- Сеньор Сантандер вас совсем избалует своим вниманием. Заботясь о
вашем здоровье, полковник желает, чтобы вы совершили прогулку. Это особая
милость, которая доставит вам и пользу, и удовольствие.
Дон Педро любил поиздеваться и очень гордился своим умением
изобретать насмешки. На этот раз, однако, его ирония потеряла смысл.
Карлик не удержался, чтобы не ответить.
- А! - завопил он нечеловеческим голосом. - Прогуляться по улице! Вы
хотите сказать, под улицей! Я ведь знаю, дон Педро!
Он так давно был в тюрьме, что позволял себе фамильярности с
начальником тюрьмы, и ему их прощали.
- Ах ты, уродина! - удивилcя начальник тюрьмы. - Я постараюсь отучить
тебя от неуместных шуток! - Затем, обращаясь к Ривасу, сказал: - Сеньор
Руперто, я был бы счастлив избавить вас от этой маленькой экскурсии, но я
получил приказания, которых не могу не выполнить.
Это опять была лишь шутка, придуманная с целью помучить заключенного,
во всяком случае, Ривас это так и понял. Обращаясь к своему притеснителю,
он сказал:
- Мерзавец, обесчестивший свое оружие в Закатекасе, вы как нельзя
более подходите к должности начальника такой отвратительной ямы, как эта.
Продолжайте делать подлости, я вас презираю.
- Черт побери! Как вы, однако, дерзки, сеньор Ривас! Не надейтесь,
что графине, как бы знатна она ни была, удастся выцарапать вас из моих
когтей, о вас гораздо лучше позаботится госпожа виселица.
Произнеся эту угрозу, он крикнул:
- Отведите арестантов, куда я говорил вам!
Последние слова относились к главному надзирателю, высокому, крепко
сложенному малому.
- Por cierto, gobernedor, - ответил тот с почтительным поклоном.
- Пусть остаются там весь день. Это приказ.
- Слушаю, сеньор!
Вскоре после ухода начальника тюрьмы надзиратель крикнул, отворив
дверь камеры:
- Живо, марш на канавы!
18. ТИРАН И ЕГО НАПЕРСНИК
Excelentisimo, ilustrisimo, генерал дон Хосе Антонио Лопес де
Санта-Ана - таковы были титул и имя того, кто держал в своих руках судьбы
Мексики в то время. Человек этот около четверти века был бичом и
проклятием молодой республики. Хотя власть диктатора была временной, но
деморализация, производимая деспотизмом, надолго переживает время
правления деспота. Санта-Ана достаточно принизил мексиканцев в
социально-политическом отношении, чтобы сделать их неспособными выносить
какую бы то ни было форму конституционного правления. Они не различали
более друзей свободы от ее врагов, а так как после каждого низложения
диктатора возвращение либерального правления не сразу восстанавливало
правовой порядок, то и на него сыпались обвинения, причем тут же все
забывали зло, причиненное тираном.
Неумение разбираться в сложных вопросах политики присуще, к
несчастью, не одним мексиканцам.
В первое время существования Мексиканской республики эти плевелы с
необыкновенной силой разрастались на пользу Санта-Аны. Его свергали и
прогоняли бесчисленное количество раз, и вот он снова был призван, к
великому удивлению нации, а впоследствии и историков. Объяснение, однако,
весьма просто: вся сила его могущества заключалась в порожденной его
политикой деморализации, милитаризме и отвратительном шовинизме, последнем
в особенности.
Разделяй и властвуй - политическое правило столь же древнее, как и
сам деспотизм. Лесть как средство укрепления власти - тоже путь достаточно
известный. Этот-то последний путь и был избран Санта-Аной, который не
упускал случая польстить народному самолюбию и кончил унижением и
посрамлением нации, как это случилось во Франции несколько лет тому назад
и как может случиться со всяким народом, если его идеалы не превышают
удовлетворения, получаемого от самовосхваления. Диктатор Мексиканской
республики имел в то время притязания на титул императора и преследовал
эту цель ревностнее, чем когда-либо. В действительности он пользовался
императорской властью, растоптав свободу в стране. Чтобы подготовить своих
подданных к задуманным им переменам, он решил поразить их воображение
обрядностями чисто военного характера. К титулу правителя государства
Санта-Ана прибавил еще и звание главнокомандующего. Дворец его и внутри и
снаружи походил на крепость. У всех дверей стояли часовые.
