порывистый...
-- Питер...
-- Ладно.
Он косо глянул на меня, подошел к Хелен, и вдруг порывисто обнял ее.
Летунья покорно ждала.
-- Не рискуй, девочка. Ладно? -- Питер заглянул ей в глаза. -- У Дома
и Церкви много интересов. А вот у нас всего одна жизнь... Идем, планёр
выводят.
Хелен кивнула:
-- Я всегда об этом помню.
-- Парень...
Я подошел к нему. Питер молча извлек из стола красивую стальную
фляжку. Протянул:
-- Глотни. Да побольше.
Это оказалось бренди, не лучшее, но вполне сносное.
-- Расслабишься, не будешь дергаться в кабине, -- пояснил Питер. --
Давай, приложись еще.
Спорить я не стал. Все летуны, похоже, больше всего боялись, что
пассажир запаникует в кабине. И вспоминая свой первый полет, и Марка,
едва не вывалившегося наружу, я мог их понять.
-- Спасибо... -- я вернул фляжку. -- Обещаю себя вести тихо.
Кажется, его это удовлетворило. Питер приложился к фляжке сам, и
пошел вместе с нами.
Вначале мы направились в туалет. Хелен молча указала мне на дверь с
мужским силуэтом, вошла в свою кабинку. Я кивнул, понимая. В воздухе
нужду не справишь. Питер, которому такая опасность не угрожала,
дожидался нас в коридоре.
Уже потом мы вышли наружу. На мой взгляд, дождь вовсе не усилился, но
Хелен подставила ладошку и недовольно покачала головой. Мы прошли к
одному из ангаров -- уже пустому, освещенному яркими лампами. Отсюда,
похоже, что-то недавно вывезли -- на земле были видны следы.
-- Давай, поспеши, -- попросил Питер. -- Еще десять минут -- я тебя в
небо не пущу.
-- Помоги тогда, -- Хелен сняла плащ, стала неловко раздеваться.
Питера она ничуть не стеснялась, и вместе с недавними объятиями это
подействовало на меня угнетающе.
Питер помог ей, потом достал из шкафчика у стены бело-голубую форму.
-- А ты чего стоишь? -- резко спросила меня Хелен.
Вдвоем мы помогли ей одеться. Ну и ситуация -- словно на сцене в
амстердамском борделе...
-- Мы с Хелен старые друзья, -- сказал вдруг Питер. -- Я ее летать
учил.
Я промолчал.
-- Потом однажды побился, думал умру...
-- Питер, это вовсе не нужно говорить, -- сказала Хелен, застегивая
куртку здоровой рукой.
-- Нужно. Что я, не вижу, как твой друг на меня смотрит? Я Сестре
обет принес, что если выживу... Так что не ревнуй.
Что сказать в ответ я не нашелся. Никогда не понимал всех этих
умерщвлений плоти.
-- Питер... -- укоризненно произнесла Хелен, и бывший летун замолчал.
Мы вышли из ангара, и пошли по следам. Планёр оттащили недалеко, к
самому началу длинной каменной дорожки. Сейчас над ним был растянут на
прочных жердях брезент, десяток солдат копошился, подвешивая под брюхо
трубы толкачей.
А еще происходило что-то совсем непонятное. Дальше по взлетной
дорожке, с обеих ее сторон, стояли две невысокие каменные башенки. И
сейчас две упряжки могучих тяжеловесов тащили от башенок толстые канаты.
Натужно, словно разматывая их с неподатливых барабанов.
-- Буксир у нас новый, подбросит хорошо, -- сказал Питер. -- Так что
побереги толкачи...
-- Питер, я летаю по-своему.
Он замолк.
Мы подошли к планёру как раз тогда, когда лошади дотащили канаты, а
толкачи были подвешены под крылатую машину. На вид планёр был такой же,
как прежний, разбившийся. Может быть -- чуть длиннее крылья, концы даже
высовывались из-под брезента и дрожали под струями воды.
-- Цепляйте, живо! -- крикнул Питер. Солдаты бросились к канатам,
облепили их как муравьи, принялись заводить за крюки в носу планёра.
-- Пусть буксируют на пределе, -- попросила Хелен. Питер жестом
подозвал солдата с флажками в руках.
-- Сигналь на башни, пусть на старте тормоза отпустят совсем!
