невыгодном свете, он появился у Вальверде лишь спустя несколько дней, с
пластырем на щеке, держа руку на перевязи. Он понял, что на молчание
Дюперрона и доктора может надеяться, остальные же свидетели уехали в
Техас. Ему, значит, нечего было опасаться, что истина выйдет наружу. Он
рассказал дону Игнацио, что нанес Кернею много ран и жизнь ирландца в
большой опасности. Когда слух об этом дошел до Луизы, она чуть не заболела
с горя, но Сантандер уехал, и узнать подробности было не у кого. Через
несколько месяцев, уже в Мексике, он повторил ту же выдумку, хотя знал,
что противник жив и здоров, он прочел о нем в одной из американских газет,
где при описании Мьерского сражения в очень лестных выражениях упоминался
капитан Керней. В списках убитых его имени не было.
Вот каково было положение главных лиц нашего романа после Мьерского
сражения: Карлос Сантандер - полковник, состоящий в свите диктатора, дон
Игнацио Вальверде - министр, дочь его - красавица, пользующаяся всеобщим
вниманием, Флоранс Керней, бывший капитан партизан, и Крис Рок, лучший
стрелок отряда, - узники ужасной тюрьмы. Но их ждало еще большее унижение,
о чем догадался Керней, как только начальник тюрьмы резко захлопнул дверь
их кельи. Уроки, которые он брал у дона Игнацио, не пропали даром, общение
с солдатами во время похода позволило ему усовершенствоваться в испанском
языке. Карлос, вероятно, не подумал об этом или предполагал, что стены
тюрьмы достаточно толсты, и разговоры в ее коридорах не могут быть
услышаны узниками в кельях. Вышло, однако, иначе. Ирландец услышал все,
что говорилось за дверью.
- Сеньор Педро, - говорил Сантандер, - эти техасцы - мои давнишние
знакомые, я встретил их не в Техасе, а в Соединенных Штатах, в Новом
Орлеане, где между нами сложились отношения, которых я не считаю нужным
описывать. Да будет вам известно, что я в долгу у этих людей и потому хочу
расплатиться с ними. Я могу рассчитывать на вас, не правда ли?
Трудно было ошибиться в том, что речь шла не о расплате за дружескую
услугу, а напротив, о злобном плане отмщения. Ответ дона Педро доказывал,
что он все прекрасно понял.
- Конечно, вы можете рассчитывать на меня. Ваше приказание будет
немедленно исполнено.
- Прекрасно, - сказал Сантандер, подумав немного, - я хочу,
во-первых, чтобы вы дали им возможность подышать воздухом на улице. Не
только техасцам, но всем четверым вместе.
- Однако! - вскричал удивленный начальник тюрьмы. - Они должны быть
вам за это благодарны.
- Менее, чем вы предполагаете, если принять во внимание работу,
которую я немерен им дать.
- Какую работу?
- Небольшую работу...
- На какой улице?
- Калье-де-Платерос.
- Когда же?
- Завтра же. Приведите их утром и оставьте до вечера, до тех пор,
пока не пройдет процессия. Вы поняли меня?
- Кажется, да, полковник. А цепи оставим на них?
- Да, непременно, я желаю, чтобы они оставались скованными так же,
как сейчас: карлик с великаном, а два другие вместе.
- Слушаю, все будет исполнено.
Этим закончился любопытный разговор, а если и продолжался, то Керней
не мог более ничего расслышать. Когда он пересказал услышанное Крису Року,
тот не понял, о чем речь, но двое других заключенных сейчас же догадались,
в чем дело.
- Хорошо же! - вскричал карлик. - Ведь это значит, что не пройдет и
суток, как мы будем барахтаться по пояс в грязи. Прекрасно, нечего
сказать!.. Ха-ха-ха!..
И, слушая смех уродца, можно было подумать, что ему предстояло не
отвратительное занятие, а исключительное удовольствие.
14. НА АСОТЕЕ
В мексиканском городе плоские крыши домов называются "azotea".
