сдобренной рыбой, и миски. Стоял у дверей, поглядывал, как каторжники,
морщась, набивают животы, плеточку баюкал. Корабль слегка покачивало на
волнах, но лениво -- даже те, кто маялся морской болезнью, повеселели.
Отшумел уже, спуская якорь, кабестан, и совсем рядом, за бортом,
слышались приглушенные голоса. И то верно, не только нас, скот рабочий,
привезли, -- еще и провиант столичный для офицеров, оружие, одежду,
инструменты. Городок-то не такой уж и малый, близ гарнизона многие
кормятся.
-- Ну, пора! -- Шутник изобразил самую разлюбезную улыбку. -- Рад я
за вас, ворье несчастное. Честным трудом вину искупите -- обязательно
назад отвезу.
-- Не задерживайся только, -- буркнул Локи. Еще вчера мог бы и
плеткой за дерзость получить, а сегодня с рук сошло.
Шутник двинулся по трюму, останавливаясь у занятых коек и отпирая
цепь. Человек он был все же смелости отменной -- не побоялся в одиночку
снять оковы с двух десятков бандитов. Хотя, конечно, и то понимал, что
мы все знаем -- и палуба, и причал сейчас стражниками кишат.
Возле меня Шутник остановился, спросил:
-- Снять замок, или сам сумеешь?
-- Сними уж, -- попросил я.
Шутник покачал головой:
-- Чтоб такой как ты, и не сумел щепкой замок снять...
В груди у меня ёкнуло, но надзиратель открыл замок и прошел дальше.
Нет, ничего он не подозревает. Разочаровался, наверное, что Ильмар
Скользкий на поверку оказался так прост.
Ничего, потерпи, друг. Вскоре будет тебе спектакль...
Марк спрыгнул с верхней полки, потирая натертое цепью запястье. Как
всегда бывает с мальчишками, его сковали слишком туго, чтобы не вывернул
гибкую кисть из кольца. Но кровоточащий след Марка не волновал. Он
уставился на меня с таким заговорщицким видом, что я мгновенно
отвернулся. У Шутника все же чутье есть, не стоит Сестру гневить,
собственной глупостью на неприятности напрашиваться.
-- По одному, по одному вверх! -- крикнул Шутник. -- Двинулись!
Я шел пятым или шестым, за мной Марк. После десятидневного заточения
в тесном, душном и вонючем ящике сама возможность выйти из трюма
казалась чудом, неслыханным подарком. Все радовало -- и коридорчик, и
крутой трап, и -- вот оно, счастье! -- квадрат безоблачного неба в люке.
-- Проходи, не задерживай! -- рявкнули на меня с палубы. Щурясь от
ослепительного солнечного света, я поднялся, получил беззлобный, но
крепкий толчок в спину, и присоединился к группе каторжников.
Кораблик, на котором нас привезли к Печальным Островам, был
небольшой, но крепкий и чистенький. Палуба -- отдраена, паруса --
аккуратно спущены и уложены, всё на своих местах, всё имеет строгое
морское назначение и непонятное название. Если б не был вором, стал бы
моряком...
Десяток стражников, охраняющих нас, казался куда расхлябаннее
корабельных матросов. Даром что вооружены прекрасно -- и самострелами, и
бронзовыми палашами, а у одного даже пулевик в руках. Зато форма
грязновата, морды кислые и опухшие. Правды железом не скроешь.
Перед стражниками лежала бухта толстого каната. Все как заведено.
Это хорошо. На это и надеялся.
Отведя взгляд от охраны, я залюбовался островами. Глаза слезились, но
ничего, после тесноты трюма с удивлением вспомнилось, что есть на свете
расстояния и перспектива.
Печальных Островов -- три, но мы сейчас стояли у берега большего,
самого обжитого и самого красивого. Скалистые берега, поросшие сочной
зеленью, бурые холмы вдали, форт на огромном крутом утесе,
господствующем над бухтой, городок, прижимающийся к порту --
бестолковый, шумный и яркий. Вдали, в горах, поднимались дымы печей...