Пока шла вся эта суета, пока цепляли тросы и проверяли трубы
толкачей, я чувствовал себя самым ненужным человеком в мире. Напряжение
нарастало, вот уже Хелен полезла в кабину, забросила туда свою сумочку,
выбралась, заглянула под планёр...
-- Быстрее! -- попросил Питер.
-- В машину, Иль... Ремень закрепи!
Хелен замолкла на полуслове. К счастью, никто на огрызок моего имени
не отреагировал. Я торопливо забрался на заднее кресло, уже привычно
скорчился, завязал на животе страховочный ремень. Эх, до чего ж
неудобно...
Летунья тоже закончила проверки. Села впереди, привязалась, повела
рукой, доставая из Холода маленький цилиндр запала. Теперь я смог его
рассмотреть хорошенько -- из черного полированного дерева, вроде бы
разборный -- посередке шла тонкая линия, словно выдавая резьбу.
Несколько металлических штырьков выступают из донца. И что в нем, в этом
запале?
Хелен закрепила сбоку карты, опустила правую руку на рычаг сбоку,
левой неловко подхватила рычаг управления. Крикнула в закрытое окно:
-- Давай, Питер...
Секунду ее друг медлил, и у меня даже мелькнула мысль, что Питер
велит солдатам отцепить тросы.... Нет, подчинился.
Планёр дернуло -- так резко, что я испугался за всю хрупкую
конструкцию. Мы рванули вперед -- тент, солдаты, Питер, машущий флажками
сигнальщик вмиг остались позади. Стекла кабины вмиг залило дождем, потом
ветер сорвал капли. Планёр несся все быстрее и быстрее, тросы с огромной
скоростью сматывались, исчезая в широких косых амбразурах башенок.
-- Сестра нам в помощь! Спаси и сохрани! -- крикнула Хелен. И от этой
запоздало тревожной молитвы меня обдало страхом. Вовсе она не уверена в
удаче, летунья Хелен...
Толчки прекратились. Тросы еще тянули нас вперед, но планёр уже
оторвался от дорожки и взмывал в небо. Еще через миг канаты отцепились.
Было невыносимо тихо -- тонкое пение ветра казалось наваждением. Внизу
мелькали мокрые серые камни летного поля, вмиг ставшие крошечными
строения. Вверху колыхалось низкое небо.
-- Держись, Ильмар!
Хелен коснулась запала. Как она ухитрялась все делать, со своей
сломанной рукой -- не представляю. Да и ногами она жала на какие-то
рычаги, словно ехала на модном бицикле.
Подо мной взревел толкач. Как барон Мюнгхаузен из сказки, оседлавший
сигнальную ракету, мы мчались на огненном коне...
-- Хелен, тебе же говорили экономить...
Я осекся. Нет, неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему
мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?
К счастью Хелен за ревом толкача и управлением планёром меня не
услышала. Делала она с машиной что-то странное -- задирала ее нос все
выше и выше, будто мы и впрямь были карнавальной шутихой, пущенной в
зенит.
-- Хелен... -- охрипшим от ужаса голосом прошептал я. Потом закрыл
глаза. Спокойнее не стало. Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в
то время как все чувства утверждали, что валимся вниз. Планёр
раскачивало и кидало из стороны в сторону. Наверное, мы сейчас воткнемся
в камни...
Я открыл глаза. Эх, надо было всю фляжку у Питера выпить... Прямо над
нами были тучи, и все приближались, приближались...
Словно услышав мои мысли Хелен вдруг сказала:
-- Питер сейчас ругается в голос. Он вообще в толкачи не верит...
Сглотнув комок, я сказал:
-- Скопцы -- они все трусоваты...
-- Что? Да не скопец он, просто дал обет избегать плотских
радостей...
Тучи приближались. Я попытался углядеть, далеко ли земля, но небо,
казалось, было повсюду.
-- Хелен, тучи...
-- Что "тучи"? Не бойся, это видимость одна, пар...
-- Знаю, не дурак!
Знать-то я и впрямь знал, еще с детства, учитель в школе многое
рассказывал про научный прогресс. Вот только поди поверь в то, что тучи
-- один пар, когда на глаз видно -- плотные, вязкие, будто грязный снег.
Врежемся -- точно застрянем! Или отскочим, и вниз... На пути с Печальных
Островов небо всюду было ясным, я об этой опасности и не думал, а
сейчас...
-- Хелен...