В тот день, когда Сантандер посетил Аккордаду, диктатор сидел в зале,
где была назначена аудиенция его приближенным. Официальные дела
закончились, он оставался один. В зал вошел дежурный адъютант, положил на
стол диктатора визитную карточку. - Да, я могу принять его, - сказал тот,
взглянув на нее.
Посетителем оказался Карлос Сантандер.
- А, сеньор Сантандер! - весело приветствовал его диктатор. - Чем
обязан удовольствием? Судя по вашему торжествующему виду, новая победа?
- Экселлентиссимо!..
- О, не скромничайте! Говорят, вы счастливейший из смертных?
- Уверяю вас, даже напротив... Это только наговоры...
- Я и сам достаточно видел. Например, ваше ухаживание за прелестной
особой, которую вы, кажется, знали еще в Луизиане?.. - Он устремил на
Сантандера испытующий взгляд, точно сам сильно интересовался особой, на
которую намекал. Избегая его взгляда, Карлос уклончиво ответил:
- Ваше превосходительство очень добры, уделяя мне столько внимания.
- Вот как! Вы даже не находите нужным отрицать эти догадки! Ха-ха-ха!
Великий управитель, откинувшись в кресле, захохотал.
- Да, сеньор Карлос, ваши любовные похождения мне хорошо известны. Но
я далек от мысли осуждать вас за это. Живя сам в стеклянном доме, я не
могу бросать камни в стекла другим. Ха-ха-ха!
Его смех и взгляд показывали, что ему очень льстит слава дон Жуана.
- Впрочем, ваше превосходительство, не все ли равно, что подумает
свет, лишь бы совесть была спокойна.
- Браво, брависсимо! - вскричал Санта-Ана. - Карлос Сантандер
проповедует мораль! Нет, это уж слишком! Ха-ха-ха!
Полковник был немного озадачен, не понимая, к чему клонится разговор,
и решился, наконец, заметить:
- Меня крайне радует, что ваше превосходительство находится сегодня в
таком хорошем расположении духа.
- Уж не потому ли, что вы намереваетесь меня о чем-то просить? -
Санта-Ана любил отпускать довольно обидные замечания. - Кстати, скажите,
откуда у вас шрам на щеке? Я давно хотел спросить об этом.
Вопрос заставил Сантандера покраснеть.
- Это последствие дуэли, - сказал он.
- Где?
- В Новом Орлеане.
- О, это город дуэлей, я знаю, так как жил там некоторое время.
Санта-Ана побывал в Соединенных Штатах после сражения при
Сан-Гиацинте, где был взят в плен и отпущен под честное слово.
- В Новом Орлеане встречаются удивительно искусные дуэлянты. Но кто
же был вашим противником? Надеюсь, вы ему отплатили как следует?
- Даже более того.
- Вы убили его?
- Нет, но это зависело не от меня, а от моего секунданта, упросившего
меня пощадить противника.
- А что же было причиной ссоры? Впрочем, что же тут спрашивать?
Конечно, замешана женщина.
- Виноват, ваше превосходительство, наша ссора имела совсем другую
причину.
- Какую?
- Я собирался посвятить свое оружие славе Мексики и ее достойного
правителя.
- В самом деле, полковник?
- Ваше превосходительство не забыли знаменитую кампанию партизан...
- Да-да, - прервал его поспешно Санта-Ана, точно не желая вспоминать
о неприятном, - значит, вы дрались с одним из них?
- Да, с их капитаном.
- И что же с ним сталось? Он воевал под Мьером?
- Да, ваше превосходительство.
- Убит там?
- Взят в плен.
- Расстрелян?
- Нет.
- Значит, он должен быть здесь? Как его фамилия?
- Керней, он ирландец.
Выражение лица Санта-Аны говорило о том, что это имя ему известно.