вполсилы, раньше куда сильнее дымило. Красиво было, и красиво той
умирающей, последней красотой, что я больше всего люблю... Посреди
города, как положено, вздымались шпиль церкви Искупителя и купол храма
Сестры-Покровительницы. Я ревниво отметил, что шпиль куда выше, и
вызолотка на дереве недавно обновлена. Эх, Сестра, жив буду -- принесу
подношение, нехорошо, что забывают тебя нынче... Корабль стоял у самого
причала, по перекинутым мосткам сновали туда-сюда грузчики, со
снисходительной ухмылкой поглядывая на нас. Ладно, еще посмотрим, кто
посмеется последним...
Выбрался Марк, поплелся, едва находя дорогу. Стражники похохатывали,
глядя на наши неуклюжие движения, и явно не ждали дурного. Кое-кто из
каторжников даже падал, это вызывало особенно бурное веселье.
А я наслаждался светом. Глаза уже привыкли, в моей работе без этого
нельзя. Грудь никак надышаться не могла сладким, чистым воздухом. Даже
ругань стражников улучшала настроение -- как-никак, новые люди, не эти,
опротивевшие за неделю, морды.
-- К канату, -- приказал наконец один из стражников. -- Давай, кто
смелый...
И Марк вдруг шагнул вперед.
Молокосос!
Мальчишка!
Я чуть не завопил -- "стой!", но нельзя было привлекать к себе
внимание. Никак нельзя.
-- Молодец, -- похвалил Марка стражник, пожилой и добродушный на вид.
-- Приказов слушайся, Искупителя чти, -- домой вернешься...
Он ловко набросил на шею мальчишке веревочную петлю, короткой
веревкой соединенную со второй петлей, совсем узкой. Выдернул из бухты
конец смоленого каната, продернул в маленькую петлю, заботливо
осведомился:
-- Не давит?
Марк покачал головой, и, конечно, затянул хитроумно увязанную петлю.
Стражники заржали.
Пожилой стражник ослабил узел, наставительно сказал:
-- Головой не дергай, удушишься... Следующий!
Придуманный план летел ко всем чертям. И все же, оттолкнув уже
шагнувшего вперед Локи, я пошел к канату. Молча дождался, пока мне на
шею оденут поводок, потом нагнулся, и стал бухту разматывать.
-- Эй, ты чего? -- удивился стражник.
-- Удушится мальчишка, если между двумя взрослыми будет стоять, --
объяснил я. -- Ему первому придется идти.
-- И впрямь... -- стражник зашарил взглядом по каторжникам. Видно
соображал, кого бы поставить сразу за Марком, чтобы ростом поменьше был.
Но каторжники как на подбор были рослыми. Я и впрямь казался самым
низким... особенно сейчас, когда старательно сутулился.
-- Ладно, вставай за ним, -- озабоченно сказал стражник. -- И
аккуратнее иди, задохнется пацан -- получишь плетей!
Теперь ни о какой добровольности не было и речи, маленький рост Марка
лишил стражников ожидаемого развлечения. Каторжников сортировали по
росту, поругивая судей, определивших мальчишку во взрослый этап.
Наверное Марк был прав, говоря, что попал на рудники случайно -- обычно
сюда ссылали крепких и рослых мужчин. Для детей есть наказания по силам
-- золотой песок на севере мыть, или в отвалах старых железных рудников
остатки руды выискивать...
Я встал за Марком, и, пользуясь общим шумом, прошипел:
-- Ты что творишь?
-- Сами же сказали -- между двумя взрослыми удушусь, -- шепотом
ответил мальчишка.
Врал он. Это только после моих слов оправдание придумал. А дело-то в
другом было -- не хотел нож из рук выпускать...
-- Тебе замок не открыть!
-- Сами откроете.
Я ждал, кипя от злости. Наконец, всех нас нанизали на канат, а концы
его зажали в деревянных брусках на тяжелые замки. Так... ключ большой,
бородка двойная, три прорези, поворачивается влево...
На двадцать секунд работы, если ножом. Много. Надо быстрее. Пусть
стражники здесь службы не чтут -- все равно, за двадцать-то секунд любой
заметит неладное.
