покончили бы с ним в одну минуту, если бы только он захотел
остановиться.
Но кит как раз и не думал останавливаться, лодка продолжала прыгать
по волнам, вспенивая их своим острым носом.
Молодой офицер еще раз обернулся, потом внимательно поглядел на небо
и, наконец, вынув свой нож, грустно произнес:
- Я согласен, иного способа нет. Мы рискуем потерять из виду корабль,
особенно сейчас, когда солнце садится. Вы это сами видите, ребята! - Он
словно заранее извинялся за то, что готовился сделать. - На этот раз
придется отказаться от левиафана. Эге! Что это такое? - прибавил он, кинув
взгляд на море. - На нас идет туман. Возможно ли?
Мы все взглянули в том же направлении. Голубоватый пар поднимался над
морем с подветренной стороны и быстро надвигался на нас.
- Это туман! - закричал встревоженный рулевой. - Режьте, сударь,
режьте скорее!
Мистер Рэнсом не медлил более и одним ударом рассек канат. Кит,
словно празднуя свое освобождение, хлестнул по воде огромным хвостом,
быстро нырнул и больше уже не показывался.
- Правьте, Греммель, - скомандовал офицер, - готовьте мачту,
поставьте паруса. Живее! Определим место, чтобы не сбиться. Живее!
Но едва он вынул из ящичка компас и разложил карту, как нас буквально
окутал туман. Компас был более не нужен. Он, конечно, указывал, где север,
где юг, но не мог помочь определить место, где мы находимся.
- Скорее ставьте парус! - закричал мистер Рэнсом. - На весла, ребята!
Работайте скорее и энергичнее, самое лучшее для нас теперь плыть под
ветром, потому что кит тащил нас против ветра. Если бы этот проклятый
туман помедлил хоть пять минут, я бы смог точно определить местонахождение
корабля, а сейчас уж поздно, мы в скверном положении.
В высоких широтах Тихого океана, где мы находились, туманы для
китоловов представляют одну из самых грозных опасностей, и не только
потому, что они часты, но главным образом потому, что они заволакивают
горизонт в мгновение ока. Кроме того, никогда нельзя сказать, сколько
времени туман будет висеть: они здесь настолько капризны, что обманывают
самых опытных моряков. Мы знали это и отлично понимали всю серьезность
своего положения.
Опасность была тем более велика, что в продолжение последних двух или
трех дней мы не встретили ни одного корабля, китоловного или иного.
Единственным нашим шансом могло быть только родное "Летучее облако". Но
как его найти? У нас не было никаких данных, кроме ветра, чтобы определить
направление. Однако ветер так же капризен, как туман, он каждую минуту
может измениться и, возможно, уже изменился, пока мы колебались и
раздумывали. Полагаясь на него, мы могли уходить все дальше и дальше от
цели наших поисков.
Нужно оказаться в нашем положении, чтобы понять, как мучила нас
неизвестность, пока мы молча гребли.
Словно для того, чтобы сделать чувство одиночества полнее и
неизвестность мучительнее, ночь окутала нас тьмою, словно траурным флером,
одно прикосновение которого заставляет трепетать от ужаса.
10. НАУГАД. - БЕРЕМ В ПРОВОДНИКИ ЧАЕК
Есть чувства, которые нельзя себе представить, не пережив их. К числу
таких относится и то, которое овладевает вами, когда вы находитесь среди
густого тумана, в открытом море и не на палубе судна. Даже днем, на борту
настоящего корабля, если и не испытываешь ужас, то все же чувствуешь себя
прескверно посреди такого густого тумана, обманывающего все расчеты и
зачеркивающего все предосторожности.
На нашей ореховой скорлупке мы имели одинаковые шансы попасть на
истинный путь или окончательно заблудиться. Конечно, нами владела
невыразимая тревога. Несомненно, в руках у нас были весла, мы были сильны
и хорошо умели управляться с ними, но движения наши были робки и
нерешительны, как у людей с повязкой на глазах.
- Ребята, - произнес наш командир, - отдохните немного. Зажгите
фонарь, чтобы можно было взглянуть на компас. Ветер, как я полагаю,
падает, и нам предстоит штиль. Хорошенько прислушивайтесь, не раздастся ли
пушечный выстрел, и замечайте, с какой стороны.
На каждой китоловной лодке есть бочонок, где хранится фонарь и все
необходимое, чтобы зажечь его. Фонарь был зажжен, и мы осветили им компас,
который мистер Рэнсом держал в руках. Когда мы при этом свете разглядели
его лицо, мы прочли на нем тревогу и даже отчаяние. Он тотчас определил,
что ветер изменил свое направление. Да, ветер, который был нашим
единственным поводырем и поддерживал надежду на спасение, изменил нам.
- Это плохо, - вполголоса сказал мистер Рэнсом, поняв, что мы
заблудились. - На ветер надеяться больше нечего, придется обойтись без
него. Воспользуемся же компасом, насколько возможно. Корабль должен быть
от нас в направлении северо-северо-запад. Что вы думаете на этот счет,
Греммель?
- Трудно судить.
Ответ Греммеля был мало ободряющ.
- Но, - продолжал рулевой, - я полагаю, можно идти по этому
направлению, как и по всякому другому.
- Отлично! Попытаемся же, - сказал молодой офицер решительным тоном.
- Вперед, братцы! Исполняйте вашу обязанность, а я исполню свою.
Он взял фонарь из рук рулевого, а мы молча взялись за весла. Никогда,
я думаю, гребцы не исполняли своей обязанности менее охотно и с меньшей
надеждой. Мы гребли совершенно машинально. Никто из нас не рассчитывал в
эту ночь достигнуть корабля, если вообще нам суждено было когда-нибудь его
достигнуть. Надо хорошо знать море, чтобы понимать, что малейшее
отклонение влево или вправо могло сбить нас с правильного пути, если
допустить, что мы были на нем. С помощью компаса или без помощи компаса,
мы все равно шли теперь наугад, совершенно наугад. Никто лучше мистера
Рэнсома не сознавал этого. Для очистки совести он дал несколько указаний
рулевому, взглянув на компас, но по голосу его было заметно: он сам не
слишком верил в то, что говорил. Мы тоже не верили и часто поднимали
весла, чтобы прислушаться, не раздастся ли пушечный выстрел. Наш командир
прислушивался с таким же беспокойством, как и мы, и вместо того, чтобы
упрекать нас в лености, чего он не преминул бы сделать при иных
обстоятельствах, он сам приказывал нам делать эти паузы и не шевелиться.
Не раз убаюкивали нас волны, пока мы прислушивались, надеясь уловить