Невысокие, фута в три, перила служат для отделения крыши одного дома от
крыши другого и для ограждения крыши по краю. На асотее проводят большую
часть дня, это место отдыха и приема гостей. Такая особенность архитектуры
восточного происхождения еще существует на побережье Средиземного моря. Не
любопытно ли, что встречается она и у мексиканцев, где дома тоже имеют
плоские крыши вместо террас? Такие же кровли можно видеть в Нью-Мехико и
других городах. Сухой и теплый климат - главное условие для устройства
подобного рода крыш. Нет на свете страны, где жизнь на открытом воздухе
была бы более привлекательна, чем в Мексике. К тому же, на этих крышах не
чувствуется ни малейшего дыма, так как труб практически не существует.
Здесь они совершенно излишни. Немного дров, сожженных в золе, - вот и все
отопление, да и то лишь в исключительных случаях. В кухнях употребляют
древесный уголь, поэтому воздух остается вполне чист. Асотея, которую
хорошо содержат, бывает украшена цветами, красивыми растениями, небольшими
деревцами, апельсиновыми камелиями и пальмами, иногда над перилами
возвышается бельведер, с которого еще удобнее любоваться красивыми видами.
А где же найти пейзажи красивее, чем те, которые окружают Мехико? В какую
сторону ни повернись, всюду взору открывается дивная картина. То долины
самых различных зеленых оттенков - от светло-желтого маиса до
темно-зеленого табака, то целые поля перечника и бобов, широкие полосы
воды, отливающие на солнце серебром, и все это обрамляется цепью гор с
вечным снегом на гигантских вершинах. Словом, с какой бы крыши дома ни
окинуть взором даль, все чарует глаз и веселит душу.
Но на асотее одного дома сидела молодая девушка, которая,
по-видимому, не обращала внимания на окружающую красоту. Вся ее фигура
выражала тоску, и тоску эту не могла рассеять самая удивительная природа.
Это была Луиза Вальверде. Она вспоминала другую, не менее прекрасную
страну, где провела несколько лет изгнания. Последний год был для нее
самым приятным и счастливым: она узнала любовь! Предметом ее любви был
Флоранс Керней. Где-то он теперь? Она не знала о нем ничего. Не знала
даже, жив ли он. Он исчез, не объяснив причины своего внезапного отъезда.
Ей было известно только, что он был избран капитаном отряда волонтеров,
который, как ей потом сообщили, отправился в Техас. Затем до нее дошли
слухи о геройской борьбе партизан и о понесенных ими потерях. Она знала
также, что оставшихся в живых взяли в плен и отвели в Мексику, обращаясь с
ними самым жестоким образом, знала и о той отваге, с которой они пытались
освободиться, и о вторичном их пленении.
Уже в Мехико она с жаром следила за всеми событиями Мьерской
экспедиции и, прочитывая все газеты, с замиранием сердца просматривала
списки раненых и убитых. Дойдя до списка казненных в Эль-Саладо, полуживая
от страха, она вздохнула спокойно, лишь когда прочла последнюю фамилию в
нем. Ей все же казалось странным, что имя Кернея нигде не упоминалось.
Почему о нем нигде не писали? И где он мог теперь быть? Этот
последний вопрос не давал ей покоя. Оставалось допустить, что Керней
бесславно погиб от какой-нибудь болезни или несчастного случая. Его тело,
наверное, покоится где-нибудь в прерии, где его похоронили товарищи.
Грустные мысли, которым все время предавалась Луиза, покрыли бледностью ее
щеки и наполнили, тоской душу. Ни почести, которыми был осыпан ее отец, ни
восторг, вызываемый ее красотой, не могли рассеять ее грусти.
15. ОЖИДАНИЕ
Обыкновенно люди, тоскующие о чем-либо, предаются своему чувству,
скрываясь от людей. Дочь дона Игнацио избрала для этого бельведер, где
проводила большую часть дня в совершенном уединении. Отец ее, занятый
государственными делами, проводил свое время во дворце.