-- А хорошую байку я коменданту сплела? Вот и пригодился твой
дурацкий наряд. А ты и впрямь умеешь рисовать?
Я застонал от стыда. Хелен, как в прошлый раз Марк, отвлекала меня,
дурака, зубы заговаривала. Ей и так не сладко -- вон сколько рычажков
перед ней, циферблатов. Плечи так и ходят -- видно, нелегко рули
планёрные тягать, да еще со сломанной рукой. Работа летуна -- и мужику
не мед, а уж для женщины... для калечной... совсем немыслимо.
-- Хелен, не отвлекайся, -- попросил я. -- Я держусь.
Она ответила лишь через минуту, когда облака оказались совсем рядом.
-- Молодец, Ильмар...
Эта похвала придала мне силы. Сжав зубы я сдержал крик -- и когда
облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука.
Словно в мутную воду окунули!
За стеклами стало темным-темно, лишь сзади, от ревущего толкача, шел
оранжевый свет. А за пределами его -- серая муть, войлок...
-- Ильмар, ты как?
-- Ничего... -- прошептал я. -- Хелен, а выпить у тебя есть?
-- Там же, где и раньше. Тот карман -- для галет и фляги.
Я обернулся, нащупывая за креслом карман с продуктами. Ага...
После пары хороших глотков чуть полегчало. Я даже смог спокойно
взирать на серую муть снаружи. И впрямь -- пар, туман, одна видимость...
-- Хелен, зачем ты в тучи влетела?
-- Надо подняться выше облачного слоя.
Она дернула рычаг, планёр толкнуло, наступила тишина.
-- Что, сгорел толкач? -- спросил я.
-- Да. Молчи...
Казалось, Хелен всматривается, пытаясь найти в облачном молоке
что-то, ей одной понятное. Рука летуньи нависла над запалом. Собирается
еще один толкач поджечь?
-- Выходим... -- с явным облегчением проронила она.
И в тот же миг мир вокруг просветлел -- и мы вынеслись из облаков!
Я вскрикнул -- не от страха, от восторга. Это было так красиво...
человеку просто не дано видеть такую красоту.
Под нами тянулись облака. Сплошной пеленой, во весь горизонт. Только
уже не серые, тоскливые, а белые, будто снег. Под нами раскинулось
бесконечное заснеженное поле, холмистая равнина, которой никогда не
касалась человеческая нога. Причудливые завитки, застывшие фонтаны,
ленивые водопады облачной пены... А над всем этим -- ослепительное
голубое небо и яркое солнце.
-- Хелен... -- прошептал я. -- Как красиво, Хелен...
Облачное море под нами жило своей, неторопливой и размеренной жизнью.
Текли ленивые воздушные реки, крутились облачные омуты, снежной пылью
проносились прозрачные клочья тумана. По белой равнине неслось темное
пятнышко, легко перескакивая через самые огромные гряды. Мгновение я
вглядывался в него, пытаясь понять, что за птица взвилась над облаками,
а потом крикнул:
-- Хелен, это наша тень?
-- Да, -- летунья повернулась, по ее лицу скользнула улыбка. --
Красиво?
Я кивнул.
-- Люблю летать над облаками. Хотя это и опасно.
-- Почему?
-- Долго объяснять. Много причин, Ильмар. Например, лед.
Было и впрямь холодно -- но кутаясь в плащ, жадно вглядываясь в
невиданный облачный край, я этого не замечал.
-- А при чем тут лед? Неужели можно замерзнуть?
-- Посмотри на крылья.
Крылья стеклянно поблескивали. Действительно, их покрывала тонкая
корочка льда.
-- Это лишний вес. Крылья специально выкрашены сверху темной краской,
чтобы лучше грелись на солнце. Но мы сильно намокли, проходя облака, лед
тянет нас вниз. Мне придется сейчас сжечь второй толкач.
-- Давай, -- сказал я, садясь поудобнее. Страха больше не было,
смешно было вспоминать короткую панику. Рядом с Хелен, лучшей летуньей
мира, над чудесной облачной страной -- о плохом не думалось.
Второй толкач сгорел быстрее, или мне просто это показалось. Но мы
взмыли еще выше, белое море под нами сгладилось, стало почти ровным.
Воздух стал совсем холодным, обжигающим.
-- Как дышится? -- спросила Хелен. Голос ее как-то изменился, стал
