Сказал ни к кому не обращаясь:
- В валютном брал...
- За мной, - успокоил я его. - Граф, мне нужна пустая комната.
Граф кивнул. Подхватил Доса, потянул из кухни. Парочка и третий
парнишка смылись еще раньше.
- И что это значит? - отстранившись от меня спросила Ада.
Я жадно разглядывал ее. Похожа. Но той девчонке сейчас лет
восемнадцать. Ада старше.
- В тебя можно влюбиться? - выделяя каждое слово спросил я.
Ада пожала плечами.
- Это твое дело. Рискни...
...И что-то словно раскололось. Похожие черты стерлись. Обаяние
исчезло. Рядом сидела обыкновенная двадцатилетняя девушка, в меру
красивая, в меру наглая. С крашенными в модный цвет волосами. В
сексопильных шортиках, сооруженных из старых джинсов.
Та девчонка ответила бы по другому. Не знаю как, но не так
деланно-небрежно, с видом роковой женщины, прошедшей огонь, воду и медные
трубы.
- Пить ты мне разрешаешь? - грубо спросил я, и потянулся за бутылкой.
Ада кивнула. Я глотал водку прямо из горлышка, не чувствуя струи
обжигающего пламени на губах.
- Оставь, - попросила Ада.
Я протянул ей бутылку с плещущей на донышке водкой. Вдохнул полной
грудью. Рот, горло, пищевод - все словно загорелось, налилось жгучей
тяжестью. В сознании мелькнула четкая, предупреждающая мысль: "через
полчаса я отключусь".
Я посмотрел на Аду. Она допила водку так же я - из горлышка. И
ничего, сидела спокойно, заложив ногу за ногу. Я вдруг заметил, что ноги
покрыты редкими волосиками. Несильно, да еще и старательно обесцвеченными,
но...
"Что может быть страшнее волосатых женских ног? Волосатая женская
грудь."
С грудью мы разобраться успеем.
- Ты про меня слыхала? - спросил я, чувствуя, что язык повинуется с
некоторым трудом.
Ада кивнула.
- Да. Ты Сергей-Серж. Держишь весь район, а мог бы держать и город.
Каратэист. Инструктор рукопашного боя в спортклубе.
- Что еще? - требовательно спросил я.
- Воевал где-то на юге, с сепаратистами. Был ранен в Каспийском
десанте. Учился в меде, бросил. Сейчас восстанавливаешься.
Ничего себе, известность...
- Еще, - почти закричал я.
Ада помолчала.
- Ты никогда и никому не признавался в любви. Даже тем, с кем спал. А
их было немало. Говорят, что лет пять назад, еще при Союзе, ты спас от
бандитов девушку, и полюбил ее. Она подарила тебе кольцо, которое ты с тех
пор носишь. Это оно?
Я поднял правую руку - нестерпимо тяжелую и неуклюжую. На безымянном
пальце тускло желтело кольцо. Бледной искоркой светился вдавленный в
золото крошечный бриллиант.
- Ему не нравится, - тоскливо сказал я. Голову застилал колеблющейся
туман, перед глазами все плыло. - Видишь, как оно потускнело? Я делаю
дрянь, я ведь себя как свинья...
Приблизив лицо к Аде, я шепнул:
- Ты на нее похожа, ясно? Снаружи..
Ада понимающе кивнула.
- Я поняла. Ты ведь ни у кого не отбивал девчонок. Они сами к тебе
липнут.
- Ты про меня все знаешь, - задумчиво сказал я. - Давно за мной
охотилась? Я же в тебя не влюблюсь...
- Мне нравятся сильные мужчины, - она тряхнула челкой. - Те кто
сильнее меня.
- Кто подавляет твою волю... Кому хочется подчиняться. Мне жаль тебя,
Адка, - как в бреду прошептал я. Комната исчезла. Был лишь неяркий свет,
вязнущий в сигаретном дыму. и девчонка с хищными глазами. - Хочешь, чтобы
я тебя взял? Ладушки, возьму...
- Прямо здесь? - иронично спросила она.
- Да.
Я подцепил пальцами поясок на шортах, дернул.
- Снимай!
Она соскочила с подоконника. Секунду глядела на меня - показалось,
что Ада сейчас двинет мне по морде, и уйдет... А я брошусь вслед,
захлебываясь в оправданиях, в пьяной вере, что все-таки нашел ее, девчонку
из детского сна, из первой любви...
