быть,-- бережно зарыть его на невообразимом Поле Чудес. И идти сдаваться.
Зерно пылало в ладони. Я торопливо прикрыл его. Негромко сказал:
-- Крекс, фекс, пекс... Тебя зарыть?
Огненный кусочек Тени молчал. Он не привык отвечать. И Ник Ример тоже
затаился.
-- Ты ведь нам нужно,-- сказал я.-- Ну пойми.... И ты, Ник... вы-то
живете, и вас голыми руками не взять. А Землю никто не защитит. Кроме
меня -- никто.
Они молчали -- потому что боги не снисходят до людей, а мертвым очень
трудно спорить с живыми.
Высоко в небе родился -- и ушел за горизонт звук. За моим кораблем
спешила погоня.
-- Будем считать знаком...-- сказал я.-- Будем считать разрешением...
Куалькуа, я смогу пролежать под снегом до темноты? Обеспечишь тепло?
_Да_.
Коротко и по-деловому. Я окинул подозрительным взглядом снег. Уже
никаких следов, кроме вмятины под ногами, где спасший меня амортизационный
кокон коснулся земли. Опустившись на колени, я стал зарываться в сухой,
рассыпчатый снег. Глубже... до самой земли. Не знаю, как это выглядело со
стороны, но все лучше, чем торчать на чистой белизне.
Куалькуа не подвел. Холода я и впрямь не чувствовал. Только стучало
сердце -- так, что, пожалуй, не уснешь, и кожа горела. Симбионт не стал
отращивать на мне шерсть, чего я втайне опасался, а просто увеличил
кровоток. Ну и, похоже, усилил выделение тепла. Вот она, лучшая диета,
лежать в снегу. К вечеру сожгу килограмма три собственной плоти...
Так, зарывшись в снег, я и стал ждать.
Временами я все же задремывал, проваливался в сумбурные, беспокойные
видения. В них меня заставляли куда-то идти и что-то делать. Мир был
искаженным, замкнутым, похожим на цепь холодных, низких пещер. Я бродил по
ним, не находя выхода, мучаясь от собственного бессилия, а время -- скупо
отведенное мне время, истекало. Потом я просыпался, шевелился в подтаявшей
снежной пещерке, поднимал лицо с ладоней. Одна ладонь пульсировала алым,
Зерно светило сквозь кожу. Я выглядывал из снега, чувствуя себя страусом,
надежно зарывшим голову в песок.
Но вокруг никого не было. Здание интерната казалось безжизненным. А
почему бы и нет, кстати? После случившегося, когда обнаружили смерть
Наставника Пера -- вполне могли всех эвакуировать. То-то будет
радости -- наткнуться на следственную группу из суровых регрессоров...
Я вновь нырял в снег и пытался уснуть. День тянулся нестерпимо медленно.
Наверное, скаут уже сбили. Удастся ли Геометром дознаться, что в кабине не
было пилота? Не станут ли они прочесывать всю трассу полета, они же знают о
возможности "десантирования"? Столько вопросов, и никаких ответов. Я
говорил сам с собой, звал Ника Римера, прячущегося в моей душе, задавал
куалькуа бесцельные вопросы. Но от себя я не мог услышать ничего нового,
Ример молчал, а куалькуа отделывался односложными ответами, словно и его
что-то терзало. Иногда мне казалось, что все произошедшее, Маша и Данилов,
оказавшиеся сотрудниками ФСБ, Тень, объединившая полмиллиона планет, дед,
умерший и получивший новое, молодое тело -- это все сон. Болезненный
бред... а на самом деле я бежал из концлагеря Геометров и теперь замерзаю в
снегах. Может быть, и Петра Хрумова никакого нет и не было, а
я -- сумасшедший регрессор Ник Ример, поднявший руку на своего Наставника и
наказанный по заслугам...
Тогда я открывал глаза и смотрел на огненное Зерно. Оно было реальным,
реальнее заледеневшей снежной корки вокруг меня, реальнее красной от
прилива крови ладони, на которой лежало. Зерно -- вот главное, а я... а я
лишь ходячий придаток, что принес его в этот мир.
А потом все-таки пришло мгновение, когда я вынырнул из снега и увидел,
что багровый диск Матушки заползает за горизонт. Солнце тоже было Зерном,
могучим и безучастным, и оно тоже разгоняло обморочный морок.
-- Отпусти меня, Ример...-- попросил я.-- Отпусти меня, Тень...
отпустите меня...