-- Вперед, хватит бездельничать! -- когда все мы оказались на запоре,
тон стражников неуловимо изменился. Вроде та же насмешливость, но теперь
она стала злее, раздраженнее. -- Пошли!
И мы двинулись к трапу.
Глава вторая, в которой все бегут, но немногие знают куда и зачем.
Ох, нелегкое дело -- ходить на канате! Жесткий он, смоленый, лежит на
плече как шест, не гнется. Чуть замешкаешься, чуть ускоришь шаг, или,
того хуже -- в сторону подашься, -- петля дергается, грозит затянуть
шею. Если кто упадет -- может и убиться.
Неуклюжей человеческой гроздью мы развернулись поперек палубы, Марк
первым ступил на сходни. Шел он почти что на цыпочках, чтобы хоть как-то
ослабить натянувшуюся петлю. Сестра-Покровительница, Искупитель -- не
дайте ему упасть! И сам пропадет, и мне конец...
Не зря нас на канате водят, ох не зря! Могли бы в колодки забить,
куда надежнее, так нет! Только веревка -- напоминанием о позорной казни.
Чтобы почувствовали себя униженными, будто уже готовыми в петле
болтаться. Чтобы поняли -- каторга не сахар. Если мне помять не
изменяет, нас еще мимо площади Кнута проведут, покажут, как упрямцев
наказывают. Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать
прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи, и на
неполный год.
-- Шевелись! -- покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На лицо
добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк
взимать. Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу
почувствовал. Я голову опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник
поглядывал на меня, потом дальше вдоль ряда двинулся.
-- Зачем стал впереди? -- шепнул я Марку. Мальчишка, не оборачиваясь,
хоть на это ума хватило, ответил:
-- Я сам. Разрежу канат, и убежим.
-- Побрякушки себе отрежь! Ты смоляные тросы резал когда?
Марк покачал головой.
-- Его мечом с размаха не перерубишь! Лезвие завязнет!
Мальчишка сбился с шага. Провел ладонью по канату, обернулся. В
глазах теперь была растерянность, понял, значит. Потом коснулся
накинутой на шею петли. Стянуть-то ее нелегко, никто и не пытается,
удушишься, а вот ножом порезать -- запросто.
-- Только не вздумай поводок сечь, -- напомнил я то, что объяснял ему
вечером. -- Один далеко не уйдешь, надо чтобы все... сразу...
Конечно, иному дай нож поострее, да времени минут пять -- сможет
канат рассечь. Если сила немеряная, если Искупитель улыбнется, если
стражники глаза отведут.
Только не бывает такого, чтобы все сразу случилось -- и нож острый, и
умение великое, и сила дурная, и стражники подкупленные.
-- Я открою... замок открою...
Мимо нас прошел другой стражник. Глянул подозрительно, но спросил
спокойно:
-- Что разболтались, тля рудничная?
-- Страшно пацану, успокаиваю, -- сказал я.
На миг в глазах стражника появилось сочувствие. Не мне, конечно, а
мальчику.
-- А нечего разбойничать... -- самого себя одергивая, изрек он. --
Закон -- он для всех писан. Хватит болтать!
Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа скопилась.
Арбалетом помахал -- расходитесь, мол... Толпа, конечно, только на метр
и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по
улицам ходить. Своего развлечения островитяне не упустят.
-- Душегубцы! -- тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я таких,
истеричек с горящими глазами, сама, небось, каждый год в чреве плод
травит, потому и других обвинить всегда готова. -- Убийцы! Насильники!
Чтоб ваши руки-ноги отсохли! Чтоб у вас...
Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица -- покричала,
покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая.
Видно, на базар собралась. Шла бы с базара -- не пожалела бы мятой
помидорины или яйца давленого...
-- Замок тебе не открыть, -- сказал я. -- Слышь, Марк? Тут умение
нужно.
Молчал он. Сам все понимает, сопляк.
-- Чуть вперед подайся, -- велел я. -- Чтобы брус тебе на плечи лег.
-- Поймут...
-- Что плетешься как вошь! -- завопил я в полный голос. И пнул
мальчишку по заду. Марк дернулся, рванулся вдоль каната, прижался к