Ада расстегнула пуговицу на шортах, с треском развела молнию.
Стоптала шорты, оставшись в кружевных белых трусиках.
- Дальше! - сползая с подоконника велел я. - И блузку...
2. ЗОВ
Я проснулся к полудню. Раскалывалась от боли голова. Во рту
пересохло, губы покрылись сухой белой гадостью.
А еще мне было нестерпимо стыдно. За избитого в ванной парня. За
пижонство с сигаретами. За опозоренного Ромку.
За синеглазую симпатягу с коротким именем Ада.
Я посмотрел на кольцо - оно казалось скорее серым, чем желтым.
Бриллиант походил на стекляшку.
- Я сволочь, - вставая со скомканной простыни прошептал я. - Сволочь,
которая держит район. Сволочь, которая учит сопляков драться, и
заколачивает на этом деньги.
По пути в ванную комнату я включил магнитофон, и квартиру наполнил
грохот электронной музыки. Старина Жан-Мишель Жар старался вовсю.
Холодный душ. Потом - горячий: тугие струи кипятка, бьющие из гибкого
шланга. И снова - ледяная вода под предельным напором.
Я замерз и обжегся. То постанывал от удовольствия, то визжал от боли.
Потом, не вытираясь, вылез из ванны, прошел на кухню, поставил греться
чайник. Квартира была пуста - родители давно ушли на работу. Мои хорошие
родители, гордящиеся хорошим сыном.
- Я сволочь, - повторил я. - Но тебя так трудно ждать. Так долго... Я
и правда тебя люблю. Хоть и не знаю ничего, даже имени.
Залив кипятком две ложки растворимого кофе, я уселся с чашкой за
стол. Вскрыл пачку сухого галетного печенья. Есть не хотелось, наоборот,
подташнивало. Но я по опыту знал, что после еды станет легче.
Попивая кофе я украдкой посмотрел на кольцо. Металл ожил, налился
чистой янтарной желтизной. Прозрачный кристаллик, который я привык считать
бриллиантом, начал блестеть.
Иногда мне казалось, что именно кольцо не позволяет забыть давнюю
встречу в парке. Странное это было кольцо - меняющееся в зависимости от
моего настроения. Сейчас, после мысленного покаяния, оно стало нормальным,
красивым золотым кольцом. А камень поблескивал даже ярче обычного.
Гораздо ярче.
Я полюбовался переливами света на маленькой крошке углерода, которую
чудовищное давление и жар превратили из черного угля в сверкающий алмаз.
Если кольцо было случайным подарком незнакомому спасителю, то
странная девчонка была дочерью миллионера. Вряд ли я снова увижу ее.
Наверняка не встречу никого похожего.
И все же - здорово, что она была. Смеющиеся синие глаза. Мягкие
пальцы, смывающие боль. И настойчивый вопрос: "В тебя можно влюбиться?"
- Да, - ласково произнес я, глядя на кольцо. - Да.
- Ты все еще ждешь?
- Да.
- Ты придешь, если я попрошу?
- Да...
Меня подбросило со стула. Да нет же, я соскочил сам. Я уже не
вспоминал. Не болтал сам с собой.
В гулкой тишине, особенно ощутимой после доигравшей кассеты, я слышал
ее голос. И вовсе не такой, как в мечтах - спокойный и по-детски
беззаботный. Голос дрожал, словно от страха или боли. Он был неуверенным и
тихим. И в то же время - стал тверже и серьезнее. Девочка выросла.
И вспомнила обо мне!
- Ты не боишься? Это очень далекий путь.
Я покачал головой. Наступила тишина. Голос исчез. И вдруг до меня
дошло, что она может и не видеть моего жеста.
- Я не боюсь.
Теперь я понял, откуда шел голос - из кольца. Так вот ты какой,
драгоценный подарок...
- Время уходит, и надо спешить. Подумай еще раз - ты не пожалеешь? Я
зову тебя в иной мир, на другую планету.
Наверное, я догадывался об этом всегда. В душе не мелькнуло даже тени
удивления. Не было и страха. Жалеть этот мир? Пьяные лица Графа и Доса?
Два года армии, проведенные в частях спецназа? Вечерние разговоры
родителей - какой прекрасной была наша страна до распада, при Лене...