Мне хотелось заплакать. Я не знал, должен ли делать то, чего хотел
Ример, и даже не понимал, хочет ли он еще этого. Не зря же исчез. О чем бы
он ни мечтал, какие бы стихи ни сочинял в одиночестве, но он -- плоть от
плоти этого мира. Он был вправе отдать ему Врата. Он был вправе вернуть их
мне. Только Ример мог решить, чья родина войдет в Тень.
Пускай все кончится быстрее. Как угодно, но быстрее. Может быть, я так
же свободен, как корабли Геометров. Такая же марионетка, как мальчик Дари.
Так же счастлив, как Ник Ример. Пусть все кончится.
Я поднялся на ноги. Меня слегка мутило -- борьба с холодом не прошла
даром. Но уже стемнело, и начинался снегопад... надо было идти. Что бы ни
ждало впереди.
Пробираться через водовод -- глупо. Но я не знал другого входа в купол.
Конечно, если Геометры поняли, как чужак проник в интернат, то водовод
перекрыт или напичкан аппаратурой слежения... уже подойдя к прозрачному
куполу, я остановился, размышляя.
Снег лупил все сильнее. Будто вчера я тут был... вчера? Нет. Целую
неделю назад. Вечность.
Мне уже было все равно.
Я нашел знакомую будочку, сейчас совсем утонувшую в снегу. Разгреб
сугроб, каждый миг ожидая щелканья капкана или вспышки парализующего луча.
Нет, ничего. Дверка, ручка. Я потянул, услышал гул несущегося потока. Ну
вот, повторим историю как фарс.
И все же, нет ли иного пути? В здание ведут три двери... впрочем, мне
они не поддались. Возможно, в образе Наставника Пера я сумел бы их открыть,
но Пер мертв. Наверняка отпечатки его пальцев уже выведены из памяти
замков.
Будь что будет.
Я вполз внутрь, прикрыл дверь и прыгнул в воду. Поток встретил меня как
старый друг -- теплом и приятельскими похлопываниями. Меня потащило по
узкому туннелю. Ну! Неужели вы такие беззаботные, Геометры?
Меня вынесло в маленький круглый зал и бросило на решетчатый пол. Вода с
гулом обмывала меня, уносясь дальше по водоводу. Я лежал, озираясь. Никого
нет. Да в чем же дело?
И в душу мне начало закрадываться робкое подозрение.
Немыслимо. Невозможно.
Но они могли до сих пор не найти тело Наставника Пера!
Они до сих пор не числили его среди мертвых, а меня -- среди живых!
Кто вправе контролировать Наставника? Он же вне подозрений! Если
Наставник Пер решил покинуть интернат -- это было глубоко выстраданным и
абсолютно личным решением. Вернется и объяснит. Правда, меня видела
Катти... причем видела и в обличии Ника Римера, и в облике Пера, и в моем
собственном. Неужели ей не поверили? Неужели она не рассказала о
случившемся?
Невероятно.
Погоня за моим скаутом -- тоже все вполне объяснимо. Приближается
корабль, уверяя, что внутри -- регрессор Ник Ример. А ведь всем известно,
что регрессор Ример погиб, находясь на лечении.
Странно... нелепо... и очень возможно.
Я подошел к отверстию водостока. Постоял под тугой широкой струей.
Апатия и безразличие проходили, смывались холодным душем.
Давай, Петя... пройди этот круг до конца.
Цепляясь за холодные скобы, я поднялся из фильтрационной камеры. Повис
под люком, неловко выгнувшись и вслушиваясь.
Вроде бы тихо. Иногда чудится звук, но едва-едва, так невнятно, что это
скорее кровь шумит в висках.
Я откинул люк, получив пригоршню земли за пазуху, и выбрался в купол.
-- Ой...
Легкая тень метнулась прямо от моего лица. Я едва удержался от первого
желания -- схватить и удержать.
Так всегда. Проще всего хватать и держать.
Вместо этого я разжал ладонь, и оранжевый свет Зерна разогнал тьму.
Рыжий мальчишка, пятившийся от меня, наткнулся на дерево и замер,
неловко нащупывая руками дорогу. Я узнал его сразу, и что-то во мне
дрогнуло.
-- Тиль, не бойся,-- тихо попросил я, окончательно выбираясь из люка.
Ногой сдвинул крышку на место. Мальчик проследил мое движение, но без
всякого удивления.
Наверное, все дети интерната знают эту Великую Тайну -- фильтрационную
камеру водовода.