Действительно, как раз в то утро дон Игнацио приходил ходатайствовать о
помиловании Кернея и освобождении его из тюрьмы, но решительного ответа
министр не получил. Вся эта история показалась диктатору подозрительной.
Не упомянув, однако, ни о чем, он только спросил Сантандера:
- Этот ирландец в Такубае?
- Нет, он в Аккордаде.
- Так как техасские пленные находятся в вашем ведении, то вы,
вероятно, о нем и пришли просить? Чего же вы желаете?
- Вашего разрешения наказать этого человека, как он того заслуживает.
- За шрам, которым он украсил ваше лицо? Вы сожалеете, что не
ответили ему как следует? Не так ли, полковник?
Сантандер, покраснев, сказал:
- Это не совсем так. Он должен быть наказан по другой причине.
Санта-Ана пристально посмотрел на Сантандера.
- Этот Керней, - продолжал полковник, - один из самых ярых врагов
Мексики и вашей светлости. В одной речи он называл вас узурпатором,
тираном, предателем, не раз изменявшим свободе и родине. Позвольте мне не
повторять тех оскорблений, которыми он вас осыпал.
Глаза Санта-Аны блеснули гневом.
- Черт возьми! - вскричал он. - Если вы говорите правду, то можете
делать с этим ирландцем все, что хотите. Расстреляйте его или повесьте,
мне безразлично. Впрочем, нет, подождите. Ведь в настоящее время у нас
предприняты переговоры с министром Соединенных Штатов о техасских пленных.
К тому же, Керней, будучи ирландцем, является английским подданным, и
английский консул может втянуть нас в неприятную историю. Не следует его
пока ни расстреливать, ни вешать. Поступайте осторожно. Вы понимаете меня?
Полковник прекрасно понимал, что хотел сказать диктатор словом
"осторожно". Все шло так, как хотел Сантандер. Когда он выходил из зала,
лицо его сияло злобным торжеством. Отныне он мог унижать вволю того, кто
унизил его!
- Вот так комедия! - воскликнул Санта-Ана, когда дверь за посетителем
закрылась. - Прежде чем опустят занавес, я и сам хочу сыграть роль в этой
пьесе. Сеньорита Вальверде без сомнения прелестна, но она недостойна
развязать шнурки на башмаках графини. Эта женщина, ангел она или демон,
могла бы, если бы захотела, добиться того, чего не смогла еще ни одна...
вскружить голову Санта-Ане!
19. ДОН ЖУАН С ДЕРЕВЯННОЙ НОГОЙ
Диктатор просидел некоторое время неподвижно, затем, зажигая одну
папиросу за другой, стал курить. Его лицо сделалось мрачно. В ту пору,
если верить общей молве, Санта-Ана имел абсолютную власть над жизнью
мексиканского народа, действуя то силой, то хитростью, не брезгуя никакими
средствами. Перемена выражения лица диктатора была вызвана отнюдь не
угрызениями совести. Скорее воспоминаниями. Сюда примешивался, может быть,
страх разделить когда-нибудь участь своих жертв, ибо каждый деспот не без
оснований опасается мести. Развращенное и развращающее правление Санта-Аны
так бесцеремонно обращалось к кинжалу, что убийство стало в некотором роде
обычным делом. Неудивительно поэтому, что и диктатор боялся погибнуть от
руки убийцы. Как ни прочно утвердился Санта-Ана у власти, надеясь
переменить кресло диктатора на королевский трон, он не мог чувствовать
себя в полной безопасности.
Его тревожило еще одно обстоятельство. С помощью арестов, казней,
ссылок и конфискаций ему почти удалось уничтожить либеральную партию. Но,
как ни слаба она была, но все же существовала, ожидая лишь случая, чтобы
проявить себя. Санта-Ана знал это по опыту собственной жизни, где так
часто чередовались торжество и поражение. В одном из северных городов
республики даже был раскрыт заговор. Это походило на отдаленные раскаты
грома приближающейся грозы.
Однако мысли, омрачившие в эту минуту чело Санта-Аны, от политики