В этот день, однако, Луиза, поднявшись на асотею, была, очевидно,
погружена в другие мысли. Взор ее, обычно равнодушно блуждающий по
живописным просторам, был сегодня устремлен на то место, где дорога,
идущая вдоль Чапультепекского акведука в Такубаю, сворачивает влево,
теряется среди плантаций и исчезает из виду.
Почему Луиза не отрывала глаз от этого поворота? Почему лицо ее так
оживилось? Взгляд ее лихорадочно горел, устремленный навстречу не
блестящему всаднику на красивом коне, а простому пешеходу - слуге,
которого она послала в Такубаю и возвращения которого теперь ожидала.
Данное ему поручение требовало большой ловкости и осторожности, но метис
Хосе обладал и тем, и другим. Он должен был узнать, нет ли среди пленных,
отведенных в Такубаю, человека по имени Флоранс Керней.
Можно, пожалуй, удивиться, почему молодая девушка не сделала этого
раньше. Но дело в том, что Луиза только накануне возвратилась в город из
загородного поместья и узнала, что пленники, столь давно ожидаемые,
наконец прибыли. Ей не пришло в голову навести справки в Аккордаде, хотя
она и слышала, что несколько пленных было помещено в эту тюрьму. По ее
мнению, если дон Флоранс избежал смерти, то никак не мог быть подвергнут
подобному унижению.
Когда она сидела так, сгорая от нетерпеливого ожидания, лакей подал
ей конверт с гербом на печати. В конверте оказался пригласительный билет:
сам диктатор предлагал ей участвовать в большой процессии, назначенной на
следующий день. Внизу было указано, что в ее распоряжении будет парадная
карета. Сколько женщин в Мексике позавидовали бы подобному приглашению!
Заметьте, что Антонио Лопес де Санта-Ана не только подписался
собственноручно на этом приглашении, но еще приписал "con estima
particular".
Эта лесть, однако, не только не доставила удовольствия Луизе
Вальверде, но, напротив, вызвала у нее отвращение и даже страх. Уже не
первый раз диктатор оказывал ей внимание, осыпая любезностями. Она
отбросила билет с пренебрежением и начала снова всматриваться вдаль,
надеясь увидеть своего посланца. О приглашении же диктатора она тут же
совершенно забыла, как будто и не получала его.
Через несколько минут ее снова отвлекли от пристального ожидания. Но
был уже не лакей, а молодая женщщина, красота которой представляла
удивительный контраст с красотой Луизы. У Луизы, хотя она была испанского
происхождения, были золотистые волосы и нежно-белый цвет лица. Та же,
которая в эту минуту входила на асотею, была смуглая брюнетка, ее
роскошные черные волосы были зачесаны высоко на затылок, легкий пушок над
верхней губой еще более оттенял белизну зубов. Яркий румянец на ее щеках
напоминал по цвету розу. В этом лице женское очарование сочеталось с
какой-то дикой оригинальностью, прибавляющей очарованию известную остроту.
Молодая женщина, наружность которой мы только что описали, была
красавица Изабелла Альмонте, "львица" мексиканского общества.
16. ДВОЙНАЯ ОШИБКА
Луиза Вальверде и графиня Альмонте были очень дружны, и не проходило
дня, чтобы они не виделись. Они жили на одной улице. У графини был
собственный дом, хотя и купленный на имя ее тетки и опекунши. Кроме
красоты, она обладала еще и титулом, доставшимся ей от древнего правящего
рода в Мексике.
Очень богатая, она владела во многих местах домами и дачами.
Пользуясь полной свободой, она тратила деньги, не отдавая никому отчета,
веселая и беззаботная, как птичка.
На этот раз, однако, Луизу поразило озадаченное лицо подруги и ее
прерывистое дыхание. Правда, задыхаться она могла оттого, что поднялась
сразу на четвертый этаж, но краска, покрывавшая ее лицо, и блеск глаз
должны были объясниться другой причиной.
- Madre de Dios! - вскричала участливо ее подруга. - Что с вами,
Изабелла?
- О Лусита, если бы вы знали!
- Но в чем же дело?
- Он в тюрьме...