Еженедельный мордобой на незримых границах, делящих город на подростковые
районы?
- Я приду. Я не пожалею.
Пауза. Молчание, белое и похрустывающее, как стерильный медицинский
халат. Секундная пауза в разговоре двух миров.
- Скажи, ты и правда... помнил меня?
Ее голос превратился в едва слышный шепот.
- Да... - я растерялся.
- Со мной беда... Большая беда. Ты - последний шанс для многих
тысяч... людей. Так получилось. Древний обычай стал преградой на пути зла.
- Я не понимаю, - беспомощно произнес я, - объясни, что случилось?
- Время уходит. Ты понимаешь, что можешь погибнуть?
- Да... наверное.
- Ты придешь?
- Да! Но как?
- Сейчас я разобью камень нашего кольца. Он - ключ, закрывающий
туннель. Барьер исчезнет, и ты придешь. Но я не знаю, кто встретит тебя на
моей планете - враг или друг.
Почему-то меня удивили слова о "нашем кольце". И так же быстро, как
появилось, непонимание рассеялось. Я неожиданно понял: на ее руке - то же
кольцо, что и у меня. Кольцо раздвоено, разделено на два мира.
- Я иду, - просто сказал я. - Иду.
Камень в кольце вспыхнул ослепительной белой искрой. Зеркальные грани
покрыла паутинка трещин. Еще мгновение - и он исчез совсем. А кольцо
окутало золотистое сияние. Тонкой невесомой пленкой оно растеклось по
руке, скользнуло по телу, охватило меня мерцающей пеленой.
И мир вокруг исчез.
Я падал. Нет, скорее летел, в невесомости, в бесплотной желтизне,
сладкой как мед и теплой как янтарь. Меня раскачивали на огромных нежных
ладонях, меня убаюкивали ласковые прикосновения. Мир был пропитан теплом и
покоем, в нем не осталось места для страха или боли. Приветливые голоса
шептали что-то доброе, напевали бесконечную гипнотизирующую мелодию.
Призрачные тени стремились ко мне, повинуясь едва осознанным мыслям. Тело
словно разрасталось, заполняя собой весь этот нереальный мир, превращаясь
в прозрачный, солнечно-желтый, пахнущий лимоном и мятой, дым; в облачко
апельсиновой пыли; в бриллиантовый дождь, падающий на огромный золотистый
круг.
И вдруг, довершая магическое очарование полета, на меня обрушилась
волна нестерпимого, сладострастного, выворачивающего тело наизнанку
наслаждения. Я бился в судорогах, пытаясь удержать последние, ускользающие
крупицы дурманящего нечеловеческого удовольствия. Но янтарный туман уже
исчезал, рассеивался, гас...
Я очнулся.
Самым неприятным оказалось то, что выйдя из ванной я не удосужился
одеться. Теперь, когда я лежал ничком на каменистой, усыпанной острыми
камешками земле, нагота причиняла мне нестерпимую боль. Переход от
наслаждения к страданию оказался так резок, что на несколько мгновений я
потерял способность думать и двигаться. Хотелось сжаться, замереть, впасть
в сонное оцепенение. Но именно этот контраст помог мне прийти в себя,
забыть сладостный бред гипертуннеля.
Первым движением я осторожно отжался от земли. Впившиеся в тело
камешки посыпались вниз. Резким толчком я поднялся, замер, рефлекторно
принимая боевую стойку.
Вокруг до самого горизонта тянулась каменистая степь. Ни пучка травы,
ни кустика, ни деревца. Ни единого голубого пятнышка воды. Бурая равнина
под безоблачным, но непривычно темным небом. И дышится... не по-земному.
Воздух словно профильтрованный, ни малейшего запаха. Даже пылью не пахнет,
а уж это, по-моему, для степи - обязательно. А солнце в небе обычное,
желтое, как дома,
- Похоже, залетел, - прошептал я самому себе.
Куда ты позвала меня, девчонка из детского сна? Куда забросило,
магическое кольцо, неизменный талисман, драгоценная игрушка?
Со смешанным чувством стыда и злости я посмотрел на себя. Голый
атлет. Не дай бог, наткнусь сейчас на женщину. Позора не оберешься...
Не дай Бог, ни на кого не наткнусь. Сколько суток человек живет без