-- Я не боюсь,-- в тон мне, вполголоса, ответил мальчик.-- А кто вы?
-- Страшный подземный дух.
Он неуверенно улыбнулся.
-- Только не кричи, а то я рассыплюсь и обернусь гнилой
корягой,-- попросил я. Сел на корточки. С детьми -- как с собаками...
простите меня, духи Песталоцци и Макаренко. Нельзя доминировать. Нельзя
давить ростом.
Особенно, если выбрался среди ночи из-под земли, мокрый, грязный и со
зверской решимостью на лице.
-- Я не буду кричать. Я не боюсь.
-- А почему ты плакал?
Тиль быстро вытер глаза рукавом рубашки. Но ответил спокойно, хоть и
чуточку досадливо:
-- Сами не знаете? Бывает... что плакать хочется.
-- Знаю, Тиль,-- согласился я.-- Глупый вопрос. Извини... что помешал.
-- Ничего,-- мальчишка тоже присел на корточки, но приблизиться не
спешил.-- А кто вы? По правде?
-- Мокрый и голодный бродяга. Шел по улице бродяжка, посинел и весь
дрожал. Знаешь?
Нет, он, конечно же, не знал. Нет у Геометров замшелых святочных
историй. Тиль смотрел на меня, словно пытался отыскать в лице знакомые
черты. Только откуда ему знать сгинувшего регрессора Ника Римера...
-- Вы Наставник?
-- Нет. Честное слово -- нет.
Он кивнул -- поверил. Любопытство и опасение боролись в нем с
вежливостью. Любопытство победило, как всегда.
-- А кто вы?
-- Инопланетный разведчик.
Секунду мальчик молчал. И все же эта версия была для него куда ближе,
чем злой подземный дух.
-- Инопланетный?
-- Совершенно верно.
-- Регрессор или прогрессор?
-- Просто разведчик. Наблюдатель.
-- Так не бывает,-- Тиль покачал головой.-- Это же все знают.
Невмешательство невозможно по этическим принципам, закон Гарады-Рица...
Он вдруг успокоился.
-- Вы Наставник. Вы меня проверяете. Я знаю, это урок. Урок этического
выбора, как я поступлю...
-- И как же ты поступишь?
Тиль, кажется, перестал бояться. Сдвинулся ближе, елозя по земле. Его
светлые брючки были уже безвозвратно испачканы, но Тиля это не смутило.
-- А тут сложное решение,-- азартно сказал он.-- Ну... как доказал
Гарада... если иная цивилизация исповедует отличную от нашей этику, то она
не станет вмешиваться. Возможен примитивный силовой конфликт из-за раздела
сфер влияния, или добрососедские отношения. Вмешательство просто никому не
нужно. А вот если этика близка, то невмешательство становится
неприемлемым... никто ведь не может смотреть, как страдают его братья.
Вмешательство делается оправданным. Я правильно говорю?
-- Правильно,-- согласился я.-- Невозможно не вмешаться.
-- Но потом Риц вывел следствие... что допуская возможность помощи иным
расам, мы должны быть готовы к аналогичным действиям в отношении себя...
Эта... ну... Неправильная Аксиома!
-- Почему неправильная?
-- Потому что неправильная! -- удивился Тиль.
-- А почему аксиома?
-- Ну она же неопровергаемая!
Я усмехнулся. Мир неправильных аксиом и логичных ошибок. Ты почти мой
мир.
-- И как ты поступишь? Исходя из закона Гарады-Рица?
Тиль засопел, стирая с мордочки последние следы недавних слез.
-- Не знаю. Я должен сообщить о вас взрослым. Потому что вы
инопланетный разведчик и можете попытаться нас изменить. Но тогда я нарушаю
следствие Рица... получается, что мы заранее отказываем будущим друзьям в
свободе этики...
-- Ты знаешь,-- доверительно сообщил я,-- тут хорошо поможет принцип
Меньшего Зла. Или принцип обратимости правды. Очень легко доказать себе
все... все, что захочется.
У Тиля загорелись глаза.
-- Вы -- регрессор! -- радостно сказал он.-- Я знаю, я читал учебники.
Это принципы регрессоров!
От волнения он чуть ни схватил меня за руку, но в последнюю секунду все
же остановился. Я мог быть регрессоров, героем детских фантазий, но все же
я -- не Наставник.
-- А вы к нам пришли, чтобы... нет, я молчу!
